Де Сигиньяк, не без труда, узнал в высоком мужчине, которого он не имел возможности разглядеть ночью, на дороге, де Любертона, с которым его свела судьба в городке Бюзансе, во время той страшной резни, когда погиб де Самойль. Нормандец заметно прихрамывал, что свидетельствовало о тяжести ранения полученного в кровавой схватке в тот роковой день, в злосчастной таверне.
Поймав на себе взгляд анжуйца, он едва заметно кивнул, на что де Сигиньяк ответил легким поклоном.
Во время разговора с де Любертоном, де Рамбитур, соглашаясь, кивал головой, тыча пальцем в карту, начертанную прямо у его ног. После непродолжительного обсуждения, нормандец удалился, а трое прибывших с ним молодцов, присоединившись к кардиналистам, окружив сержанта, выслушивали его распоряжения.
– Господа, эта дорога, ведет в логово заговорщиков. Вон там…
Он указал пальцем в сторону огромного вяза, высочившего на опушке, словно предводителя несметного воинства деревьев, частоколом растянувшихся за его могучей кроной.
–…крепость Кро, которая с минуты на минуту подвергнется штурму. Кто бы ни ехал по дороге, должен быть остановлен и арестован. В случае сопротивления, не щадить никого.
Сержант осмотрел свою крошечную армию, и, не узрев ни возражений, ни колебаний, скомандовал:
– Вы трое останетесь со мной, остальным расположиться по ту сторону дороги. Зарядить оружие, будьте наготове. С Богом, господа.
ГЛАВА 10 (69) «Брюгге»
ФЛАНДРИЯ.
Сколь невозможно изменить того, чего не существует, столь бесполезно переубеждать человека, не имеющего твердых воззрений. Это всё равно, что попытаться напиться из пустого сосуда, вознамерившись осушить его порожнее чрево. Тому, кто лишен убеждений, можно лишь, используя нехитрые логические построения, настойчивость и последовательность, навязать свои взгляды, обратить в свою веру или призвать к союзничеству растолковав определенные позиции и принципы. Подобные чистому листу персоны, для теоретиков, священников, политиков и проповедников всех мастей и конфессий, являются важнейшим объектом, предметом дележа, если угодно, стадом, которое лучше обречь на уничтожение, чем уступить конкурентам, желающим, во что бы то ни стало подчинить его собственным догмам. Но для того, что бы манипулировать толпой, как и отдельными людьми, из которых, впрочем, и состоит скопище, нужно проникнуть в их суть, точно установив круг чаяний и интересов, определить «слабые» места, без чего невозможно протиснуться в доверие и добиться желаемого результата.
Отчасти подтверждением всему сказанному выше, является пройдоха Дордо, усвоивший на протяжении непростого, жизненного пути сии незамысловатые истины, что позволило ему в один момент, обратить в союзники метра Бодуэна Кююля руководствующегося лишь алчностью и страхом. Хитрый капрал, словно виртуозный музыкант, умело настроив инструмент, заставил звучать его в нужной тональности.
Таким образом, с помощью «верного» трактирщика, под покровом ночи, желтый рыдван бесшумно покинул постоялый двор «Гусиная шейка», унося во мглу ночи «агентов императора», оставив не у дел их преследователей.
Но удачное предприятие не стало поводом для самообольщения капрала и его хозяина, ведь группа всадников, зная конечный пункт следования беглецов, могла с легкостью догнать улизнувшую карету, поэтому было принято решение следовать проселочными дорогами, избегая широких трактов и больших городов.
И вот, наконец, преодолев остаток пути, желтый рыдван, беспрепятственно достиг маленькой деревушки на берегу реки Роя, что питала своими водами множество каналов, раскинувшегося неподалеку города Брюгге. Пространство великолепного Брюгге, сжатое крепостными стенами, исполосовали бесчисленные рукава, наполненные влажной глазурью, поблескивая на солнце, словно сверкающие магистрали, впрочем, как и прочие города Нижних земель1, что и послужило подсказкой для предусмотрительного Дордо, в голове которого зародился хитроумный план.
Оставив экипаж на берегу, под надзором возницы Люмье, Буаробер и Дордо, тут же в деревне, наняли четырехвесельный ял оснащенный косым парусом, с которым ловко управлялся старик фламандец, согласившийся за умеренную плату переправить французов в Брюгге, а затем вернуть в родную деревню.
Парус поймал ветер и просторная бескилевая лодка, легко и проворно заскользила по водной глади. Вдалеке, на фоне серого неприветливого неба чернели величественные башни древнего Брюгге, неясные очертания которых, заставили путешественников почувствовать легкое волнение, непременно возникающее в минуты приближения к долгожданной цели. Уже совсем скоро ялик достиг высочивших на травянистых холмиках мельниц, чьи деревянные лопасти вертел доносящийся с моря ветерок. Гряда ветряков, словно неусыпные стражи, окружали город, повсеместно встречая путников устремившихся в Брюгге, как по суше, так и по воде.
Вечерело. После заката, прохлада, доносившаяся с воды, превратилась в промозглую пелену, нависшую над набережными невидимую морось, покрывшую холодными каплями борта, шпангоуты, мачту и деревянный настил, покрывавший дно суденышка. Выбраться из города до рассвета не представлялось возможным, что, впрочем, было учтено планом капрала, поэтому все трое путешественников, закутавшись в плащи, как нахохлившиеся на морозе птицы, прильнув к влажным бортам, постарались, хоть на несколько часов, предаться сну.
Храп старого фламандца и стоны измученного дорожными невзгодами Буаробера не позволили капралу погрузиться в глубокий сон. Пикардиец, в полудреме, сжимая под плащом рукоятку пистолета, время от времени открывал глаза, пытаясь пронзить взором непроглядную мглу, окутавшую изогнутые спины мостов и ряды стройных фасадов домов с уступчатыми верхушками, нависшими над черной водой.
Никогда ещё Дордо так не ждал утра. Его руки и ноги затекли от полного окоченения, будто паралич разбил тело несчастного пикардийца. От холода зуб не попадал на зуб. Одежда набралась влаги, заключив капрала в объятия сырости, словно опустив в мокрый мешок. Изнемогая от судороги, сковавшей члены, он встал на четвереньки на дне лодки не в состоянии подняться на ноги. Кряхтя и причитая, Дордо пополз на храп хозяина посудины, полагая, что сей правильно выбранный курс не позволит ему вывалиться за борт, а подобный способ передвижения даст возможность, вскорости, обрести былую гибкость конечностей. Провисшие от сырости поля шляпы застилали толстяку глаза, поэтому свистящие хрипы, вырывающиеся из глотки рыбака, служили единственным ориентиром в непроглядной тьме. В столь нелепой позе, во время неспешного шествия застал его набат со стороны базилики Святой крови Христовой, возвестивший пятью раскатистыми ударами о приближении утра. Звон колоколов внезапно вырвал из объятий сна старого фламандца, заставив открыть глаза, и увидеть нечто непонятное, медленно и зловеще, в густом мраке, надвигающееся на старика, от чего у рыбака кровь застыла в жилах. Но тяжелая, переполненная невзгодами жизнь крестьян лишь обостряет чувство самосохранения, не позволяя потерять самообладания даже в момент внезапной опасности. Узрев в ночной мгле непонятный силуэт, напоминающий большую морскую черепаху, что медленно с неотвратимой угрозой приближается к нему, старик, не раздумывая, схватил весло и, что было силы, перетянул им неопознанное существо. Сколь велико было его удивление, когда из-под непроницаемого панциря, оказавшегося всего лишь мокрыми складками тяжелого дорожного плаща, послышалась брань на чистейшем шти2, рассыпая проклятия на его седую голову:
