Крюк внимательно слушал Ловкача.
– А ведь и я времени зря не терял.
Он, криво улыбнувшись, подмигнул товарищу.
– Я нашел дом этого приора, или кто он там, господина Буаробера. Того месье которого предлагал общипать Гаррота. Домик и вправду невдалеке от Шатле, но местечко тихое, можно рискнуть.
Тщательно пережевывая кусок вареной телятины, Крюк оставался невозмутимым.
– Стоило бы денек другой понаблюдать за домом, не разобравшись, что к чему лезть опасно.
Крюк кивнул, наполняя кружки вином.
– И вот ещё, что…нам двоим много не унести, нужен кто-то ещё. Какой-нибудь простак, который не войдет в долю. Тот, кому можно заплатить пару монет и он отвалит. Кто-нибудь не из наших…
В это миг послышался голос, прорезавшийся сквозь трактирный гомон, и перед молодцами предстал беззаботный и веселый Гаспар. Он хлопнул ладонью по столу, вследствие чего на засаленных досках засверкал золотой экю «куронндор»2, и громогласно провозгласил:
– Что ж, друзья, сегодня угощаю я!
Переведя изумленные взгляды с простодушного слуги виконта де Сигиньяка на «куронндор», Тибо с Крюком, многозначительно переглянулись.
1 «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему ниспошли славу!»
2 куронндор – (фр.) écu d’or a la couronne, couronne d’or – в переводе «экю с короной» – одина из средневековых монет.
ГЛАВА 4 (63)«Графиня Трамбаччи»
ФРАНЦИЯ. ГОРОД ШИНОН.
С того времени, как неподалеку от крепостных стен Шинона, в доме, что много лет простоял в мрачном запустении, на северо-западной окраине, где заканчиваются огороды предместья, поселилась племянница интенданта Монси, прибывшая из Падуи вдова, графиня Трамбаччи – в городе начали происходить весьма странные события.
Кроме того, что графиня, давала роскошные балы и устраивала блестящие приёмы, которых Шинон не видывал со времен Генриха Короткого Плаща, что было в диковинку для горожан, мадам Трамбаччи, ещё и сорила деньгами, направо и налево. Расплачиваясь с торговцами, поставлявшими ей различный товар; ремесленниками в торговых рядах; кабатчиками и простыми торговками на рынке, она демонстрировала завидную щедрость, просто таки, невиданное в этих местах пренебрежение к деньгам. Молодая графиня, не брезговала расхаживать среди черни, торгуясь, без сомнений ради собственного удовольствия за каждый лиар, опираясь на сильные плечи сопровождавших её охранников, и наполняя бархатным смехом, тесные пространства убогих лавчонок. Натешившись, она рассыпала звонкие монеты прямо на пороге, порой даже забыв взять купленную вещь.
Слава о веселой и безмерно богатой вдове облетела все без исключения близлежащие города и села. К тому же личная жизнь синьоры Трамбаччи, отныне не была ни для кого секретом. В каждом, мало-мальски приличном кабачке города, можно было встретить людей, которые за кружкой вина, а то и без всякого угощения, берутся с удовольствием обсудить жизнь графини, и поведать о расточительности и огромном состоянии веселой вдовы, любому желающему.
«Вот только ненадолго этот праздник…» – останавливая собственную горячность, с сожалением заключали подвыпившие рассказчики – «Скоро кончиться траур по усопшему мужу, и отправится наша бескручинная графиня куда-нибудь в большой город: Орлеан ли, Руан, а то и в сам Париж…»
ГЛАВА 5 (64) «Постоялый двор «Гусиная шейка»
ФЛАНДРИЯ. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР ВБЛИЗИ ЛИЛЛЯ.
После откровенной и доверительной беседы с аптекарем Альдервейденом и бегства от людей Черного графа, через подземный туннель, едва не стоявшего впечатлительному приору жизни, наш «Веселый аббат» провел бессонную ночь, снедаемый сомнениями и страхами. Но с восходом солнца, всё это улетучилось, и он, как честный человек, решил, во что бы то ни стало спасти несчастную девушку, обитавшую в далеком и незнакомом Брюгге, тем более, что связал себя словом, дав обещание дядюшке, юной особы.
И вот, поспешно отправившиеся во Фландрию Буаробер и Дордо, уже преодолели большую часть пути, добравшись до постоялого двора близ Лилля. Их ладный, желтый рыдван, позаимствованный предприимчивым пикардийцем у разбогатевшего погонщика мулов, а ныне владельца каретной мастерской с улицы Де-Ла-Бретонри, соседа и собутыльника Дордо, известного вам метра Перришона, вкатил в низкие ворота, очутившись на обнесенном стенами просторном дворе фермы, именовавшейся – «Постоялый двор «Гусиная шейка».
Буаробер.
Сие нелепое сооружение, сложенное по всем правилам фортификации, существовавшем ещё при Филиппе-Августе, не отличалось ни архитектурной изысканностью, ни гостеприимством, больше напоминая крошечную крепость, чем сельскохозяйственную постройку, примостившуюся на краю дороги, словно охраняя бескрайние просторы габсбургских владений. Невысоким, серым стенам древнего умета, разделенным несколькими остроконечными башнями, предавало суровости громоздкое строение, таившее в своём чреве арку, где, словно крылья обессиленной птицы, повисли распахнутые ворота, едва державшиеся на ржавых петлях. На вершинах приземистых, пузатых башен, под самой кровлей, во все стороны свет, глазели незрячие бойницы, скрывая в чернеющей глубине каменных утроб, затхлый смрад сырости и воспоминания дряхлой старины, до сей поры звенящий, во мраке забытия, булатом мечей и упругостью тетивы. Постоялый двор, воздвигнутый на перекрестке дорог, что вели из Лилля в Аррас и Бетюн, а из Секлена в Армантьер, словно покрытый мхом одинокий прискорбный холм, неприветливо возвышался на опушке леса.
Кучер, малыш Люмье, которого, за скромную плату, наняли в той же каретной мастерской, что и рыдван, натянул вожжи, остановив усталых лошадей, у ворот конюшни. Несколько сонных крестьян, узрев вновь прибывшую карету, поспешили навстречу гостям, выбравшись из тени черепичной кровли, примыкавшей одним краем к фасаду двухэтажной харчевни, а другим взвалившейся на ряд изувеченных временем колон.
Из салона экипажа, бодро выпрыгнул толстяк Дордо, и, оглядываясь по сторонам, не заметил, как угодил запыленным башмаком в ещё теплый конский помет. В отличие от бравого капрала, приор, неуклюже, кряхтя и причитая, выполз из рыдвана, схватившись за поясницу. Перед ними, как из-под земли, возник хозяин фермы, рослый фламандец, с мясистым, покрытым красными прожилками носом и вздувшимся от пива животом. Кабатчик насторожился, когда услышал французскую речь, даже не удосужившись постараться скрыть сие от приезжих. Смерив трактирщика изучающим доброжелательным взглядом, и ничего не объясняя, Дордо, вцепившись в руку обессиленному от усталости Буароберу, твердо произнес, лишив возможности хозяина учинить расспрос:
– Отведи-ка братец, усталых путников и добрых католиков в комнату, где они смогут отдохнуть. Мы, с господином аббатом, намерены остановиться на ночлег в вашей милой обители сытости и беззаботности.
Уже через несколько минут, затворив за собой дверь комнаты, куда их сопроводил трактирщик, пикардиец, уложив Буаробера в постель, распахнул окно, окинув взглядом окрестности. Его проворный взор остановился на Люмье, который распрягал лошадей, и крестьянах, служивших на конюшне «Гусиной шейки», что заводили утомленных животных в ворота просторного сарая. От глаз зоркого капрала, так же, не ускользнула группа всадников, очевидно прибывших сразу вслед за ними, и сбившихся в кучу, в тени развесистого каштана, в дальнем углу двора, явно стараясь не привлекать внимания.
