Сигиньяк и де Ро отправились на прогулку по городу, в надежде найти харчевню достойную их внимания. Петляя узкими, грязными улицами они вышли на небольшую площадь, которую окружали фасады невысоких домов, что упирались в древнюю церковь Сантос Жуст и Пастор, устремившуюся ввысь единственной колокольней. Анжуйцы огляделись. Вокруг сновали толпы горожан, погруженных в свои повседневные заботы. Двухколесные телеги с разнообразным грузом и без него громыхали по площади. Трудолюбивые мулы и неприхотливые ослики тащили на себе горы всяческой поклажи. Завешенные великолепной дорогой тканью паланкины проплывали мимо любопытствующих дворян.
Вальяжно прогуливаясь, непринужденно беседуя и осматривая здания, нависавшие над площадью, они вдруг наткнулись на двух мужчин, с нескрываемым интересом разглядывавших молодых анжуйцев. Эти двое были одеты по последней парижской моде, чем разительно выделялись из толпы. Их взгляды встретились и это, очевидно, послужило неким сигналом для незнакомцев. Приблизившись, один из «парижан», тот, что был постарше своего товарища, человек благородного вида, обратился к друзьям на французском языке:
– Я не ошибся, господа французы?
Де Сигиньяк, оглядев незнакомого дворянина, учтиво ответил:
– Месье чрезвычайно проницателен, мы действительно в недавнем времени преодолели Пиренеи.
– В таком случае у меня есть все основания предположить, что имя одного из вас де Сигиньяк, а другого де База, или, быть может, де Ро? Не так ли?
– И это правда. Моё имя виконт де Сигиньяк, а это мой друг, шевалье де Ро.
– В таком случае…
Вмешался в разговор человек помоложе, говоривший с сильным гасконским акцентом. Он решительно сделал шаг вперед, откинув полу плаща, из-под которой сверкнул эфес шпаги.
– …просим следовать за нами!
Виконт настороженно улыбнулся, пытаясь говорить как можно спокойнее и миролюбивее.
– Господа, мы безгранично рады встретить соотечественников в столь далекой и местами враждебной стране, но ваш резкий тон, говорит о том, что помыслы ваши весьма недвусмысленны. Простите, не знаю ваших имен.
– Моё имя, сударь, шевалье д,Артаньян, а это господин Атос! Мы королевские мушкетеры и помыслы наши самые определенные! Вы оба сейчас с ними познакомитесь!
Несдержанно воскликнул гасконец, выхватив шпагу. Столь знакомый в те времена шелест извлекаемых из ножен клинков, привлек множество испуганных взглядов. Таким образом, не успевшая ещё начаться стычка, вызвала хаос, переполох и крики обеспокоенных горожан. Поднялась паника, как лавина, покатившаяся по площади. Кто-то уронил бутыль с молоком, послышался хлопок, и по булыжникам мостовой расползлось белое пятно. Запряженный в двухколесную телегу мул испуганно дернул и попятился назад, вследствие чего, из перевернувшихся корзин, громоздившихся на телеге, посыпался виноград. На брусчатке образовалось месиво, по цвету напоминавшее кровь с молоком. Четыре дворянина опешили от подобной реакции каталонских горожан -столпотворения образовавшегося на площади. Они растерялись, удивленно взирая по сторонам, очутившись в очаге, самом центре, среди невероятной суматохи. Прошло совсем немного времени как сквозь толпу визжащих женщин и встревоженных мужчин к четверке дворян, со всех сторон, принялась протискиваться городская стража, облаченная в шлемы и кирасы. Их поблескивающие на солнце алебарды, возвышающиеся над головами голосящей толпы, выдавали нехитрые маневры солдат. Оказавшись в плотном кольце из ощетинившихся алебард и протазанов, французы безропотно вложили шпаги в ножны, и Атос, вероятно, переживавший подобную процедуру не впервые, сквозь зубы, процедил:
– Черт бы подрал эту стражу, они повсюду одинаковы. Меня подвергали аресту в Париже, Бордо, Руане Тулузе, Страсбурге, Магдебурге, Сарагосе, Гааге и ещё черти где, везде одно и то же!
– Что ж, господа, придется отложить наше дело, до лучших времен.
Произнес виконт всё внимание, которого было приковано к усатому альгвасилу1, строго заговорившему из-за спин солдат. Этот смуглый, темноволосый, мужчина, с длинными и черными, как воронье крыло усами, после каждого слова, которое он выкрикивал с галисийским акцентом, поправлял сползавший на глаза шлем.
– Сеньоры, прошу вложить шпаги в ножны и следовать за нами!
– Эти болваны даже не могут исключить из заученной фразы лишнее!
Ухмыльнулся мушкетер, процедив едва слышно, а в голос прокричал по-испански:
– Не извольте беспокоиться, шпаги давно не у дел.
Четверо арестованных, не противившихся аресту, были незамедлительно сопровождены в кордегардию2, что располагалась неподалеку от площади Ангела.
Просторная комната, представшая взору французских дворян, имела жалкий вид: штукатурка ломтями отстала от стен и свисала как лепестки цветов; грязные полы были не то, что не мыты, но и неметеные; по углам, шелковым блеском, сверкала паутина – всё свидетельствовало о том, что казенное помещение было чрезвычайно запущено стражами порядка. У стены, под квадратным, зарешеченным окном, стоял хромоногий стол, без скатерти, за которым сидел толстый, лысый человек в черном длинном камзоле и некогда белом, замызганном воротнике-капа.
Усатый альгвасил знаком предложил арестованным присесть на лавку у двери. Все четверо, теснясь, устроились на ней. Толстяк, не сводя глаз с французов, выслушал доклад усатого, что тот шепотом прожурчал ему в ухо, после чего он оживился и обратился к доставленным дворянам:
– Значит французы! Что ж, голубчики мои, при сложившихся обстоятельствах это весьма приинтересненько. Не иначе. Любопытненько. Так, что же, голубчики мои, значит закон нарушаем? Безобразия чиним?
Сладострастно растягивая каждое слово, поблескивая кругленькими глазками, пропел толстяк, потирая пухлые ладони. Будто узрев в сказанном чиновником нечто неслыханное, Атос, не без иронии, пустился в объяснения.
– Видите ли, сеньор, мы приезжие, не знаем местных законов, встретились с друзьями, решили позабавиться. Нас же арестовывают и тащат сюда! Сущий вздор! Но мы готовы покрыть доставленные неудобства звонкой монетой.
– Да вы верно, сеньоры, держите меня за дурака?
Полицейский чиновник так душевно расхохотался, что на глазах у него выступили слезы. Сквозь всхлипывания, пытаясь подавить смех, он, с усилиями, промолвил.
– Еще скажите, что вы Людовик Бурбон, а с вами…
Он указал на де Сигиньяка.
– …ваш любезный братец, Гастон Анжуйский, пардон…!
Наигранно испугался толстяк, прикрыв рот коротенькими пухлыми пальчиками.
– …за заслуги перед короной уже Орлеанский. А вот этот, с хитрой гасконской рожей. Он ткнул пальцем в д,Артаньяна, которого Атос, с трудом, удержал от глупости, не
давая поддаться на провокацию.
– …ваш усопший папаша Генрих Наварский!
При этих словах, с лица чиновника вмиг исчезла улыбка, а в голосе послышался металл.
