Как же легко уйти… Но вот сейчас уйти совершенно невозможно.
Кёсем отвела взгляд от настойчивых глаз Картала, посмотрела на небо. Там кружилась одинокая птица. Вряд ли чайка – чайки так высоко не взлетают. Возможно, орел? Отсюда, снизу, не разглядишь… Слезы туманили взгляд, и Кёсем несколько раз сморгнула. На душе было так тяжко, словно на нее взгромоздили гору Арарат и велели тащить ее отсюда до самого Истанбула. А может, так и было? Но решения своего Кёсем менять не собиралась. Понимала: оно самое верное в сложившихся обстоятельствах.
Там, в пропахшем гарью и кровью Истанбуле, остались обе ее Хадидже. Осталась обезумевшая от горя Мейлишах. И другие ее девочки, ее маленькие воспитанницы. Кто их защитит сейчас, когда гарем снова раздирают козни и интриги? Кто подберет партию султану Мураду, сумеет найти ему достойнейшую из достойных, которой можно будет с радостью передать бразды правления Оттоманской Портой?
Да и сам Мурад…
Сердце Кёсем было неспокойно. Ее маленький озорной сын – и вдруг султан? «Он не готов!» – кричало сердце, и рассудок холодно, ясно подтверждал: «Да, Мурад неспособен пока управлять государством. А будет ли способен потом, это еще у Аллаха на коленях». Может, все-таки Аллах будет милостив к непутевым детям своим? И Мурад станет хорошим султаном, а Высокая Порта отдохнет от вечных мятежей, успокоится хотя бы на время…
Сердце вещало, что впереди лишь новые испытания, глупое, тоскующее сердце хотело остаться здесь, в тихой и надежной гавани, успокоиться и забыться в объятьях любимого мужчины. Ах, бедное сердце! Тебе предстоят лишь новые страдания, Кёсем знала это. Но поступить иначе не могла.
«Может, останешься?» – спрашивал Картал. Не губами, нет, – но одними лишь глазами. А еще нежными, хотя и крепкими, как сталь, пальцами, которыми он удерживал Кёсем за плечи. Любящей душой, тянувшейся к душе Кёсем, всем телом, натянутым, как тугой лук.
«Может, останешься?»
Так трудно, почти невозможно ответить «нет»! Так трудно… и так необходимо.
Кёсем вздохнула.
«Не сейчас, сердце мое, не сейчас. В следующий раз, сердце мое…»
Она не произнесла этих слов, но Картал почувствовал их – и отпрянул, глядя испуганно и неверяще. Глупый. Неужели он думал, что мать бросит в опасности своих детей?
Разве он поступил бы так? Разве поступила бы так его Марты?
Кёсем прикусила губу и мягко, но уверенно высвободилась из таких дорогих, таких бесконечно нежных объятий. Отвернулась, сделала шаг, другой по качающейся палубе, бросила негромко, не глядя ни на кого:
– Мне нужно в Истанбул.
Вот и все. Сказала – и отрезала часть нитей, связывающих ее с Крылатыми. Невидимых, но прошедших от сердца к сердцу, от души к душе.
Почему так надрывно кричат чайки? Кого они оплакивают?
– Да, Кёсем-султан, – голос Картала похож на наждак, – шершавый и кожу обдирает по-живому. Кажется, он тоже разрывает часть нитей. – Я немедленно обо всем распоряжусь.
Смогут ли они быть вместе? Смогут ли быть счастливы?
«Да, – твердо ответила себе Кёсем. – Мы сможем. Он любит меня, а я – его. Наша любовь выдержит любые испытания. Но мы не можем быть вместе сейчас. Позже – обязательно, но не сейчас. Позже…»
Шаг вперед. Небо над головой качается.
Еще шаг. Море плачет желтыми слезами, застывающими на холодном ветру.
Еще шаг – мимо Марты, в глазах которой застыли непролитые слезы. Кого она оплакивает, о чьей любви сейчас горюет?
Еще шаг…
Кёсем-султан уходила от своей любви, от своего мужчины, и спина ее была прямой, а походка плавной и изящной.
Над ее головой полуденное солнце застыло тревожным отблеском янтаря в руке одиннадцатилетнего мальчика, еще не знающего о своей судьбе.
