Сама же Дина Лазаревна пребывала в глубочайшей депрессии. Она почти не спала, раздумывая, как выпутаться из ужасного положения. Нежданно-негаданно, ее новое занятие, которое сулило развлечения и доход, обернулось каким-то необъяснимым кошмаром. Все меры, предпринятые ею, не дали результата. Господин Вольф не отвечал на телефонные звонки. Он то ли уехал, то ли отключил телефон… Квартира Альшванга вызывала у Динары суеверный страх. Треск рассыхающихся полов, шорохи и стуки наверху приводили ее в ужас. Она посоветовала Анне Григорьевне продать квартиру как можно скорее.
Бедная женщина все еще находилась в шоке, оплакивая любимую дочь. Но к словам Динары отнеслась с пониманием.
– Проклята эта квартира! – шепотом сообщила она цыганке. – Не знаю, кем, но проклята! Лизонька мне говорила… а я ее не слушала. Думала, это все болезнь ее! А выходит, она была права. Поверьте, Дина Лазаревна, – я теперь там сама ни на минуту одна не останусь! Особенно ночью… Так и кажется, что кто-то кругами ходит и мается, стонет или вздыхает…точно не разберешь. И платье по полу шуршит… Аж жуть берет!
Берта Михайловна помогла соседке написать объявления о продаже и расклеить, где только можно. Через пару дней в театральный дом начали ходить покупатели. Район был расположен близко к центру города, дом поражал старинной основательностью, простотой форм и большими внутренними помещениями. Квартира Альшванга, огромная, отлично отремонтированная, с высокими потолками и просторной ванной производила на покупателей впечатление. Цену за нее Анна Григорьевна просила немалую, но вполне приемлемую, если учесть метраж и расположение дома. Люди приходили, смотрели, восхищались, и… уходили. Никто пока реально не собирался приобретать злополучную квартиру.
– Вы, голубушка, к маклеру обратитесь, – советовала Берта Михайловна Эдер, к которой временно переселилась Анна Григорьевна. – Он быстрее все это сделает. Придется, конечно, заплатить ему за услуги, но зато вы не будете знать никаких хлопот!
Николай, сын старой актрисы, явно тяготился присутствием постороннего человека в квартире, и Анна Григорьевна предложила молодому человеку пожить пока у нее.
– Там никого нет, тихо, спокойно… два телевизора, – в комнате и на кухне, – так что отдыхайте, Коля, сколько хотите! Вот вам ключи и чувствуйте себя, как дома!
Он согласился. На утро следующего дня Берта Михайловна встала рано, как всегда, и вышла на лестничную площадку. Ее привлекло кошачье мяуканье.
– Ах ты, господи! Что ж это Изабелла за своим Яшкой не смотрит?! – возмутилась она.
В углу, на плетеном коврике, который она постелила для своих полосатых питомцев, разлеглась персидская кошечка господина Фаворина, рядом с которой, нежно мяукая, примостился Яшка.
Берта Михайловна растерялась. Пока она соображала, как ей поймать персидскую красавицу, чтобы та не рванула в подвал вместе со своим полосатым кавалером, в квартире Альшванга распахнулась дверь и оттуда, всклокоченный, с выпученными от страха глазами, выскочил Николай. Коты опрометью бросились вниз по лестнице, а старая актриса застыла на месте с открытым ртом.
– Что?! Что такое?! – вопил ее дорогой Коленька, оглядываясь вокруг, как очумелый. – Что это было?! Боже мой! Мама… Что ты здесь делаешь?
Его взгляд остановился на Берте Михайловне и стал чуть-чуть осмысленнее.
– Коля! – изумилась она. – Что с тобой? Тише! Соседей разбудишь… Ты знаешь, который час?
– Какой, к черту, час? При чем тут часы?! Я чуть с ума не сошел в этой проклятой квартире! Она… она… хотела меня задушить!
– Кто? – Берта Михайловна не на шутку перепугалась. – Ты здоров, Коленька? Идем домой… выпьешь чаю, и все пройдет. Тебе что, страшный сон приснился?
– Со-о-он? – завопил он еще громче. – По-твоему, это был сон? Вот, полюбуйся, смотри сюда!
Он оттянул ворот футболки и придвинулся ближе к матери, чтобы она могла увидеть нечто, так его испугавшее. Берта Михайловна старалась изо всех сил, но так ничего и не увидела. Шея, как шея… Немного худая, правда, но это не беда.
– А…что я должна увидеть, сынок? – осторожно спросила она, опасаясь нового приступа злости. Ей было неудобно перед соседями.
– Ты что, не видишь? Синяки! Вот… и вот, – он тыкал пальцами, указывая на несуществующие синяки. – Это она… Следы ее рук! Она наклонилась надо мной и начала душить! Хорошо, что я проснулся! Я сразу вскочил и побежал, а она… хохотала мне вслед…
– Кто? О ком ты говоришь? – не могла понять Берта Михайловна. – Ты был в квартире не один?
– Не один…
– Как тебе не стыдно, Коля! Это чужая квартира! Надо же соблюдать хоть какие-то приличия! Ведь ты мне обещал не водить женщин… да еще таких. Напьются и безобразничают! Почему ты не хочешь познакомиться с хорошей девушкой? Жениться, как все твои друзья? Пора уже браться за ум.
– Мама! Какие женщины! Что ты несешь? Ты что, не понимаешь?
– Это ты не понимаешь! – взорвалась Берта Михайловна. – Привел какую-то шлюшку в чужую квартиру, сам убежал, а ее оставил! А если у Анны Григорьевны пропадет что-нибудь? Деньги или еще что? Как я буду выглядеть, по-твоему? Иди и вели ей убираться! Это ж надо так напиться, чтобы душить друг друга?! В наше время…
– Мама! – завопил Николай, хватаясь за голову. – Замолчи! Ты ничего не поняла! Я туда больше не пойду… При чем тут ваше время?! Боже, как мне все надоело! Дай мне пройти.
Он обошел Берту Михайловну и принялся ломиться в дверь своей квартиры, не соображая, что она заперта.
– Дай ключи! – потребовал он у матери.
– Ничего я тебе не дам! Иди и выгони свою подружку из чужого дома!
Николай посмотрел на мать безумными глазами, плюнул и побежал вниз по лестнице.
– Господи! Вот вырастила несчастье на свою голову! – воскликнула старая актриса и подошла к двери квартиры Альшванга, которая осталась приоткрытой. – Эй! – крикнула она.
Ответа не последовало. Берта Михайловна приложила ухо к щели и прислушалась. За дверью царила тишина. Госпожа Эдер поколебалась, но делать было нечего: придется выкуривать пьяную шлюшку. Наверняка, спит беспробудным сном после бурной ночи…
Старая актриса решительно открыла дверь и вошла в темную прохладу прихожей. На вешалке висело пальто Анны Григорьевны, и больше ничего. Странно, однако…
Обойдя всю квартиру, от кухни до ванной, Берта Михайловна удивилась еще больше. В помещении никого не было! Старая дама почувствовала себя неуютно. Вспомнились жалобы Анны Григорьевны и страхи Лизы… паника на лице сына…
Берта Михайловна выбежала вон, закрыла двери на замок и положила ключи на тумбочку в своей спальне. Анна Григорьевна выпила с вечера снотворного, и теперь крепко спала. Старая актриса с сочувствием посмотрела на нее и отчего-то перекрестилась, хотя это не входило в ее привычки.
