В молодости у Анны Григорьевны были честолюбивые мечты: она хотела стать известным театральным критиком или даже сделать научную карьеру. Имея прекрасную память и развитый интеллект, она со страстью погрузилась в мир литературных образов и театральных постановок. Потом жизнь, как это обычно бывает, внесла свои коррективы. Анна Григорьевна не очень удачно вышла замуж, родила Лизу и поневоле переключилась на домашние заботы. Время было упущено. Брак ее расстроился, и карьера тоже. Лишь только литература и театр не потеряли для нее былой привлекательности.
Анна Григорьевна превосходно знала русскую классику, и окончание повести А.С. Пушкина «Пиковая дама» само, без усилия возникло перед ее глазами.
«В эту минуту Герману показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его…
– Старуха! – закричал он в ужасе.»
Анна Григорьевна бросила карту на пол, как будто она обожгла ей руки.
– Я становлюсь неврастеничкой, как Лиза, – подумала она. – Так мы обе сойдем с ума! Надо что-то делать…
Князев был на седьмом небе от счастья, проведя с госпожой Левитиной восхитительный вечер в «Парадизе». Виталий Андреевич хорошо танцевал и с удивлением обнаружил тот же талант в Анне Наумовне.
В «Парадизе» играли отличные музыканты. У них в репертуаре были старые танго, вальсы, блюзы и джазовые композиции. Сюда приходили любители потанцевать, а не в обнимку бессмысленно переминаться с ноги на ногу или прыгать друг напротив друга, как заведенные.
Князев пригласил Анну на танго. Они уже немного выпили, и легкое опьянение придавало полумраку и звукам саксофона особое очарование. Сначала Виталий Андреевич решил, что будет выполнять самые легкие па и вести Анну, чтобы скомпенсировать ее неумение. Однако, она сразу почувствовала ритм и двигалась так точно улавливая намерение партнера, что Князев пустил в ход самые замысловатые и красивые комбинации. Танцующих было мало, и на Князева с Анной обращали внимание. Они выделялись какой-то редкостной статью и угадывавшимся в них внутренним достоинством. Виталий Андреевич прижимал к себе теплое, гибкое тело Анны, ощущая аромат ее духов и то, как бьется ее сердце.
– Никогда ничего подобного я не испытывал с Элей! – внезапно подумал он. – Существует, все-таки, тайная сила, притягивающая одного человека к другому. Но она слепа, ибо не гарантирует взаимности.
Когда они вернулись за свой столик, Князев сказал:
– Я не знал, что ты так хорошо танцуешь!
– Во мне много скрытого, – полушутя ответила Анна. – Есть люди, о которых всего не знает никто. В том числе и они сами! Последнее наиболее удивительно.
– Я сам узнал сегодня кое-что о себе впервые! – улыбнулся Виталий Андреевич.
– Правда? Это интересно… И что же?
Князев налил в рюмки коньяк, обдумывая, как лучше объяснить свои ощущения.
– Наверное, я осознал одну вещь, – медленно произнес он. – Оказывается, можно получать удовольствие от жизни, не привязываясь к будущему. Просто переживать настоящее со всей силой, на которую способно сердце! Ни на что не рассчитывая, ничего не откладывая на потом. Все, что тебе дают, бери сейчас!
– Разве раньше ты жил не так? – удивилась Анна.
– Совсем не так, – вздохнул Виталий Андреевич. – Я жил для какого-то мифического будущего, которое даже толком и представить себе не мог! А настоящее утекало от меня, неуловимое и прекрасное, как цветение весеннего сада… Я думал о плодах, которые еще не завязались, о том, как я стану собирать их, что буду с ними делать. А в это время ветер и дождь сбивали на землю нежные розовые цветы, чья мимолетная красота исчезла, так и не коснувшись меня… В каждом мгновении есть неповторимость, достойная бессмертия! Я это понял только сейчас, когда танцевал с тобой…
– Не замечала в тебе лирических настроений, – улыбнулась Анна. – А тем более, склонности к поэтическим сравнениям.
– Это ты сделала меня таким. Твоя душа – это сады, в которых я заблудился…
– Жалеешь об этом?
– Нет. Я хочу остаться в них… навсегда.
Когда они ехали домой, Анна задремала в машине. Ей снился шум олив, смешивающийся с шумом прибоя…
Фионика третий раз выходила на галерею и напряженно всматривалась в море. Не появился ли в сверкающей синеве корабль с полосатым парусом? Ветер рвал виноградные листья и носил их по вымощенному камнем двору. Пахло дубовыми ветками, из которых служанки сделали гирлянды, чтобы развесить их повсюду в честь победителя…
Славный Лаэрт возвратился из военного похода, о чем сообщало письмо, присланное им с торговым судном, которое привозило на продажу благовония из Аравии и отлично выделанные кожи.
Фионика не думала, что будет тосковать, провожая Лаэрта в поход. Он был опытным воином и провел на военной службе более двадцати лет. Широкоплечий и коренастый, с мощной грудью и сильными ногами, он производил впечатление несокрушимого бойца, которое полностью оправдывал в многочисленных сражениях. Все тело военачальника было покрыто следами былых ран, давно зарубцевавшимися шрамами. Вначале Лаэрт совершенно не понравился Фионике,-он не умел поддерживать изящную и легкую беседу о философии и поэзии, за столом сидел молча и, когда Фионика переводила на него взгляд, смущался. У него было спокойное и приятное лицо с крупными чертами, тяжелый подбородок и светло-серые глаза.
К гетерам Лаэрта привел друг, богатый торговец кожами, толстый и добродушный, с постоянным румянцем на полных щеках. Он привозил женщинам щедрые подарки и души не чаял в Гликере. Гетеры любили его за веселый нрав, шутки и неназойливое поведение.
– Это мой друг, – представил Лаэрта торговец кожами. – Он настоящий герой, который заслуживает приятного отдыха после тяжких битв!
Военачальник молча склонил голову, увенчанную золотым шлемом, и приложил руку к сердцу жестом, полным достоинства.
– Индюк! – незаметно шепнула Гликера на ушко старшей подруге.
Она любезно улыбнулась и пригласила мужчин в дом. За столом Фионика присматривалась к Лаэрту, стараясь вызвать его на откровенность, но воин отделывался общими фразами и легко избегал разговора, предоставляя инициативу торговцу кожами.
Служанки принесли свежий, только что собранный виноград, черепаховый суп, жареную утку, фаршированную оливками и яблоками, пшеничные хлебцы и мед. Вино из красивой амфоры с изображением Артемиды, стреляющей в бегущую лань, наливали в серебряные чаши. Все, кроме Лаэрта, разбавляли его горячей водой.
– Вино, так же, как и кровь, не должно быть чрезмерно жидким, – усмехнулся он. – Это их портит!
После трапезы и долгой беседы гости ушли, а гетеры отправились спать. Фионика отчего-то не смогла сомкнуть глаз до самого утра. Она вспоминала Федру, не в силах сдержать слез. Лаэрт своим видом и родом занятий походил на Артиса. Возможно, это и привлекло к нему внимание Фионики. Федра была для нее матерью, сестрой и подругой в одном лице, оставив неизгладимый след в душе. Сходство между Артисом, возлюбленным Федры, и Лаэртом, решило судьбу последнего. Предостережения Федры не возымели действия!
