Культурно-просветительский прорыв Советского Союза не оспаривается и в современной западной историографии. Американская исследовательница Шейла Фицпатрик акцентирует внимание читателей на том, что «даже в свободное время, после работы и учебы, советские граждане были заняты самосовершенствованием. Каждый, кто бывал в СССР в 1930-е гг., отмечал среди его населения страстную любовь к чтению и тягу к знаниям. Пушкинский юбилей в 1937 г. стал национальным праздником, в свет выходили объёмистые издания русской литературной классики XIX века. Популярный еженедельник “Огонёк” в 1936 г. вёл постоянную рубрику “Культурный ли вы человек?”, дававшую читателям возможность проверить свои знания. Культурный советский человек должен был знать названия пяти пьес Шекспира, пяти марок советских автомобилей, четырёх рек в Африке, трёх типов военных самолетов, двух поэм Генриха Гейне, двух советских ледоколов, имена семерых стахановцев и двух представителей утопической социальной мысли»
[299].
Философ мирового значения Александр Зиновьев по этому поводу заметил: «Тяга миллионов людей к этому [к просвещению] была настолько сильной, что её не могла бы остановить никакая сила в мире»
[300].
Вопреки мифам удовлетворить эту тягу активно помогала старая интеллигенция. Царская империя накопила большие интеллектуальные силы, которые не рассеялись после революции. И хотя часть их покинула родину, другая часть осталась и включилась в созидательные проекты советской власти, подчас очень страстно. Показательно, что Россия имела «философский пароход», но не имела парохода академического. Из сорока пяти российских академиков, избранных к Октябрю 1917 года, в Отечестве осталось тридцать восемь. Все они продолжили интенсивную научную и преподавательскую работу, но – для существенно расширившейся социальной базы. Это, например, глава Академии наук знаменитый геолог А.П. Карпинский, нобелевский лауреат И.П. Павлов, создатель геохимии В.И. Вернадский, соратник адмирала Макарова судостроитель А.Н. Крылов, один из основателей минералогии А.И. Ферсман, маститый математик В.А. Стеклов. В том же ряду стоят знаменитый поэт Серебряного века В.П. Брюсов, создавший в 1921 году Высший литературно-художественный институт, всемирно известный режиссёр К.С. Станиславский, легендарный селекционер И.В. Мичурин, пионер космонавтики К.Э. Циолковский, автор теории расширяющейся вселенной физик А.А. Фридман, изобретатель телевидения Б.Л. Розинг и многие другие. В Ленинградском доме пионеров, который открылся в 1937 году, бесплатные занятия с детьми лично вели востоковед академик В.В. Струве, зоолог и географ академик Л.С. Берг, чемпион страны по шахматам М.М. Ботвинник.
За короткие сроки в СССР был создан культ книги, который проглядывает в самых незначительных на первый взгляд деталях. Красноречива в этом смысле история советского лётчика-истребителя Андрея Ровнина. В конце 1937 года его в составе авиационной спецгруппы направили в Китай – помогать восточному соседу в борьбе против японцев. По легенде Ровнин и его товарищи были гражданскими, антисоветски настроенными пилотами, приехавшими в Поднебесную подороже продать своё мастерство. На инструктаже в Генштабе их попросили придумать себе псевдонимы. Как же назвали себя офицеры, отправлявшиеся на опасное задание в чужую страну? «Я взял девичью фамилию матери, – рассказывает Ровнин, – а остальные назвались кто Онегиным, кто Ленским, кто Пушкиным, кто Гоголем – каких классиков читали, те фамилии себе и брали»
[301]. А вот не менее показательный факт. Герои-челюскинцы, высаживаясь с погибающего судна на льдину в Арктике, забрали с собой в числе самого необходимого и четыре книги: томик Пушкина, эпическую «Песнь о Гайавате» видного американского поэта Генри Лонгфелло и два романа нобелевских лауреатов – «Пан» Кнута Гамсона и «Тихий Дон» Михаила Шолохова
[302].
К мировой литературе советские люди приобщались и через кинематограф. В 1930-е и начале 1940-х были сняты не только пропагандистские картины, среди которых, к слову, были свои жемчужины вроде «Броненосца Потёмкина» и «Чапаева». Михаил Ромм экранизировал «Пышку» Ги де Мопассана, Константин Эггерт – бальзаковского «Гобсека», Григорий Рошаль – «Семью Оппенгейм» Лиона Фейхтвангера. Александр Ивановский поставил пушкинского «Дубровского», Сергей Герасимов – лермонтовский «Маскарад», Исидор Анненский – чеховских «Человека в футляре» и «Медведя», а Ян Фрид – чеховскую «Хирургию». Не забыт был и Гоголь: одна за другой вышли картины «Шинель», «Женитьба» и уже в грозовом 1941-м – «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
Очень важным фактором было то, что Советский Союз создал социальную моду на технологический прогресс. Подростки 1930-х буквально бредили авиацией, научным освоением полярного Севера, конструированием всевозможных аппаратов в диапазоне от радио до космических ракет. Приобщиться к знаниям по этим вопросам можно было по всей стране, не исключая провинцию. К примеру, современная исследовательница В.Д. Петрова сообщает, что в 1930-е годы в Якутске «шла пропаганда перехода от пассивного радиослушателя к активному радиолюбителю. Необходимо было, чтобы каждый, имея основные детали, мог сам сделать у себя радиоустановку, сделать усилитель, собрать лишнюю лампу накала и антенну, уметь ловить те волны и передачу тех станций, которых он пожелает»
[303]. На Горьковском автозаводе работало несколько кружков, самый посещаемый был посвящён популяризации науки. «В лекционном зале проходили вечера занимательной физики, химии, биологии, математики, астрономии… На крыше клуба был установлен телескоп, в который кружковцы наблюдали в тёплые летние ночи движения небесных светил»
[304].
Поэтому нет ничего удивительного, что СД отмечало: немцы всё больше и больше сомневаются в правдивости подчинённых доктора Геббельса.
«В германской пропаганде советский человек выступал как тупое эксплуатируемое существо, как так называемый “рабочий робот”. Немецкий сотрудник на основе выполняемой остарбайтерами работы и их мастерства ежедневно часто убеждался в прямо противоположном. В многочисленных докладах сообщается, что направленные на военные предприятия остарбайтеры своей технической осведомлённостью прямо озадачивали немецких рабочих (Бремен, Райхенберг, Штеттин, Франкфурт-на-Одере, Берлин, Галле, Дортмунд, Киль и Бейреут). Один рабочий из Бейреута в этой связи сказал: “Наша пропаганда всегда преподносит русских как тупых и глупых. Но я здесь установил противоположное. Во время работы русские думают и совсем не выглядят такими глупыми. Для меня лучше иметь на работе 2 русских, чем 5 итальянцев”…
