Особо настаивал фюрер на том, чтобы отторгнуть коренное население от медицины и гигиенических знаний. «Почему мы должны им делать прививки? Действительно, нужно применить силу в отношении наших юристов и врачей: запретить им делать туземцам прививки и заставлять их мыться. Зато дать им шнапсу и табаку сколько пожелают… Даже речи не может быть о вакцинации местных жителей и тому подобных мерах по укреплению их здоровья. В их головах нужно убить даже мысль о них. И со спокойной душой всячески способствовать распространению среди них суеверного представления о том, что все эти прививки и тому подобные вещи крайне опасны»
[559]. Для Гитлера, который, как мы видели выше, стремился использовать «колонизаторские и биологические средства» для уничтожения славян, всё это было не более чем инструментом депопуляции. Очень точно мысли фюрера отразили слова внутренней директивы востмина, изданной 19 августа 1942 года по итогам письма Бормана Розенбергу:
«Славяне должны работать на нас, если же они нам больше не нужны, пусть умирают»
[560].
Очевидно, что, несмотря на всю разницу, между проектом Майера, записками Ветцеля и суждениями Гитлера есть некоторые общие базовые черты. Во-первых, все они исходят из того, что никакой русской государственности, во всяком случае в европейской части СССР, больше никогда не будет. Во-вторых, покорённые территории будут заселены немцами. В-третьих, германцы будут занимать на этой территории господствующее социальное положение. В-четвертых, на покорённом пространстве предстоит провести депопуляцию коренного населения (правда, у Майера об этом сказано скромно и только на примере городов Ингерманландии). Не подлежит сомнению, что эти четыре составляющие были бы реализованы в случае победы Германии. Более того, они уже начали воплощаться в жизнь. В августе 1942 года рядом со ставкой Гиммлера возле Житомира было основано три немецких посёлка под общим названием Хегевальд, где разместили советских фольксдойчей
[561]. Вскоре на Волыни была образована ещё одна колония – Хальбшадт (бывший Молочанск), где также обосновались поселенцы из числа украинских немцев: поддержать братьев и сестёр по крови прибыло около восьмидесяти медсестёр из Красного Креста Германии
[562]. Украинские крестьяне исполняли при фольксдойчах роль батраков. Таким образом, процесс колонизации захваченных земель стартовал. Уже одно это объясняет, почему войну против нацистов со стороны народов СССР мы не можем не считать Отечественной.
Оценивая сроки и характер воплощения «остовских» планов, на наш взгляд, следует иметь в виду, что в ходе войны на Востоке Гитлер, как правило, выбирал самые радикальные варианты политики, что вытекало из духа гитлеровского национал-социализма. К примеру, фюрер жёстко блокировал прагматичную линию Розенберга на провозглашение марионеточного украинского государства и даже запретил открывать университет в Киеве. Куда больше по душе Гитлеру пришлась откровенно террористическая политика украинского рейхскомиссара Эрика Коха, с которым фюрер установил прямой контакт через голову министра восточных территорий.
Другим примером может служить поддержка людоедского приказа фельдмаршала фон Рейхенау, о котором мы говорили выше. 24 ноября 1941 года командир 3-го моторизованного армейского корпуса Эберхард фон Макензен издал директиву, в которой призвал своих солдат не рассматривать местное население как «объект эксплуатации»
[563]. Но из Берлина вооружённым силам было предписано руководствоваться именно видением Рейхенау, а не Макензена. Наконец, первое место в этом ряду занимает санкция Гитлера на «окончательное решение». Его фюрер предпочел плану высылки евреев на Мадагаскар, который в 1940 году реально прорабатывал один из главных в будущем организаторов холокоста Адольф Эйхман
[564]. Таким образом, вряд ли стоит сомневаться, что «тренд» на радикальность не отразился бы на судьбе народов СССР в случае победы нацистов.
Озвученные планы Гитлера и его окружения являются очевидным случаем старой кальвинистской традиции «общества, которое исключает». Усиленно работая над созданием «расы господ», нацисты задумали параллельно вывести и «расу рабов», загнав русский и другие народы СССР в далекое средневековье. Исходя из этого ответ на вопрос о тождестве нацизма и коммунизма – отрицательный, так как советский строй, при всей кровавости и запредельном трагизме репрессий, являлся для русских проектом модерна, устремлённым в будущее. В его основу были заложены индустриализация, фундаментальная наука, всеобщее образование и просвещение. Нацистский проект был, наоборот, проектом полного регресса: он нёс деиндустриализацию, невежество и торжество суеверий. Рейх не собирался признавать автохтонов гражданами (и нести за них полноправную ответственность), а если они не могли быть полезны как рабочая сила – то и учитывать их существование вообще. Здесь просматривается самая тесная связь с освоением Северной Америки и Австралии, о котором мы подробно говорили в первой главе. Лишение источников питания, блокировка доступа к медицине, отсутствие государственной опеки – всё это очень быстро создало бы условия для скачка уровня смертности коренного населения. Кроме того, активное немецкое переселенчество не смогло бы обойтись без конфликтов со славянами, что неизбежно влекло бы за собой карательные рейды с избыточным насилием. Освоение Дикого Востока, конечно, имело бы своего Джона Чивингтона, закалённого в карательных налётах, скажем, под Брянском, и своего Фрэнка Баума, удачно трудоустроенного в ведомстве Геббельса и мечтающего на досуге написать добрую сказку для детей. Конечно же, для немецких, расово безупречных детей с чистой нордической кровью.
Заключение
Нацистская война на уничтожение в качестве одной из базовых целей включала изъятие всех продовольственных ресурсов СССР в пользу рейха. Это позволило бы Германии эффективно продолжить борьбу с Англией, не снижая уровня потребления внутри страны и сохраняя общественное спокойствие. Аналитики военно-экономического штаба «Ольденбург» ещё в мае 1941 года предвидели, что в ходе решения этой задачи голодной смертью умрут миллионы жителей Советского Союза из нечернозёмной зоны, которую предстояло полностью отторгнуть от поставок продовольствия. Число людей, которые стали бы лишними при «новом порядке», оценивалось примерно в тридцать миллионов.
