— Это Гарденбах, — услышал он нерешительный женский голос. — Извините, пожалуйста, за беспокойство.
Главный комиссар вскочил, но сразу пожалел, что сделал столь резкое движение. Тупая боль железным обручем сковала его голову и напомнила ему о двух бутылках красного вина, которые он опустошил минувшей ночью. Но еще хуже, чем похмелье, было чувство вины, которое его мучило. Ему снился постыдно реалистичный сон об Инке. Постепенно возвращалось воспоминание о встрече накануне; его мозг отказывался понимать, какую глубокую рану он вскрыл и какую кашу заварил. Ситуация могла перейти в иную стадию, но раздался звонок одного из владельцев лошади, который был клиентом Инки. Он просил незамедлительно приехать. Тем не менее своей затуманенной головой Оливер воспринимал произошедшее почти как супружескую измену.
— Фрау Гарденбах, — проговорил он, стараясь собраться с мыслями, — вы ничуть меня не побеспокоили. Я вас слушаю.
— Я долго думала над нашим разговором, — начала жена погибшего главного прокурора. — Извините, что я почти выгнала вас из дома, но я… Мне очень трудно осознать, что мой муж в действительности был не тем человеком, за которого я принимала его все эти годы. Я… я нашла кое-что, что могло бы вас заинтересовать. Вы не могли бы ко мне заехать?
— Да, конечно, — подтвердил Боденштайн.
— Я вас жду. До встречи.
И она тут же положила трубку. Оливер зажмурился от беспощадного яркого солнечного света и набрал номер Пии.
— К сожалению, я не в состоянии вести машину, — сказал он, коротко изложив ей причину того, почему она нужна ему этим воскресным утром. — Вы не могли бы за мной заехать?
— Конечно. Через полчаса я буду у вас.
Боденштайн, неуверенно ступая, поплелся в ванную комнату и чуть не споткнулся о собаку. Та, лежа перед дверью его спальни, терпеливо ждала, когда хозяин выйдет из комы, накормит ее и как минимум выпустит в сад. Какое-то время Боденштайн рассматривал в зеркале свое небритое и утомленное после бессонной ночи лицо, упершись руками в край раковины. В эту минуту он решил воздерживаться от дальнейших контактов с Инкой. После обильного душа, двух чашек крепкого кофе и долгого телефонного разговора с Козимой, находящейся на другом конце земного шара, он вновь обрел душевное равновесие. Разговор с Инкой казался ему сейчас только далеким сном. Он вновь энергично закрыл за собой дверь в прошлое. Так будет лучше.
Документы, которым старший прокурор Гарденбах в деле «ЯгоФарм» не дал хода и, следовательно, успешно препятствовал расследованию, помещались в двух картонных коробках, какие обычно используют при переезде для упаковки вещей, и были скрупулезно сброшюрованы, что свойственно щепетильному человеку. Сверху, на папках, в первой коробке лежал конверт, адресованный Боденштайну. Все сотрудники отдела К-2 были вызваны в комиссариат и теперь сидели в переговорной комнате за большим столом, с физиономиями, на которых было написано ожидание. После того как фрау Гарденбах посмотрела фильм с невольным участием в главной роли ее мужа, она пришла к заключению, что больше нет смысла покрывать человека, нарушившего супружескую верность. Исключительно ради детей она попросила Пию и Боденштайна, насколько это возможно, не упоминать имя ее мужа в официальных сообщениях. Боденштайн открыл конверт и пробежал глазами написанное от руки письмо. У него побежали мурашки по коже, как будто на него вылили ушат холодной воды.
Уважаемый господин Боденштайн, — читал он, — когда Вы будете читать эти строки, Вам уже будет известно, что я оказался слишком труслив, чтобы вынести последствия моих действий. Так как Вы, как руководитель уполномоченного отдела К-2, будете вести расследование моего дела, я адресую это письмо Вам. Может быть, в интересах моей семьи Вам удастся не допустить муссирования моего имени в прессе. В качестве приложения я передаю Вам документы по делу “ЯгоФарм”, которые я задержал. В течение нескольких месяцев мы преследовали Ягоду по пятам, но я допустил ошибку, когда попался на удочку этой девочки. Я думаю, мне не оставалось ничего другого. Я знаю, что должен был действовать иначе. По крайней мере, оставаться честным. Люди допускают ошибки. Возможно, меня бы посадили, но я смог бы жить дальше. Однако меня шантажировали, и моя жизнь стала бессмысленной. Этого я не мог себе простить. И я знал, что никогда не смогу искупить своей вины.
С уважением, Йоахим Гарденбах.
— Вот вам и Ягода, — сказал Боденштайн и вручил письмо своим сотрудникам. — Документы передадим завтра во Франкфурт, в отдел по борьбе с мошенничеством. Но сначала мы их просмотрим. Может быть, мы найдем здесь еще ниточки, которые ведут к пожару на вилле, при котором погибли два человека.
Понедельник, 5 сентября 2005 года
После трех ночей, проведенных в следственной тюрьме Вайтерштадта, Ганс Петер Ягода казался слегка измотанным. Когда он сидел напротив Боденштайна в его кабинете, ощущалась его нервозность и одновременно негодование. Молчание давалось ему со все большим трудом, и вдруг он взорвался.
— Боже мой! — воскликнул Ягода высоким, почти срывающимся голосом. — Вы вообще понимаете, чем это грозит, если вы будете и дальше удерживать меня здесь из-за этих смехотворных обвинений? Моей фирме настанет конец! Я несу ответственность за несколько тысяч рабочих мест, если вы понимаете, что это означает!
Его адвокат, вкрадчивый тип, имеющий привычку попеременно сдвигать очки то на голову, то на переносицу, попытался утихомирить клиента, но Ягоду, казалось, больше не устраивала стратегия отказа от дачи показаний.
— Именно по этой причине я не могу понять, почему вы наконец не выскажетесь по всем обвинениям, — холодно произнес Боденштайн.
— Что же вы хотите услышать? — Нельзя было не заметить, что Ягода подавлен.
— Если можно, правду. Вы обыскивали квартиру Изабель Керстнер? Да или нет?
— Мой подзащитный не будет отвечать на этот вопрос, — быстро проговорил доктор Петерс, но Ягода не стал протестовать.
— Нет, — ответил он, не обращая внимания на возрастающую нервозность своего адвоката.
— Господин Ягода, — Пия Кирххоф откашлялась, — нам известно, что вы шантажировали старшего прокурора доктора Гарденбаха с помощью видеофильма, так как он вел в отношении вас расследование в связи с инсайдерской торговлей и мошенничеством.
Ягода побледнел и быстро посмотрел на адвоката, который бросал на него умоляющие взгляды.
— Нам также известно, что вы таким же образом шантажировали некоторых из ваших бывших акционеров, которые на вас заявили, — продолжала Пия, — и не в последнюю очередь — директора и руководителя кредитного отдела банка вашей фирмы. Но это нас совсем не интересует, так как мы ищем убийцу Изабель Керстнер.
— Кто такой Морис Браульт? — попытался выяснить Боденштайн. — Вы встречались с ним и фрау Керстнер двадцать третьего августа, мы знаем это из дневника Изабель. Какова была цель той встречи?
Крылья носа Ягоды задрожали.
