Или:
– Тебе нет дела до моих подруг и моей жизни вообще.
А то и совсем уже пиковый вариант:
– Как ты можешь быть таким равнодушным? С кем я живу, господи? Говорила мне мама…
И понеслась.
Впрочем, в моем данном конкретном случае все было проще, я располагал исходными данными.
– Что там? – я привычно уперся руками в поясницу и распрямился.
Ох! Шов-то еще побаливает.
– Падение посещаемости, – почему-то с гордостью сообщила мне Вика, и добавила:
– В наличии.
– Сильное? – изобразил озабоченность я, заранее блокируя возможное развитие беседы в стиле: «Это же наше дело, как ты не понимаешь? С нас же спросят».
– Шесть процентов, – брови Вики изобразили позицию «домик».
– Фигня, – сказал ей я, присел на диван и обнял ее за плечи. – Скажи мне, прелестное дитя, какой сейчас месяц?
– Январь, – ответила мне она, явно не понимая, куда я гну.
– Верно, – похвалил ее я. – Отдельно замечу – середина января. А теперь поведай мне, пару лет назад в середине января, чем ты занималась? Вот прямо в этих числах?
– Училась, – немного растерянно ответила мне Вика, после в ее глазах мелькнуло понимание.
– Молодец, сообразила, – я поцеловал ее в щеку. – И не просто училась, а сессию сдавала. Процентов тридцать нашей целевой аудитории – студенты, которым сейчас не до нашего издания. Да какие тридцать – я так думаю, все сорок, если не больше, их среди игроков больше, чем взрослых дядек и тетек. Игры – играми, а экзамены – экзаменами. Из игры не выгонят, а из института даже с платного могут турнуть.
– Ты такой умный, – протянула Вика, кладя мне голову на плечо. – А я такая дура.
Что-то она сегодня разошлась, бросает ее из плоскости в плоскость. Еще одна старинная уловка, знаю я ее. Хотя все равно приятно, когда тебя умным называют, даже если говорящий так и не думает.
– Это по молодости, – решил я не нарушать идиллию и сказать то, что ей будет приятно слышать. – Через пару лет наберешься опыта, меня за пояс заткнешь.
– Ты думаешь? – вопрос был задан с такой озабоченностью, что казалось, от правильности ответа зависит дальнейшее существование Вселенной.
– Уверен, – не менее важно ответил я. – Зуб даю.
– Кстати – да. – Вика встала с дивана. – Надо бы тебе к стоматологу сходить. И в парикмахерскую.
– Я там полтора месяца назад был. – С первым не поспоришь, а вот со вторым – стоило. – Я еще не зарос! И потом – зима на дворе, так теплее.
– Ну да, – язвительно заметила Вика. – Еще бороду отпусти, в ней ведь тоже тепло. Она от морозов защищает.
– Не люблю парикмахерские, – искренне сказал ей я. – В них неправильные зеркала стоят. Вот дома, в свое зеркало смотришься – и рожа не опухшая, и сам вроде не урод. А в парикмахерской как на себя глянешь – так выть охота.
– Завтра вечером сходишь. Или послезавтра, – поставила финальную точку в разговоре Вика и ткнула пальцем в диван. – А если нет, то я введу санкции. Какие – сказать, или не надо?
Была у меня хорошая реплика про импортозамещение, но ее в ход пускать было никак нельзя. Ее слова – это остроумие, оно не подвергается рассмотрению в другом ракурсе, а моя шутка всегда может быть принята за правду, и потом мне мало не покажется.
– Кормить прекратишь? – предположил я.
– И это тоже, – величественно произнесла Вика. – Иди, руки мой, ужинать будем.
– А что у нас сегодня? – повел носом я, радуясь уходу от скользких тем.
– Котлеты, – порадовал меня ответ, и я потопал в ванную, приговаривая:
– Котлеты – это хорошо!
Но в целом – она права, и это еще раз подтверждает правильность моих давешних размышлений о каком-то новом интересном для читателей проекте. Не на вот прямо сейчас, а на чуть попозже, на то время, когда как раз сессия кончится. И это все-таки должен быть не конкурс, их у нас и так полно, это должна быть качественно новая вещь, выходящая за рамки еженедельника. О! Появилась у меня одна интересная идейка, в принципе, не слишком и оригинальная, но забавная. Почему нет? Финансирование я под нее выбью без проблем, да и кое-кто точно на моей стороне будет, поддержит в этом начинании. Только я пока ее никому озвучивать не буду. Лучше я сделаю по-другому.
– Что, скучали по папке? – наутро я вошел в редакционный кабинет, открыв дверь с ноги. – А?
Для усиления эффекта я вытаращил глаза и обвел взглядом присутствующих.
– Харитон Юрьевич! – пискнула Соловьева, изображая радость.
– Напугал, черт такой, – проворчал Петрович, погрозив мне кулаком.
– Мофет, еще надо было отлефаться? – спросила Таша, у которой рот был набит чипсами.
Остальные тревожно заулыбались, помалкивая и пытаясь понять – это я шутки шучу или как?
Шелестова же на секунду застыла недвижимо, после раскинула руки как чайка и пала мне на грудь с воплем:
– Ба-а-а-а-атюшка! Живо-о-о-ой!
– Балаган, – осудила ее Вика, входя в кабинет вслед за мной. – Один тут нормальный человек, который правильные вещи говорит, и тот… Таша, сколько раз тебя предупреждать можно – не трескай ты на рабочем месте то, что крошится, пахнет и оставляет масляные следы! Мало того, что потом с туфель это не отскребешь, так не ровен час, еще тараканы заведутся!
– Она и их сожрет, – успокоил Вику Самошников. – Не хотел бы я в голодный год с ней на необитаемом острове оказаться.
– Дурак. – Таша отставила объемный пакет с чипсами в сторону, напоследок запустив в него свою жменьку. – Харитон Юрьевич, так как вы себя чувствуете?
– Живой, – тем временем рыдала Шелестова, обнимая меня за шею, причем выглядело это ну очень естественно. – Сам ходит! А я-то уж решила, после того, как в больнице вас увидела, что все! А он – живой! Я же как вспомню, как вспомню… Как упал, как это… Желудок-то… Нет, нет сил, пойду…
– Приму триста капель эфирной валерьянки, – закончил я ее фразу. – Елена, дурака не включай, а? Я хоть и выгляжу дегенеративно, но классику читал.
– Не сомневалась. – Шелестова отпустила меня и, конечно же, глаза у нее были сухие и на губах у нее была улыбка. – Но проверить было необходимо. А вдруг – нет?
– Одна ты у нас умная, – язвительно сказала ей Соловьева. – Харитон Юрьевич, а я где вчера была! В игре, в смысле!
– И где же ты вчера была? – с интересом спросил ее я, стягивая пуховик.
– В Пограничье, – с гордостью ответила она. – Там вчера большое собрание вождей кланов было. Война!
– Война-а-а-а-а! – дружно заорали гамадрилы и примкнувшая к ним Шелестова.
Судя по всему, эту фразу за сегодняшнее утро они слышали не впервые.
