– Штрудель очень вкусный, – в своей обычной сдержанно-вежливой манере проговорил Оливер, смахивая с уголка рта крошки.
– Да, превосходный, – поддакнула Эрика.
Клементина повернула к ней голову. Эрика немного невнятно произнесла слово «превосходный». Будь это кто-то другой, Клементина даже не заметила бы, но Эрика обычно очень четко произносила слова и отдельные звуки. Под мухой она, что ли? Если так, то это впервые. Ей всегда претила мысль потерять контроль над ситуацией.
Оливеру тоже. Вероятно, отчасти по этой причине их тянуло друг к другу.
– Итак, этот тест ты прошла, – сказал Вид. – Но у меня есть еще один.
– Я его пройду, – заявил Сэм. – Давай. Спортивная викторина? Лимбо? Я здорово танцую лимбо.
– Он удивительно хорош в лимбо, – подтвердила Клементина.
– О, я тоже, – сказала Тиффани. – Или, скорее, была раньше. Теперь я не такая гибкая.
Поставив бокал, она сильно наклонилась назад, выставив таз вперед. Ее футболка немного задралась, и Клементине показалось, что чуть пониже пояса джинсов у нее татуировка. Клементина пыталась рассмотреть, что это такое. Тиффани сделала пару шагов вперед, напевая себе под нос мелодию лимбо и нагибаясь под невидимым шестом.
Потом она выпрямилась и прижала ладонь к пояснице:
– Ох! Стареем.
– Иисусе, – с хрипотцой произнес Сэм. – Пожалуй, я получу полное удовольствие за мои деньги.
Клементина сдержала смех. Да, дорогой мой, она предоставит тебе полное удовольствие за твои деньги.
– Где дети? – спросил вдруг Сэм, словно возвращаясь к реальности.
– Там. – Клементина указала в сторону гостевого дома, где Дакота с девочками по-прежнему играли с собакой. – Я слежу за ними.
– Вы занимаетесь йогой? – спросил Оливер у Тиффани. – У вас потрясающая гибкость.
– Потрясающая гибкость, – согласился Сэм.
Клементина протянула руку и со всей силы ущипнула его над коленом.
– Ай-ай! – Сэм схватил ее за руку.
– В чем дело, приятель? – спросил Оливер.
– Ба! Мы будем состязаться не в лимбо! – воскликнул Вид. – У нас будет музыкальное состязание. Это мой любимый отрывок из классической музыки. Послушайте, буду с вами честен. Я ничего не понимаю в классической музыке. Ничего. Я инженер-электрик. Простой инженер! Что я могу понимать в классической музыке? Я вышел из крестьян. В моей семье были крестьяне. Простые крестьяне!
– Опять он о простых крестьянах! – Тиффани закатила глаза.
– Но я люблю классическую музыку, – проигнорировав ее, продолжал Вид. – Люблю. Постоянно покупаю компакт-диски! Даже не знаю, что покупаю! Просто беру наугад с полки. Знаю, никто уже не покупает компакт-диски, а я покупаю. Знаете, я однажды купил этот в торговом центре, а по пути домой стал проигрывать в машине, и, когда зазвучала музыка, мне пришлось остановиться на краю дороги, потому что было такое ощущение… что я тону. Тону в чувствах. Я плакал, знаете, плакал, как ребенок. – Он указал на Клементину. – Держу пари, виолончелистка понимает, о чем я говорю.
– Конечно, – согласилась Клементина.
– Так давайте посмотрим, сможете ли вы его назвать, а? Может быть, это даже не хорошая музыка! Что я в этом понимаю?
Он стал возиться с телефоном. Естественно, в павильоне была встроенная музыкальная система, подключенная к его мобильному телефону.
– Кто сказал, что в этом состязании может участвовать только виолончелистка? – поинтересовался Сэм. Клементина заметила, что он имитирует модуляции речи Вида, сам того не сознавая. Она диву давалась, как он умеет улавливать акцент официантов в ресторане, а потом подражать индусу или китайцу. – А как насчет менеджера по маркетингу, а?
– А как насчет бухгалтера? – с неуклюжей веселостью подхватил шутку Оливер.
Эрика молчала. Она сидела, положив руки на подлокотники кресла и устремив взгляд вдаль. Обычно Эрика не уклонялась от разговоров. Обычно она вслушивалась в светскую болтовню, словно потом собиралась пройти тест.
– Можете участвовать все! – воскликнул Вид. – Тишина!
Он поднял свой мобильник, как дирижерскую палочку, а потом стремительным театральным жестом опустил. Ничего не произошло.
Он ругнулся, тыча пальцем в дисплей.
– Дай сюда! – Тиффани взяла телефон и нажала несколько клавиш.
Тотчас же под навесом с изумительной отчетливостью полились первые сочные ноты «Пробуждения» Форе.
Клементина выпрямилась. Казалось невероятным, что из всех музыкальных произведений он выбрал именно это. Она в точности понимала, что он имел в виду, говоря о том, что тонет в чувствах. Она тоже прочувствовала это, когда ей было пятнадцать, сидя со скучающими родителями (голова отца то и дело падала вперед, когда он засыпал) в Опере. Это удивительное ощущение погружения, словно тебя обволакивает что-то восхитительное.
– Громче! – воскликнул Вид. – Это должно звучать громко.
Тиффани прибавила громкость.
Сидящий рядом с ней Сэм автоматически приосанился, придав лицу стоическое вежливое выражение, приличествующее прослушиванию классической музыки. Тиффани наполняла бокалы, не проявляя заметной реакции на музыку, Эрика по-прежнему глядела в пространство, а Оливер наморщил брови, пытаясь сосредоточиться. Оливер вполне мог назвать композитора. Он был одним из тех образованных мальчиков из частной школы и знал много всяких вещей, но он не чувствовал музыку. Только Клементина и Вид чувствовали ее.
Вид встретился с ней взглядом, приветственно поднял бокал и подмигнул, словно говоря: «Да, я знаю».
Глава 29
Вид сидел за кованым столиком на передней террасе с разложенной на нем газетой и чистил школьные туфли Дакоты к утреннему информационному собранию в школе «Сейнт-Анастейша». Он вспомнил, как, бывало, чистил туфли старших дочерей, когда все они ходили в школу. Три пары черных туфелек, мал мала меньше. Теперь все его дочери ходят на шпильках.
Сегодня ему было как-то особенно тоскливо, и он не совсем понимал, в чем причина, и поэтому злился. Может быть, дело в погоде. Он слышал интервью по радио на тему о том, как недостаток солнечного света оказывает губительное психологическое влияние на жителей Сиднея. Падает уровень серотонина, отчего усиливается склонность к депрессиям. Во время передачи позвонил один англичанин и сказал: «Какая чепуха! Вы, австралийцы, такие изнеженные! Приезжайте в Англию, и мы покажем вам дождь».
Вид не считал себя настолько изнеженным, чтобы хандрить из-за плохой погоды.
Из тупика послышался шум двигателя. Подняв глаза, Вид заметил соседку Эрику, выезжающую на улицу в своем синем «стейтсмане».
Интересно, давно ли Эрика виделась с Клементиной?
Погрузив кисточку в черный крем для обуви, он начал наносить его на туфли.
