Клавдия открыла дверь, бросила сумку на пуфик и схватила трубку.
– А, это вы… – она глубоко вздохнула, не скрывая своего разочарования.
Звонила Нина Никифоровна Климова, она хотела поговорить с Клавдией «с глазу на глаз».
– Ладно, – согласилась Клава и посмотрела на сумку со свертком. – Только вам придется прийти ко мне. Я очень занята.
– Где вы живете?
Климова решила, что Еремину надо уговорить во что бы то ни стало и откладывать разговор нельзя ни на минуту. Потому что приступить к своим обязанностям она должна была еще вчера, и то это уже было поздновато…
Клавдия прикинула, сколько времени понадобится супруге покойного Арнольда, чтобы добраться до ее квартиры, и, поспешно раздевшись, принялась за изучение свертка.
Сургучная печать была расплывчатой, смазанной. Скорее всего, Вика воспользовалось услугами почты, попросив упаковать сверток, а может быть, сделала это сама. Впрочем, неважно. Клавдия поддела печать ножом и развернула бумагу. Внутри оказался действительно альбом с фотографиями, такого же формата плотный бумажный конверт, тоже полный фотографий, и две записные книжки. Это было странно.
Книжки Клавдия отложила в сторону – это потом, а фотографии стоит посмотреть прямо сейчас, до прихода Климовой. Она раскрыла альбом: с фотографий смотрела маленькая Вика в кругу друзей, с цветами и огромными, как гигантские бабочки, бантами на голове. «Первый раз в первый класс» – было написано внизу витиеватыми прописными буквами.
Следующие снимки запечатлели Вику и ее друзей, все более взрослых, год за годом. Вот и выпускной класс – все девушки уже накрашенные, завитые, с другими, не такими наивно распахнутыми глазами, как десять лет назад. Мальчики выглядели несколько напряженными, гораздо более юными, чем их одноклассницы. Клавдию всегда поражало это соотношение – женщин и юношей – на выпускных школьных фотографиях.
Больше ничего примечательного она в альбоме не обнаружила. Интересно, зачем Вике понадобилось прятать в камере хранения школьный альбом? Непонятно.
В конверте оказались мелкие и крупные фотографии Вики и ее друзей-приятелей в гораздо более зрелом возрасте. Вика с одним мужчиной, с другим… в обнимку, на набережной Москвы-реки, на Воробьевых горах, на Красной площади, у Исторического музея, в полумраке ресторана… Фотографии выпали у Клавдии из рук, она села, стараясь успокоиться, чувствуя, как предательские слезы начинают щипать глаза. Не хватало только встретить госпожу Климову с опухшим и красным от слез лицом!
Ей уже было просто противно вспоминать о Кэтти Гордон, которая уж точно не стала бы плакать из-за такой безделицы! Но мысли об этой героине любовного романа назойливо лезли в голову, вытесняя все остальные, путаясь и мешая сосредоточиться. Черт бы побрал эту Кэтти вместе с ее чертовыми любовниками! Какое отношение она имеет к Клавдии и ее проблемам?!
– Как же! – возражала новая Клавдия той, прежней, которая легко сдавалась, опускала руки и уступала всем подряд. – Ведь я всегда мечтала о такой жизни, полной событий и приключений, любовных свиданий, измен, страстей, опасностей, поражений и побед! Почему же теперь я недовольна? Что меня не устраивает? Неужели у меня меньше силы духа, чем у этих рафинированных американок, немок и англичанок с холодной кровью и бледными щеками? Во мне говорит страх? Боль? Нежелание принимать жизнь, как она есть? Легко витать в мире фантазий и увлекательных снов, но когда сны становятся явью…
Звонок в дверь так неожиданно и резко прервал ее размышления, что Клавдия сначала вздрогнула, а потом обрадовалась. Это Климова. Деловой разговор сейчас для них обеих окажется кстати.
Некто веселился от души. Есть чему радоваться! Событие за событием, и все интересные. Земные наслаждения, главное и наисладчайшее из которых – любовь, начали проникать сквозь панцирь, которым отгородились они от красоты и заманчивой прелести бытия… Отрава желаний постепенно, незаметно обвивает их, как сочная и пышно цветущая тропическая лиана обвивает стройный ствол пальмы, приникая к ней всем своим ароматным, гибким и влажным телом, в страстном и упоительном порыве слиться, стать одним целым, питаться прозрачными и душистыми соками земли, великолепной в своей щедрости, изобильной, истекающей медом и вином, которых хватит на всех, и еще останется…
Некто с удовольствием исполнял свое предназначение: пробуждать желания, искушать, завлекать, овладевать умами и сердцами, погружая их в бездны прихотливых фантазий, отравленных жаждой чувств, ощущений, сильных и всепоглощающих страстей, бурных стихий, которые есть истинное естество творца…
Встретившись, Нина Никифоровна Климова и Клавдия Еремина удивились произошедшей с ними обеими перемене. Причем Клавдия явно изменилась в лучшую сторону, а Климова – в худшую. Она осунулась, побледнела, глаза ее приобрели тот особый сухой блеск, присущий людям, снедаемым тревожным беспокойством, бессонницей и отсутствием опоры, за которую можно держаться, чтобы не утонуть в жизненном море.
Клавдия же, напротив, похорошела, помолодела даже. Ее всегда тусклые и полуопущенные глаза теперь смотрели ярко и сильно, а лицо, озаренное тайным прелестным светом, казалось даже красивым. Свободный махровый костюм нежно-розового цвета удивительно шел к ее светлым волосам, ко всей ее полноватой фигуре, какой-то томной, ленивой… Таких женщин любил изображать на своих полотнах Ренуар, великий француз, знаток женской красоты, волшебных линий тела и его мерцающих красок.
Женщины устроились в гостиной. Сквозь желтые занавески заливало комнату зимнее солнце, просвечивая насквозь зеленые листья герани на подоконнике. Нина Никифоровна со все нарастающим возбуждением рассматривала обстановку квартиры: мягкую мебель из пестрого велюра, ореховую стенку, низкие зеркально полированные столики, на одном из которых стояла дорогая лампа с абажуром абрикосового цвета, ковер с высоким ворсом пастельно-зеленого тона, изящную люстру с большими хрустальными подвесками, горящими в желтых, льющихся сквозь шторы лучах.
Значит, не так уж и мало платил Арнольд, если Клавдия смогла приобрести такую обстановку! У самой Климовой мебель дома была старая, давно вышедшая из моды, приобретенная еще в те незапамятные времена, когда все надо было «доставать», на все «записываться» и за всем выстаивать нескончаемые очереди. А Клавдия Петровна совсем неплохо устроилась. Обои, правда, негодные; потолки потрескались – пора делать ремонт, а так очень даже шикарно. Может, Еремина еще где-нибудь подрабатывала, обслуживала другие фирмы – бухгалтер она «от бога», вот и обеспечивала себя таким образом? Иначе почему бы она столько лет просидела у Арнольда за гроши?
Нина Никифоровна тяжело вздохнула: разговор ей, судя по всему, предстоял нелегкий. Ну, когда-то начинать надо!
– Клавдия Петровна! – сказал она, значительно глядя на Еремину. – У меня к вам деловое предложение!
В течение часа вдова Арнольда Вячеславовича рисовала перед Клавой радужные перспективы, ожидающие «госпожу Еремину», если она внемлет голосу разума и согласится разделить с «госпожой Климовой» доходы фирмы «Спектр» вместе с трудами тяжкими на благо процветания «их совместного предприятия».
