– Вы не доверяете кому-то из своего окружения?
– Нет, – Хадден быстро куснул почернелый от ожогов палец, – дело не в этом… Я просто не люблю поминать имя Уллы там, где оно может быть услышано хоть кем-то. Можете считать это блажью, суеверием или еще чем… не суть. Отвечайте на мой вопрос, Хонт…
– Как вам будет угодно. Ответ отрицательный. Я говорил с его светлостью совсем недолго, и обсуждали мы исключительно проблемы технического характера. Я не фортификатор, господин Арвел, мое дело – артиллерия, так что Улла соизволил пояснить, почему он отправляет меня именно в ваши руки. Но вот о силах противника мы, увы, не говорили. Могу я спросить, что так встревожило вас, господин инженер?
– Улла стал расплывчив, чего за ним ранее не водилось. Нет, письмо написано его рукой, в этом у меня сомнений нет, но все же: он сказал слишком мало, и это обстоятельство вызывает у меня некоторую тревогу. Первое, – Арвел сложил пальцы левой руки в кулак и принялся постукивать по костяшкам указательным пальцем правой, – не указаны сроки. Ни в письме, ни в официальном приказе. Мы с вами догадываемся, что времени у нас мало, однако – сколько же, да помилуют нас луны?! Второе… Я никогда не поверю в то, что наша разведка не смогла добыть сведения о силах, которые Претенденты готовятся обрушить нам на голову. Кто командующий – ведь от этого зависит многое? Каков состав десантных сил, откуда они могут отплыть, какова вероятность остановить их на дальних рубежах – об этом не сказано ни слова.
– Быть может, нам удастся прояснить ситуацию на месте, – осторожно вставил Хонт. – Там нас ждут…
– Возможно, – тряхнул головой Арвел. – Но все же – мне начинает казаться, что Улла потерял доверие к своему окружению, а это очень, очень дурной признак.
Хонт не ответил ничего. Поджав губы, он смотрел в темное окно на противоположном борту кареты, за которым иногда поблескивали низкие звезды.
3
В Лести полковая колонна вошла через два часа после рассвета.
…Хадден проснулся с первыми лучами здорово удивившего его солнца – утро выдалось необычайно ясным, по-летнему золотым, а вот пушкарь-лавеллер, заметно уставший после необычно долгого дня, еще спал на откидном диване, укрытый толстым шерстяным одеялом. Арвел не стал его будить. Выбравшись из-под одеяла, он осторожно открыл дверь кареты, отлил и несколько минут стоял в проеме, втягивая носом холодный, пахнущий палой листвой воздух. На лице его застыла мечтательная улыбка.
– Осень полна прелести, – едва слышно пробормотал он, – и хорошо, когда есть время ее ощутить…
Он хлебнул сладкого отвара из большой фляги, висевшей на крючке возле окна, вздохнул и снова забрался на свое просторное ложе. Пока его новый помощник спал, можно было спокойно поразмыслить о том, что ждет их в далеком пока Заливе Удач.
Скупость, с которой Улла отдал свое распоряжение, заставила Арвела вспомнить кой-какие слухи, появившиеся вскоре после того, как он вернулся с острова Наэр. В ставке барона Лейена, куда он явился для получения новых приказов, его ждала пачка писем, среди которых оказались два послания от старых друзей, весьма близких к Граду. С этими людьми его связывала давняя и теплая дружба, так что не доверять их словам было глупо.
А писали они вещи достаточно неприятные. Помимо очередных новостей о назначениях и перемещениях командования, оба корреспондента сообщали Арвелу, что у подножия Трона появились сплетники, шепчущие о том, будто господин Конюший взял слишком много власти, окружая себя людьми не слишком родовитыми, зато наглыми и беспринципными, при этом «наследники старых домов» прозябают в ничтожестве, не имея возможности показать себя Трону в должном свете. Арвел хорошо понимал, насколько опасными могут быть для князя Уллы такие разговоры. По представлениям столичных вельмож, чьи предки столетиями вились вокруг Града, сам он к «старым домам» не относился ни в малейшей степени. О, конечно, отец его был князем, так что с того толку? Остров Ленц для столицы – далекое захолустье, и да будь ты хоть трижды княжьим сыном…
Подоплека происходящего была вполне понятна. Несмотря на все усилия, добиться решающего перелома в войне силам Трона не удавалось. Господа Претенденты, на первый взгляд уступающие Трону во всем, использовали свои ограниченные ресурсы на полную, с невиданным для Пеллии цинизмом, поставив под ружье всю экономику Юга. Основной рабочей силой в баронских усадьбах стали женщины и дети, потому что мужчины либо служили в полках, либо ломали спину в шахтах и в мастерских, которые росли одна за другой. Вербовщики выгребали даже «городское дно», забирая сифилитических бродяг и давно опустившихся пьянчуг, которых не взяли бы ни в одну другую армию. По сути, все территории, оказавшиеся под властью Южной Звезды, превратились в сплошной военный лагерь.
Трон же, свято блюдущий старинные кодексы и уложения, пойти на такие меры не мог – следовательно, не видно было конца этой многолетней битве, утомившей Пеллию до крайних пределов. В такой ситуации недовольство высшей аристократии становилось делом вполне ожидаемым. Окажись на месте Уллы человек из ближнего вельможного круга, шипеть на него осмелились бы немногие, но – увы… Арвел понимал: стоит этим разряженным кретинам добиться смещения князя, и Трон окажется на краю бездны. Улла добился своего положения не только умом и тонкой интуицией, а еще и умением окружать себя людьми талантливыми, наделенными не только фантазией, но и волей, упрямством, способным проломить любые стены.
Тщеславным недоумкам, искавшим славы подле его стремени, он ходу не давал.
Битва на острове Наэр, начатая Хирцем по категорическому требованию военного командования Претендентов, закончилась для них масштабной катастрофой. Как до этого и предполагал Арвел, пехота, лишенная в решающий момент артиллерийской поддержки, не выдержала давления королевских полков и ударилась в бегство. Хорошо подготовленный кавалерийский резерв мог бы заставить всю эту рвань вернуться на позиции, но Хирц, вынужденный наступать на довольно широком фронте, рассредоточил свои эскадроны на три десятка лонов, так что, когда пехота подалась назад, подпереть ее оказалось попросту некому. Этой битвы Арвел не видел: когда Хирц двинул свои полки вперед, он уже плыл на корабле, возвращаясь к барону Лейену, под чьей рукой в те дни находился согласно приказу командования.
«Наэрский погром», закончившийся к тому же самоубийством излишне тщеславного Хирца, принес Улле новую славу. В Граде все прекрасно знали, чьей идеей было уничтожение артиллерийского резерва. Улла был призван к Трону, где удостоился множества милостей, и по всем признакам влияние его заметно возросло, а раз так, то и беспокоиться Арвелу не следовало.
Но – письмо и официальный приказ, непонятно краткий, расплывчатый, лишенный обычной для Уллы и его штаба военной ясности?.. Ответа он найти не мог.
За окнами кареты появились низкие бревенчатые изгороди, на зеленых лугах паслись овечьи стада. Арвел спрыгнул с постели, убрал в ящик одеяло и подушку, потянул рычаг, превращая свое ложе в обычный каретный диван и осторожно потрогал плечо Хонта:
