СССР. Украина. Киев.1947.
Во второй половине дня мы пошли в красивый парк, который выходит к утесу над Днепром. Здесь растут огромные деревья, среди которых мы увидели и могилы защитников города – зеленые холмики с высаженными на них красными цветами. В парке восстанавливаются сожженные оккупантами эстрадные площадки и будет строиться новый стадион. Здесь уже построено несколько театральных площадок и много скамеек для зрителей.
С обдуваемого ветром обрыва было видно, что на другом берегу реки находится песчаный пляж, где люди загорают и купаются, а еще дальше расположен плоской участок с руинами городка, который был полностью разрушен в боях за Киев – там не осталось ничего, кроме черного пепелища и уцелевших кое-где стен. Виден и участок, через который Красная Армия вернулась в город и освободила его от фашистской оккупации.
В парке играл оркестр, и множество детей сидело на скамейках и слушало музыку. По реке ходили лодки под парусами и маленькие катера; тут же купались люди.
Проходя по пешеходному мосту над дорогой, мы увидели внизу автобусную остановку. А перед автобусом шла схватка с участием женщины – лучший бой, который мы видели за последнее время. Русские правила организации очередей почти не знают исключений. Чтобы попасть в трамвай или в автобус, каждый человек должен постоять в очереди. Нет, исключения из этих правил, конечно, есть: не должны стоять в очереди беременные женщины, женщины с детьми, очень пожилые люди и инвалиды – они проходят первыми. Но все остальные должны стоять в очереди! Оказалось, что на остановке под нами кто-то пролез вперед без очереди, и на него сразу напала разъяренная женщина, требовавшая, чтобы он вернулся туда, где стоял. Человек упрямо оставался на своем новом месте. Подошел автобус, и человек вошел в него. Но не тут-то было: женщина нырнула вслед за ним, вытащила мужчину и заставила его вернуться на свое место в очереди. Она была в ярости, а люди, стоявшие в очереди, хвалили ее за то, что она вытащила мужчину из автобуса и вернула на его место в очереди. Это был один из немногих примеров насилия, которые мы видели на протяжении всей нашей поездки. В основном люди здесь демонстрируют невероятное терпение в общении друг с другом.
Вечером мы пришли на ужин страшно уставшими, потому что очень мало спали, так что наша страсть к водке начала быстро стихать, пока не исчезла полностью.
Наши хозяева о многом собирались нас расспросить. Они хотели больше знать об Америке, о ее масштабах, культуре, политике. Тут мы начали понимать, что Америка – это очень сложная страна для простых объяснений. Начать с того, что в ней есть много такого, чего мы сами не понимаем. Но мы объяснили, как устроена у нас власть – каждая ее часть контролируется другой частью. Мы попытались объяснить нашу боязнь диктатуры, наш страх перед предоставлением лидерам слишком большой власти. Мы разъяснили, что наша система устроена так, чтобы никто не получал слишком много власти, а если бы он ее получил, то не смог бы долго сохранять. Мы согласились с тем, что из-за этого наша страна развивается медленнее, но такой подход, безусловно, позволяет ей работать более уверенно.
…Наша система устроена так, чтобы никто не получал слишком много власти, а если бы он ее получил, то не смог бы долго сохранить.
Они задавали вопросы о заработной плате, об уровне жизни, о том, как живет трудящийся человек. Есть ли у простых людей машины? В каких домах они живут? Ходят ли их дети в школу и в какие школы?
Они говорили об атомной бомбе и о том, что они не боятся ее. Сталин сказал, что атомное оружие никогда не будут использовать в военных целях, и они доверяют его словам. А один человек заявил, что все, что может бомба, – это разрушать города.
– Но наши города уже разрушены, – продолжал он. – Что еще тут можно сделать? И если к нам вторгнется враг, то мы сумеем защитить себя так же, как мы справились с фашистами. Мы будем биться в снегу, в лесах, в полях…
Они с тревогой говорили о войне, потому что хлебнули ее в полной мере. Они спрашивали:
– Могут ли США напасть на нас? Неужели нашему поколению придется снова защищать свою страну?
Мы отвечали:
– Нет, мы не думаем, что Соединенные Штаты на вас нападут. Мы не знаем, но нам никто об этом не говорил, мы не думаем, что наши люди хотят на кого-то нападать.
Здесь тоже пишут много недостоверного об Америке, потому что у русских тоже есть свои «желтые» журналисты. Да, у них тоже есть корреспонденты, которые пишут, мало что зная о своем предмете…
Мы поинтересовались, откуда им стало известно, что мы могли бы напасть на Россию. Ну, отвечали они, мы это узнаем из ваших газет. Некоторые ваши газеты постоянно пишут о нападении на Россию, а некоторые – о том, что они называют превентивной войной. А для нас, говорили они, превентивная война – это такая же война, как и любая другая. Мы успокоили их тем, что не верим в то, что пишут эти газеты, и что обозревателей, которые говорят только о войне, нельзя считать истинными представителями американского народа. Мы не думаем, что американский народ хочет с кем-то воевать.
И тут посыпались старые, старые вопросы, которые всегда возникают в таких беседах:
– Тогда почему ваше правительство не возьмет под контроль эти газеты и тех людей, которые говорят о войне?
И нам пришлось снова, как и много раз до этого, объяснять, что мы не верим в контроль над печатью. Мы считаем, что правда все равно победит, а контроль просто загоняет проблемы внутрь. Мы предпочитаем давать этим людям возможность до конца дней своих открыто говорить и писать о своей позиции, нежели загонять их в подполье, где они будут изливать свой яд тайно.
Здесь тоже пишут много недостоверного об Америке, потому что у русских тоже есть свои «желтые» журналисты. Да, у них тоже есть корреспонденты, которые пишут, мало что зная о своем предмете, которые идут в атаку с пишущей машинкой наперевес.
Глаза у нас слипались, мы просто умирали от усталости и в конце концов были вынуждены извиниться и отправиться спать. Сегодня я очень много ходил, и недавно сломанное колено начало нестерпимо болеть. Мышцы сзади натянулись, как веревки, и я едва смог наступить на ногу. Ненавижу лежать, но тут мне пришлось на некоторое время прилечь.
Перед сном мы еще немного поговорили. Если между Россией и Соединенными Штатами начнется война, то эти люди будут считать нас злодеями. В силу пропаганды ли, страха ли или еще по какой-либо причине, но если начнется война, они будут обвинять нас. Они говорят только о вторжении в свою страну, и они боятся этого вторжения, потому что у них уже был такой опыт. Снова и снова они спрашивают нас:
– Нападут ли США на нас? Отправите ли вы свои бомбардировщики, чтобы уничтожать нас?
И никогда никто не говорит: «Мы пошлем наши бомбардировщики» или «Мы вторгнемся…»
Я проснулся рано и стал дописывать свои заметки. Нога задеревенела так, что я не мог на нее наступить. Я сел за стол у окна и стал наблюдать за людьми. Движением на улице управляла девушка-милиционер; она была в сапогах, синей юбке, белом кителе с форменным поясом и в маленьком кокетливом берете. Черно-белой полосатой палочкой она направляла потоки военных грузов. Красотка!
