Антидепрессанты, видимо, действовали эффективно, да, и молодой организм боролся с недугом. Вот только душевное здоровье вызывало вопросы. Тем приятнее для Матвея стал Ксюшин вопрос.
– Хотелось бы восстановиться в университете. У вас ведь везде есть знакомые…
– Есть нужный человечек – Антошка.
– Думаете, поможет, Матвей Александрович?
– Куда он денется, мы вместе учились. Водку пили. Вспомним, посмеемся, позвоним ректорше.
Москва. Март 1994 года.
Антон не соврал: в ресторане шел банкет по поводу защиты докторской диссертации. Чествовали декана, которой открывалась дорога в кабинет с табличкой «Проректор». Когда-то, еще аспиранткой, женщина вела семинары у группы Алехина. Теперь бывший ученик надеялся на её помощь. Умирал боевой товарищ, а его сына отчислили за проваленную сессию.
– Это – Алехин, в прошлом ваш студент, – представил Антон, являвшийся членом аттестационной комиссии.
– Добрый вечер, – равнодушно буркнула почти проректор, не узнавая Матвея.
– Дорогая моя, – энергично вмешался нежданный гость, заранее подготовившийся к такому развитию событий, – как я вам признателен за науку в те далекие годы. Особенно за то, что рекомендовали меня для вступления в КПСС.
Над застольем повисла гнетущая тишина, только журчала, стекая по пищеводу, водка у оппонента, нервно глотнувшего из рюмки. Коммунисты были не в фаворе после участия в недавней попытке захвата власти, предпринятой Хасбулатовым и Руцким. Для усиления драматического эффекта гость достал из кармана учетную карточку члена КПСС. Её получил вместе с партбилетом от коллег, разумно изъявших документы разведчиков из архива ЦК. Ужас исказил лица, когда он продемонстрировал фамилию диссертанта в графе «Рекомендующие».
ХА-ХА-ХА, – расхохоталась будущий проректор, – Матвей, сколько лет, сколько зим.
Затем бросилась обниматься, реализуя прогноз отставного чекиста. Что ею двигало? Страх и стремление шуткой разрядить ситуацию? Или искреннее узнавание веселого студента из прошлого? Причина не важна, важен результат. Протеже Алехина восстановили после пересдачи экзаменов.
Желание Литвиновой вернуться к учебе Алехин справедливо истолковал как признак душевного выздоровления девушки. Посттравматический синдром, вызванный сексуальным насилием, проявляется у 75 % жертв, и его симптомы с трудом поддаются трактовке даже опытным психологом. Однако после беседы с врачами Матвей решил, что важно вырвать пострадавшую из плена обстоятельств, связанных со случившимся, и по возможности нейтрализовать мрачные воспоминания. Отчасти поэтому пришлось умыкнуть её из Москвы, не дать следователям возможности мучить допросами. Сама Ксения неосознанно старалась отодвинуть, если пока забыть не получалось, события в Колобовском и на даче Артура. Её мозг нашел нужный ход, переключив внимание на более легкую, побочную задачку.
Разведчик не догадывался, что девушка в данный момент больше волновалась не за себя, а за него. Она запомнила, каким поникшим тот пришел в заброшенную больницу, какая гримаса исказила его лицо, когда ножом кромсал горло врага. Видела, как тогда он гипервентилировал, как колотившееся сердце вздымало грудную клетку. Чувствовала огромное напряжение в матером шпионе, чей прошлый оперативный опыт мог защитить психику лишь частично. Исподтишка поглядывая, Ксения ощущала, какой эмоциональный груз давит на «нового папу». Хотя «дочка» не подозревала, что Матвей руководит сложнейшей операцией, женское начало подсказывало необходимость отвлечь его от тяжелых дум, не дать свихнуться. А заодно, пусть и неосознанно, занять себя делом, не размышлять о событиях ТОЙ ночи.
Забыв собственную сентенцию, что «женщины рождаются уже умными», разведчик с растущим удовлетворением выслушивал вопросы спутницы: «Где будем жить? Есть ли рядом приличный отель со спа и фитнессом? Какая погода на острове?» Апофеозом стала Ксюшина жалоба: «Мне совершенно не во что одеться». Облегченно рассмеялся: «Не волнуйся, купим». Стресс последних дней отступал, уверенность в собственных силах возвращалась. Солнце в иллюминатор светило ярче. Не к месту вспомнилась фраза бывшего сослуживца-бабника: «Юг – он как фронт, всё спишет».
Молоденький сотрудник иммиграционной службы в аэропорту Ларнаки испытывал смешанные чувства. Стоявшая перед кабинкой девушка поразила как статью, так и страшноватыми синяками. Вспомнился инструктаж перед сменой, напомнивший о русской мафии, поставляющей проституток на Кипр. Хотя Ксения Литвинова совсем не походила на ночную бабочку, но…
– Моя племянница, – развеял его сомнения Матвей, нарушив правила паспортного контроля. – Попала в автоаварию. Привез на реабилитацию. И вызови-ка мне начальника смены.
Начальник – опытный служака – сразу провел в кабинет к телефону полицейской связи. Сам нашел и набрал нужный номер.
– Калимера, господин Панайотис, с вами желает поговорить господин Алехин.
– Иясу, дорогой, – прилетевший поприветствовал бывшего шефа полиции, – давненько не виделись.
– Добро пожаловать на Кипр, Матвей! Сегодня и увидимся. Поужинаем в «Зефирос»?
– Идет. Только не позже восьми вечера, а то мой аппетит пробуждается по Москве, на час раньше твоего.
Второй звонок шпион сделал с предоплаченного мобильника, анонимно купленного в супермаркете туристской зоны. Дирижер, как и поведал еще в Питере, завтра вылетал на гастроли в Израиль. Вместе с симфоническим оркестром и шлейфом многолетней славы.
– Привет, друг любезный! Сидишь на чемоданах? Фрак не забыл?
– Я в порядке! Только тубист Григорьев запил. Ты где?
– Совсем рядом буду, «через речку». Вечером ждет мезе в ресторане.
– Следи за фигурой, – хмыкнул музыкант, знакомый с кипрской кухней.
– Нам перед публикой не выступать! Кстати, увидишь своего четырехпалого поклонника, передай ему, пожалуйста, просьбу.
– Какую? – ощутимо напрягся приятель, вспомнивший, что рассказывал Алехину о руководителе Моссад, который не пропускал ни одного концерта маэстро в Иерусалиме. Большой палец правой руки израильтянин потерял давно. Закладывая бомбу арабам? Обезвреживая палестинскую мину?
– Скажи, что Композитор ждет Эстер Эдельстайн на пляже отеля «Палм Бич» каждое утро. Приглашение действительно четыре дня. Он поймет.
– Только-то? – облегченно выдохнул приятель, ожидавший чего-то более шпионского. – Как зовут композитора?
– Никак. До встречи.
Крытая черепицей вилла Шмутко выглядела внешне скромно, однако имела четыре спальни, огромную гостиную и приличный патио. Садик был крохотный по российским понятиям, но полноразмерный по кипрским. В нем даже поместился бассейн метров восьми с трамплином. Жданов накрыл поляну и ждал приезда руководителя-спасителя. Увидев Литвинову и её синяки, сдвинул брови, но промолчал.
