– Вон твой «Палм-Бич», – чуть обиженно сказал мой водитель. – Так себе хаза, между прочим. У меня круче…
– Останови!
Я выронилась из джипа. Пытаясь сдерживать шаг, заторопилась к большому красивому отелю.
Прямой путь преграждала клумба, обширная, как футбольное поле. Интересно, можно ли здесь ходить по траве? Ни малейшего намека на тропинку на ухоженном газоне не было, поэтому из опасения показаться некультурной я обошла просторное пастбище стороной. Это меня несколько задержало. На ближних подступах к отелю поперек моего пути неторопливо двигался автомобиль, я остановилась, он тоже. Некоторое время мы с водителем принужденно улыбались, жестами уступая один другому дорогу и не трогаясь с места. Очень мне хотелось внести свою лепту в повышение национального престижа и выиграть это соревнование в вежливости, но приходилось спешить. Отвесив водителю традиционный русский земной поклон, я стремительно двинулась вперед, с разбегу прошила холл отеля насквозь и оказалась как раз там, где нужно, – на заднем дворе. Или как тут у них называется эта площадка с тыльной стороны здания?
У бассейна с неестественно голубой водой Ирки не было, в самом бассейне тоже, матерчатые шезлонги я даже не осматривала – ни один ее не выдержал бы. Впереди расстилалось море. Не утопилась, надеюсь? На узкой полоске пляжа несколько мелких пальм, группа декоративных камней…
Один из валунов тяжело шевельнулся и шумно вздохнул, спугнув чайку.
– Ирка! Не прикидывайся колодой, я тебя узнала! – крикнула я, спускаясь с мраморных ступенек на гальку.
– Я тоже узнала… – тоскливо сказала она, шмыгнув носом.
Я сняла туфли, подошла к ней поближе.
– Ну?
– В Америке Монтик, – сказала она. – Утром улетел. Соколик мой…
– Не своим же ходом улетел твой соколик, надеюсь? Название и номер рейса знаешь?
– Ага. Там, в отеле, за конторкой, такая милая барышня сидит, я ей фото Монтиково показала, а она мне русским языком говорит: улетел этот человек в Америку, рейс такой-то авиакомпании сякой-то… Так что все я знаю. А сделать ничего не могу…
– Можешь, – возразила я. Мне бы промолчать, но я не выношу вселенской тоски. – Можешь найти телефон и жетоны, или что тут у них в таксофон запихивают. Будем звонить в Америку. Стоп, он в какую Америку улетел – в Северную или Южную?
– В ту, где Нью-Йорк.
– Годится. Будем звонить.
– Кому? – удивилась Ирка.
– Моей кузине Зине.
– Ну ладно, ты не нервничай так. – Подумав, что я волнуюсь, Ирка начала успокаиваться. – Ты нервничаешь и заикаться начинаешь.
– Я не заикаюсь. Это мою кузину так зовут: Зина. Смешно, конечно, звучит. Потому-то я и называю ее кузиной, а не двоюродной сестрой. Ей это, кстати, никогда не нравилось.
– А что ей нравилось? – Ирка отследила, как я подбираю камешек, и тоже взяла голыш.
Я покрутила гальку в пальцах, прицелилась и запустила блюдцем по воде. Раз, два, три прыжка. Неплохо…
– А нравились ей мужики. Желательно богатые, необязательно красивые… Долго перебирала, потом, огорошив родных, вышла замуж за разведенного еврея с двумя детьми, родила ему третьего и укатила с семейством в Америку. Сначала жила в какой-то еврейской общине, потом освоилась, выучила язык, работу себе нашла, с мужем рассталась, живет одна, растит малыша, еврейский супруг помогает деньгами… Вроде вполне довольна жизнью. – Я подхватила и бросила в воду следующий камень.
– И зачем она нам? – спросила Ирка, тоже размахиваясь. Голыш утонул с сочным чавкающим звуком. Мы переглянулись, довольные.
– Твои камни справа, мои слева, – распределила я, загребая гальку горстью. Ирка погрузила руку в грунт, как бульдозер ковш. – Не соображаешь? Мы ей позвоним, объясним ситуацию, попросим найти твоего Монтика. По-моему, это вполне реально – не сумеет сама, наймет частного детектива. Не такая уж она большая, эта Америка. Расходы, разумеется, за твой счет – сама понимаешь, еврейская община… Еще бы Монтикову фотографию в Штаты переправить… Да у них же тут наверняка есть Интернет!
Камни дождем летели в воду. Глядишь, увеличим количество средиземноморских островов…
– Я твоей Зине даже премию выдам, если она мне Монтика вернет, – согласилась Ирка, на удивление легко поднимаясь на ноги. – Ну, чего расселась? Надо же, полпляжа перелопатили! Идем отсюда, пока нам не влепили какой-нибудь штраф!
Я с удивлением оглядела дело рук наших – у Ирки почти окоп получился! – и опасливо произнесла, поворачиваясь к Средиземному морю спиной:
– Надеюсь, аквалангистов в воде не было!
Шумно втягивая соленый морской воздух сквозь два комплекта зубов – своих собственных и накладных собачьих, – Дон Салливан стоял на верхней палубе пассажирского катера «Лазурный». «Морской трамвай», как называют такие прогулочные суденышки местные жители, пересекал Цемесскую бухту. С борта судна открывался впечатляющий вид на белый город Новороссийск, вытянувшийся вдоль моря в полукольце гор. Синие вершины были подернуты серым туманом. Зеленые морские волны, напоминающие глыбы жидкого бутылочного стекла, курчавились жемчужной пеной. Над тяжело ворочающейся водой с пронзительными криками летали чайки. Курортники – на жаргоне местных жителей «матрасники» – на нижней палубе ахали от восторга и непрестанно щелкали фотоаппаратами. Однако Дону в этот момент чувство прекрасного было чуждо: его передние лапы лежали на скользком мокром поручне, ушастая голова свешивалась вниз. Дона мутило.
Минуту назад он избежал совершенно непредвиденной опасности. Девица, которой разудалые и не вполне трезвые парни из команды позволили «порулить» катером, своими неумелыми действиями едва не отправила всех на дно, когда рядом с судном показались дельфины. Занятый своими мыслями, Дон сначала не понял, что это за большие черные колеса крутятся в воде, блестя, как новые резиновые калоши, но рядом нашлись граждане посообразительнее: детище Ильичевского судоремонтного завода в полном соответствии с техническими характеристиками приняло на борт две сотни пассажиров, и при виде афалин все двести с радостными криками дружно ринулись на правый борт. Хорошо, что капитан оказался поблизости: пока горе-кавалеры беспомощно дрыгали ногами в низких креслах с прекрасным видом на девицыны голые коленки, он ворвался в рубку, матерясь, смахнул мамзель с высокого табурета и исправил крен. Дон сомневался в том, что сумел бы вынырнуть из пучины морской и добраться до берега в тяжелой бирсдожьей шкуре!
На борт «Лазурного» он запрыгнул в последний момент, предварительно тяжелым галопом промчавшись по причалу прочь от пришвартовавшейся «Веры».
– Что это за псарня? – увидев Дона, сурово вопросил капитан. Он нахмурился и перебросил сигарету из одного угла рта в другой. – Я спрашиваю, какой кретин взял на борт кобеля?
– Уважаемые пассажиры! Капитан убедительно просит подняться на служебную палубу хозяина большого черного пса в кожаном ошейнике, – в облагороженной форме озвучила эту мысль по корабельному радио дама-экскурсовод.
