— Ой, — сказал Барнаби.
— Вот именно. Пришлось выбирать.
— И что же вы выбрали? — спросил Барнаби. Все повернулись и внимательно посмотрели на него.
— Может, он все-таки дебил, — сказала Вильгельмина.
— Нет-нет, — поспешно произнес Барнаби, осознав свою ошибку. — Конечно же. Вы выбрали космос. Я понял.
— Я выбрал космос, — подтвердил Матиас.
— И теперь не очень горишь желанием возвращаться домой, правда? — осведомился Джордж.
— Не очень, — согласился Матиас. — Моя родня больше не хочет иметь со мной ничего общего.
— Ну а я должна была унаследовать родительскую ферму, — сказала Вильгельмина, которой не хотелось упускать возможность хорошенько пожаловаться на трудное детство. — Только мне совсем не улыбалось всю жизнь стричь овец и возить скот на рынок. Когда я поехала учиться в академию, папе пришлось назначить главой фермы моего брата-недоумка. С тех пор он со мной не разговаривает.
— А вы? — спросил Барнаби у Джорджа Эберкрамби. — С вами родственники тоже не разговаривают?
— У меня нет родственников, — ответил тот, не отрывая взгляда от стола. Потер там невидимое пятно. — Я хотел стать астронавтом, потому что мне было одиноко. Мне бы проблемы этих ребят.
На этом разговор внезапно завершился.
Глава 22
Прогулка в космос
За следующие недели Барнаби сумел узнать всех астронавтов немного лучше, и все они ему очень понравились. Любимым занятием на борту «Зелы IV-19» у него стало сидеть на подушечке у какого-нибудь иллюминатора и смотреть вниз на медленно вращавшийся вдали шар — планету Земля. По утрам он выглядывал и видел Северную и Южную Америки — и вспоминал о своих приключениях на обоих континентах. Сверху там была Канада, дальше расстилался Атлантический океан. Через несколько часов Барнаби возвращался к этому иллюминатору и видел, как под ним медленно проплывает Ирландия. Но лучше всего было в конце дня, когда под собой он различал Австралию и Новую Зеландию. Их знакомые очертания означали для него родину. Его завораживала кайма зелени и синевы, шедшая по краю всего континента, а в центре все было серо-коричневым. Барнаби подолгу смотрел вниз и мысленно подписывал города — как в школе на уроке географии. Вон Перт — крохотная точка на западном побережье. На юго-востоке — Сидней. В основании, прямо напротив Тасмании, — Мельбурн. Улуру — к северу от центра. Канберра, где работает правительство, — внизу на юге. Байрон-Бей — где живет его любимый из до сих пор живых писателей. Он однажды приходил к ним в школу, и потом не одну неделю очередь в школьную библиотеку растягивалась на полкоридора. А по вечерам Барнаби и Вильгельмина рассказывали друг другу байки про антиподов. Кроме того, он с восторгом узнал, что через несколько дней космический корабль собирается возвращаться не просто на Землю — посадку он будет совершать неподалеку от Сиднея.
— Значит, я наконец смогу вернуться домой, — сказал Барнаби.
— Это уж точно. Доволен?
Барнаби кивнул, но впервые за все это время, когда возвращение домой стало по-настоящему возможным, почувствовал себя как-то неуверенно. Конечно, он хотел домой. Ведь он пытается туда вернуться уже очень долго. Так почему же теперь так нервничает?
— Последний выход в космос! — взревел Наоки Такахаси утром перед самым возвращением на Землю. — Мой выход! Большая честь для Наоки Такахаси! И слава для Японии!
— Я вытащу скафандр, — сказала Доминик и нажала кнопку в стене. Открылась незаметная дверца — внутри стоял блестящий белый скафандр.
— Ух ты, — произнес Барнаби, и глаза у него открылись очень широко.
— Это самая дорогая штукенция у нас на космическом корабле, — сказал Калвин. — Поэтому он только один. Если бы у нас его не было, мы не могли бы дышать, выходя в космос.
— Да и гулять бы там вообще не смогли, — добавил Джордж. — Он сделан из особого материала, который позволяет нам контролировать свои движения. Иначе мы бы просто дрейфовали в среднем космосе, а потом постепенно уплыли в дальний.
— А что вы там вообще делаете? — спросил Барнаби, с любопытством глядя, какие инструменты готовят для выхода наружу. Ну и удивительный белый скафандр, в который сейчас влезал Наоки, тоже его очень интересовал.
— Мы берем пробы воздуха, — пояснил Джордж. — И всякий мусор, который плавает в космосе. Замеряем атмосферное давление и температуру. Снимаем показания, как на Землю и от Земли распространяются свет и звук.
— Трос не тянет? — спросила Доминик, не обращаясь ни к кому конкретно. — Мне кажется, натяжение немного не то.
— В космос мы выходили уже все, Барнаби, — продолжал объяснять Калвин, не обратив на нее внимания. — Десятки раз. Ничего особенного. Но информация, которую мы собираем, очень важна для ученых и геологов дома, на Земле.
— А мне можно? — спросил Барнаби. Его переполняли ожидания и восторг — будет о чем рассказать Генри, когда вернется домой. — Я бы хотел выйти в космос.
— Извини, парнишка, — ответил Калвин. — Это же не развлечение, знаешь. Это важные научные исследования. Нас ничто не должно отвлекать.
— Ну пожалуйста! — взмолился Барнаби, и на какой-то миг ему показалось, что сейчас астронавты ему разрешат, но те лишь покачали головами.
Наоки Такахаси прошел через отдельный шлюз — его полностью изолировали перед тем, как с другой стороны медленно открылся внешний люк, — и шагнул в огромное и неведомое пространство за бортом. Двигался он изящно, как танцор. Он широко раскинул руки, а со станцией «Зела IV-19» его соединял лишь крепкий белый трос, насчет которого у Доминик были сомнения.
— Сколько он там пробудет? — спросил Барнаби, наблюдая за всеми движениями астронавта в иллюминатор и завидуя изо всех сил такому великому приключению.
— Девяносто минут — нам обязательно нужно следить за часами, — ответила Вильгельмина. — Кислорода ему хватит только на полтора часа. Если мы оставим его там дольше, он задохнется и умрет.
Трудно было понять, чем именно занимается в космосе Наоки. Время от времени он вытаскивал из кармана тот или иной инструмент, держал перед собой минуту-другую и убирал обратно, а карман застегивал. Иногда вынимал бутылочку необычной формы, снимал колпачок, ждал, потом опять запечатывал и тоже убирал. Все, казалось, идет гладко.
Пока не пошло не так.
— Трос! — крикнул Джордж, прижавшись лицом к иллюминатору.
Белый трос, соединявший Наоки с орбитальной станцией, туго натянулся и несколько минут дрожал. От этого астронавт перевернулся вверх ногами и закрутился на месте. Он разбросал руки в стороны и недоуменно посмотрел на корабль.
— Я же знала, с ним что-то не так, — сказала Доминик, и в голосе ее зазвенела паника. — Я вам говорила. Но меня никто не слушал.
— Возвращайте его, — распорядился Джордж, и Матиас нажал кнопку, которая должна была втянуть трос обратно, а Наоки вернуть в шлюз. Но едва он ее коснулся, как раздался жуткий «чпок» — словно не выдержала слишком туго натянутая резинка, словно слишком надули воздушный шарик и он взорвался.
