— Чего надо, Бракет? — спросил угрюмый старик мистер Коуди, извлекая из передних зубов крошку табака. Затем он щелчком отправил ее на землю им прямо под ноги.
— Позаимствовать у вас фургон, — объяснил Элистер. — И трейлер с ним вместе. Всего на часок-другой, больше не нужно. И мы, разумеется, заплатим за бензин.
Им разрешили, и Элистер с Генри поехали по мосту через Сиднейскую гавань в город, а там добрались до универсального магазина на Маркет-стрит, где и купили три огромных матраса. Каждый был рассчитан на двуспальную кровать. Еще они приобрели коробку двенадцатидюймовых гвоздей и молоток. Вернувшись домой, они затащили матрасы в гостиную, где Мелани сидела ровно там же, где ее оставили, и не спускала глаз со своего младшего брата.
— Как он? — спросил Элистер. — Без хлопот?
— Без, — кивнула Мелани. — Спал все время.
— Хорошо. Теперь отнеси его на кухню, будь умницей. А мне тут надо кое-что сделать.
Из сарая во дворе Элистер принес две стремянки и поставил их в разных концах гостиной, после чего на одну влез сам, держа матрас за левый край, а на другую стремянку залез Генри — он держал матрас за правый.
— Теперь держи ровно, — сказал сыну Элистер.
Из нагрудного кармана он достал первый длинный гвоздь и молотком приколотил угол матраса к потолку. Гвоздь вошел довольно легко — туго было лишь пробивать половицы комнаты этажом выше. Но все равно времени это заняло немного.
— А сейчас другой угол, — сказал Элистер, передвинув стремянку и приколотив на место следующую часть матраса.
Так он трудился около часа и всего израсходовал двадцать четыре гвоздя. А когда закончил, ранее белый потолок превратился в плисовую цветочную поляну средней жесткости «Беллиссимо» из магазина «Дэйвид Джоунз».
— Что скажешь? — спросил сверху Элистер у сына, рассчитывая на одобрение.
— Необычно, — ответил Генри, чуть подумав.
— Не поспоришь, — согласился его отец.
От всего этого грохота Барнаби уже проснулся и неразборчиво забулькал из колыбельки, а Мелани принялась щекотать ему ручки, шейку и вообще всячески ему досаждать. У Элинор голова болеть тоже не перестала, и она спустилась разузнать, что это за адский грохот тут стоит. Увидев, что ее муж сделал с потолком гостиной, она уставилась на него, на миг лишившись дара речи. Неужели все в этом доме окончательно спятили?
— Что это за?.. — спросила она, с трудом подыскивая слова, но Элистер ей просто улыбнулся и вынес в центр комнаты колыбель. Затем расстегнул ремешки, и младенец снова взлетел кверху. Только теперь головой он не ударился и не сказал «Уа». Посадка на потолок прошла намного мягче, и он, похоже, остался этим очень доволен — так и лежал снизу на матрасе, играл с пальчиками на руках, изучал пальчики на ногах.
— Получилось, — сказал довольный Элистер, повернувшись к жене. Он рассчитывал, что она будет довольна тем, что он сделал, но Элинор — женщина совершенно обычная — пришла в ужас.
— Выглядит смехотворно! — воскликнула она.
— Но это же ненадолго, — сказал Элистер. — До тех пор, пока он не угомонится, вот и все.
— А если он никогда не угомонится? Мы же не можем оставить его там насовсем.
— Поверь мне, рано или поздно ему надоест эдак парить в воздухе, — стоял на своем Элистер. Он пытался смотреть на вещи оптимистично, хотя никакой особой надежды при этом не чувствовал. — Подожди, сама увидишь. Но до тех пор нельзя давать ему биться головой всякий раз, когда он будет от нас упархивать. Он себе мозги повредит.
Элинор на это ничего не ответила — она предалась унынию. Легла на диван и стала смотреть вверх на сына, зависшего в одиннадцати футах у нее над головой. Что же она такого натворила, за что ей это ужасное несчастье? В конце концов, она совершенно обычная женщина. Таким не полагаются летучие младенцы.
Тем временем Элистер и Генри занимались своим делом и дальше. Второй матрас они прикрепили к потолку в кухне — прямо над тем местом, где будет стоять колыбелька Барнаби, а третий — в их с Элинор спальне, где он будет спать по ночам у себя в кроватке.
— Готово, — сообщил Элистер, спустившись в гостиную. Элинор по-прежнему лежала на диване, а Мелани сидела рядом на полу и в семнадцатый раз читала «Хайди». — Где Барнаби?
Мелани показала пальцем наверх, но не произнесла ни слова: она не отрывалась от книжки. Сейчас говорил Козопас Петер, и ей не хотелось упустить ни единого слога. Мальчик этот был мудр не по годам.
— Ах да, — сказал Элистер и нахмурился: что же ему делать дальше? — Считаешь, стоит оставлять его там на весь день?
Мелани читала дальше, пока не дошла до конца особенно длинного абзаца, после чего взяла закладку. Аккуратно поместила ее между страницами 104 и 105, а книжку отложила на подушку рядом с Элинор. Затем посмотрела папе в глаза.
— Ты спрашиваешь меня, стоит ли нам оставлять Барнаби на потолке нашей гостиной на весь день, — уточнила она бесстрастно.
— Да, верно, — подтвердил Элистер, не в силах встречаться с дочерью взглядом.
— Барнаби, — повторила та. — Которому всего несколько дней. Ты хочешь знать, считаю ли я, что его стоит оставлять наверху.
Повисла долгая пауза.
— Мне не нравится твой тон, — произнес в конечном итоге Элистер. Говорил он тихо и как-то стыдливо.
— Ответ на твой вопрос — нет. Нет, я не считаю, что его стоит оставлять там вот так.
— Ну что ж, — сказал Элистер, берясь за стул, чтобы забрать мальчика с потолка. — Так бы сразу и сказала.
Тут в дверь к ним позвонили. Пришел сосед мистер Коуди — он так и не дождался ключей от своего фургона и потому запросто явился за ними, нимало при этом не смущаясь. Элистер сунул Барнаби обратно в колыбельку, но забыл про ремешки, и через секунду мальчик снова оказался на потолке и удобно лежал на матрасе.
Мистер Коуди, проживший долгую жизнь — он воевал в двух мировых войнах, жал руку самому Руалу Далу
[4] и за семь десятилетий вообще много чего повидал (кое-что из этого он понял, а кое-чего и нет), — поднял голову и склонил ее набок. Одной рукой почесал подбородок и медленно провел языком по губам — сперва по верхней, затем по нижней. Наконец, качая головой, повернулся к Элинор.
— Вот это вот у вас — необычно, — произнес он, и тут Элинор залилась слезами и убежала наверх, где рухнула на кровать, вознамерившись не открывать глаз, чтобы не видеть этого чудовищного кошмара — третьего цветастого матраса, прибитого к потолку.
