Но надо сказать, что коты умеют ловить мышей очень осторожно – легонько прижимают жертву лапой к земле, а потом берут её зубами за шкирку и живую приносят своим котятам, чтобы они могли поиграть с ней, перед тем, как съесть. Или своим хозяевам, чтобы они тоже могли с мышкой немножко позабавиться.
И вот утром, когда Тасина мама вышла на крыльцо, Мурзик услужливо положил живого и здоровёхонького мышонка к её ногам, чтобы она с ним чуть-чуть поиграла, а потом полакомилась.
Какой визг он услышал! Какой крик! Проснулись и Тася, и соседи, и даже те, кто жил на другом конце деревни. Все они стали сбегаться к крыльцу, а, завидев мышку, снова принялись стыдить кота:
– Ах ты, Васька! Ах ты, Барсик! Ах ты, Пушок! Ах ты, Мурка! Лучше б попросил у нас молочка! Или, даже, сметаны! Зачем ты хочешь загрызть мышонка?
И некоторые из собравшихся в очередной раз попытались поучить кота прутиками. И опять Мурзику пришлось с криком «Мяу!» удирать и прятаться, на этот раз, под крыльцо.
А Тася не боялась мышей. Пока все кричали, визжали и стыдили кота, она взяла тёпленький, мякенький Мурзиков подарок в ладошки, отнесла его в дом и посадила в коробку. Затем нарисовала на картонке красный крест и добавила, синим – «Больница». И стала лечить мышонка. Примочки из подорожника – на больную головку; ванночки из ромашки – для помятых лапок; валерьянка – от нервов; сыр, сало и шоколадка – для подкрепления сил. И даже бубнила, как бабушка, заговоры. Всё это помогло. Вскоре мышонок самостоятельно выписался из клиники, когда Тася на минутку выскочила за листьями пустырника в сад. Вернулась – а больного и след простыл!
Ну, а Мурзик, тем временем, терялся в догадках, не зная, что бы ещё такое придумать, чтобы всё-таки угодить Тасиной маме.
«Вот она – человеческая несправедливость, – возмущался он. – Какую-то мышь, воровку, которая таскает у них конфеты из буфета, в дом несут! Сметаной, небось, сейчас потчуют! А валерьянкой-то как сладко из-под дверей несёт! А мирного, доброго кота – снова по спине прутиком!.. Чем бы всё-таки Тасину маму угостить? Может, поймать ей лягушку?.. Но она ведь не француженка… Или майского жука? С хрустящей корочкой!.. Но они и не китаянка… Жаль. Жуков нынче много. Но вдруг, да опять – по спине прутиком!»
Дождался Мурзик, когда все собравшиеся разошлись, вылез из убежища и пошёл печальный по деревенской улице. А в каждом доме коты и кошечки на подоконниках, как статуэтки сидят, и на него, на Мурзика, свысока смотрят. Вдруг видит, в одном дворе хозяйка курицу разделывает.
«А вот это удача! – обрадовался кот. – Окорочок! Куриный! Или грудка! Да на шашлычок! Да в субботу! Да какая же мама откажется?!»
Он осторожно пробрался на участок и затаился в малиннике неподалёку от стола, где тесаком орудовала хозяйка. А та уложила куски курятины в кастрюлю, залила водой и понесла в дом. Кот за ней. Пробрался в кухню и спрятался под столом. Видит, хозяйка поставила кастрюлю на растопленную плиту.
«Теперь поскорее бы ушла, – думает Мурзик. – Пока бульон не вскипел».
Всё сложилось, как нельзя лучше – хозяйка отправилась в огород, на грядки за приправой. Мурзик осторожно вылез из-под стола и одним прыжком вскочил на край плиты. И чуть было не свалился обратно: даже сбоку, по краю, железо жгло подушечки лап. Чтобы вытерпеть жар, Мурзику сразу же пришлось начать выплясывать какой-то замысловатый котиный танец, постоянно перебирая всеми четырьмя лапами.
Но это, ещё, как говорится, были цветочки. Кастрюля-то стояла посредине плиты, на конфорке!
Мурзик попытался дотянуться и снять крышку – вот она, совсем близко, в двух шажках!
Он одной передней лапой решительно ступил на горячий щит, взвыл от боли, но когтями второй зацепил крышку за рукоятку и рванул на себя. Крышка крутанулась на краях кастрюли, и, вычерпнув немалую порцию куриного варева, с грохотом свалилась на железный щит. Кухня, с шипением, стала наполняться бульонным паром. Зато теперь между танцующим на краю плиты котом и вожделенной кастрюлей, как мостик на раскалённом железе расположилась не такая уж и горячая крышка. Правда, лежала она ручкой вниз – не очень устойчиво. И когда кот влез на неё, от каждого его движения она начала качаться на рукоятке и брякать, ударяясь о чугунный щит. Казалось, что это был какой-то новый сложный аттракцион: не свались в тумане с болтающейся крышки на горячую плиту!
Пытаясь сохранить равновесие, Мурзик наудачу запустил лапу в кастрюлю и вытащил кусок курицы. Но это было крылышко. «Одни кости, мяса мало!» Он бросил добычу на плиту. Крылышко зашипело, наполняя кухню новой порцией пара и запахом поджаренного мяса. За этим крылышком последовало и второе. И когда кот, наконец, повизгивая от жара, нащупал в горячем бульоне окорочок, в кухню, как ни в чём ни бывало, напевая весёлый дачный мотивчик, с пучками лука, сельдерея и укропа, вернулась хозяйка. И увидела в клубах пахучего тумана какого-то зверя, вытанцовывающего на дребезжащей крышке чечётку и вылавливающего куски курятинки из кастрюли!
– Там чёртик! С рожками! – с визгом выскочила она во двор. За рожки она приняла в тумане торчащие Мурзиковы ушки.
Кот с окорочком в зубах – за ней. Хозяйка, как от чёртика – от него. Но разглядела в прозрачном, без тумана воздухе кота и схватила полено. Еле-еле Мурзик увернулся!
Хромая на все четыре обожжённые лапы, но с чувством исполненного долга, явился он к Тасиной маме, и положил к её ногам очередное подношение.
