– Уведи меня отсюда, – прошептала я, чувствуя, как мое автобронзированное лицо заливают ручьи холодного пота. Вот расползется мой макияж к чертовой бабушке, и прощай, конспирация!
– Фу, и насопели же некоторые тут, в комнате! – громко сказала Ирка, с вызовом поглядев на вновь обернувшихся любопытных теток. – Дышать нечем! Пожалуй, мы выйдем на свежий воздух!
– В сад, все в сад! – совершенно по-чеховски возвестил кто-то из присутствующих, и развеселая компания, хохоча и улюлюкая, повалила через стеклянные двери на лужайку к бассейну.
В общем течении выплыли из дома и мы с Иркой: подруга практически волокла меня на себе.
– Слишком много шампанского! – мимоходом объяснила она охраннику, занявшему место у ворот взамен стоявшего здесь давеча хоббита.
Что это она вздумала меня позорить? Я почти не пью, а сегодня вообще не сделала ни глотка, если не считать сока! Я несогласно мотнула головой, и зря, потому что мне тут же стало крайне нехорошо. Я зажала рот ладонью, охранник поспешно распахнул перед нами калитку, и эти слаженные действия привели к тому, что меня вывернуло не на клумбу во дворе, а в водосточную канаву у дороги.
– Ну, подруга, ты совсем плохая, – сочувственно протянула Ирка. – До машины-то сама дойдешь? Или подождешь, пока я подгоню ее поближе?
– Быстрее, – прошептала я. – Вот-вот помру!
Это была не более чем фигура речи, но я вдруг поверила в сказанное. Меня словно осенило, и я разом поняла, отчего мне вдруг стало так плохо! Нет, кака-бяка ни в чем не виновата, дело гораздо серьезнее, просто хуже некуда: меня отравили! Вкусненькие корзиночки с кремом – вот каким оружием воспользовались мои убийцы на этот раз! Не зря же их не ел никто другой, только я одна, да и мне-то их буквально подсунул миляга официант! Уверена, ему кто-то велел это сделать!
– Жива еще? – спросила Ирка, выскочив из заверещавшей тормозами «шестерки».
А я уже обессилела и полулежала на обочине, привалившись спиной к приснопамятной сливе.
– Сейчас в больницу поедем, – пообещала подруга, бережно погрузив меня в машину.
– Нет, – тихо, но решительно возразила я. – В больницу – после. Сначала в милицию.
– Зачем в милицию-то? – удивилась Ирка.
– Надо!
– Дура! Менты, что ли, тебе клизму сделают? – взвилась Ирка, не переставая вращать баранку. – Ты же траванулась чем-то, сразу видно, желудок промывать нужно!
– Меня траванули, – поправила я. – Эти сволочи все-таки до меня добрались! Но я еще успею им отомстить, если ты не помешаешь!
– Я ошиблась, – зло сказала расстроенная Ирка. – Тебе нужно промывать не желудок, а мозги!
Дискутировать с ней у меня не было сил, и я прилегла на подпрыгивающем сиденье, из последних сил борясь с подступающей тошнотой и обморочной дурнотой.
Через некоторое время невыносимая пытка тряской прекратилась: машина остановилась.
– Вылезай! – рявкнула Ирка прямо мне в ухо.
– В милицию! – уперлась я.
– А мы куда приехали, по-твоему? В Большой театр?
Я выглянула в окошко и узнала облезлое здание окружного УВД.
– Помоги! – открыв дверцу, я высунула в проем трясущуюся от слабости ногу.
– Дура ненормальная, – верная подруга плачущим голосом поставила мне диагноз.
Она дернула меня за ногу, потом за другую, срывая идиотские туфли на высоченных каблуках. Дельная мысль, на этих ходулях мне сейчас и шагу не ступить, сразу растянусь!
Впрочем, я и так растянулась – вернее, просто сползла в Иркиных руках на землю. Двигаться дальше у меня не было сил.
– Пригляди за жертвой, – коротко велела Ирка ошарашенному дежурному на входе.
Он безропотно посторонился, и подруга быстро скрылась внутри.
Привычно отбывающий суточное дежурство Серега сидел за обшарпанным столом, мирно прихлебывая из литровой кружки горячее пойло, бессовестно заявленное производителем концентрата как вкусный и питательный суп моментального приготовления. Над кружкой поднимался пар, размягчавший обычно суровые черты сыщика, так что его скуластое лицо казалось удивительно благостным. Впрочем, при виде вломившейся в кабинет здоровенной мулатки Серый перестал блаженно улыбаться и напрягся. Судя по виду крайне взволнованной дамочки, с ней произошло что-то нехорошее. Не случиться бы международному скандалу, опасливо подумал про себя Серый.
– Пошли со мной, быстро, – на чистом русском языке без предисловий скомандовала мулатка.
– Но… – начал было Серега, огорченный необходимостью прервать только что начатую трапезу.
– Молчать! Делать, как я сказала! – с генеральскими интонациями заорала баба.
Для убедительности она грохнула кулаком по столу – в опасной близости от горячей кружки, так что густая жижа цвета классической детской неожиданности выплеснулась на столешницу, образовав противную лужицу с бугрящимися в ней бурыми горошинами.
Враз потеряв аппетит, Серега послушно вскочил со стула, обогнул стол и следом за дикой бабой, несущейся по коридору, как снаряд по жерлу пушки, выбежал на улицу.
– Тут… человек… помирает… – вынужденно делая паузы между словами, проговорила задыхающаяся мулатка.
– Да нет, похоже, давно помер! – бестактно возразил прямолинейный Серега, чутко поведя носом: белая «шестерка» отчетливо попахивала. – А ну-ка, откройте багажник!
– Зачем багажник, я здесь, под кустиком, – подала голос я, с трудом приподняв голову над пожухлой травой, в которую улеглась в ожидании Иркиного возвращения.
– Вы?! – судя по голосу, Серый вовсе не рад был меня видеть.
– Возьмите, тут вся информация! – не тратя времени и сил на выяснение отношений, выдохнула я, с трудом снимая с шеи цепочку с мобилом.
– Какая, к черту, информация?! – зарычал разгневанный Серый. – Я вам сказал, откройте багажник! Машина смердит, как скотомогильник! Что у вас там?! Труп?!
– Блин! Пожалуй, действительно труп, и даже не один! У нас же там рыба! – звонко шлепнув себя по лбу, вспомнила Ирка.
Действительно, рыба, запоздало сообразила и я. Свежемороженная килька, пролежавшая в плотно закупоренном кулечке в запертом багажнике жарким летним вечером несколько часов!
– Какая, к черту, рыба?! – продолжал яриться Серый, жестами продолжая требовать немедленной эксгумации.
– Тухломороженая! – гаркнула Ирка, одним движением поднимая крышку гроба – то есть, я хотела сказать, багажника.
Я сделала только один вдох, уловила непередаваемое амбре, и меня повело в сторону. Обморочно распластываясь в плешивом клевере, я еще успела услышать, как мои кишки торжественно и печально взревели реквием, оценила черный юмор ситуации и… погрузилась в небытие.
– Ну, и с каким же диагнозом нас выпишут? – поинтересовалась Ирка, скромно сидящая на кушеточке в больничном холле.
