Студенческое житье-бытье неизбежно сближает, так что уже через неделю после знакомства парни легко менялись пиджаками и галстуками, одалживали друг другу зубную пасту, пользовались одним на всех одеколоном и в складчину покупали хлеб и колбасу. В стороне от коммуны держался только Гжегош, экономивший каждый грош. Тяготевший к «красивой жизни» Косорылко, называемый приятелями «Каша» или «Рыло», откровенно высмеивал скаредность поляка.
Тем удивительнее оказалось для окружающих неожиданное сближение, почти дружба, Каши и Гжегоша, случившееся после первого курса: когда по окончании порознь проведенных летних каникул все четверо соседей вновь собрались вместе, выяснилось, что Косорылко и Сташевского просто водой не разлить! Более того, очевидно, под влиянием нового друга Гжегош даже перестал быть таким экономным!
– Точно, так и было, – снова встряла я. – Помню, в первый день занятий он угостил меня с подружкой мороженым в студенческом кафе! И не горевал о потраченных деньгах, наоборот, был такой веселый, говорливый, рассказал анекдот про голубя с кольцами…
– А это был и не анекдот вовсе, – покачал головой Серый, терпеливо дождавшийся паузы в моих воспоминаниях. – Они с Косорылко действительно переправили через границу какое-то количество золотых колец. Вернее, перстней-печаток.
– Мужской перстень-печатка стоил в то время примерно семьсот рублей, – опять влезла я. – Это четырнадцать стипендий! Откуда они взяли деньги на эту комбинацию?
– Этого я вам не скажу, таких тонкостей не знаю, – покачал головой Серый. – Зато точно известно, что именно махинация с голубиными кольцами принесла Аркадию тот небольшой капиталец, с которого он начал свой криминальный бизнес.
– А что криминального в торговле ювелирными украшениями? – удивилась я. – Вполне респектабельное занятие.
– Ты замолчишь наконец или нет? – не выдержала Ирка, занося над моей головой развернутую для оплеухи лопатообразную ладонь.
– Все, молчу, молчу!
– А вы знаете, какое золото продавалось в магазинах Аркадия? – Серый ответил мне вопросом на вопрос.
– Я знаю! – встряла Ирка, только что цыкавшая за вмешательство на меня. Мне, значит, нельзя перебивать рассказчика, а ей можно! – Желтым, красным, зеленым и белым! Между прочим, я, как увидела этот металлолом, так сразу подумала, что это фальшивка!
Она победно поглядела на меня.
– Никаких фальшивок, все золото на прилавках магазинов настоящее, – возразил Серый. – Просто наряду с изделиями ювелирных заводов Косорылко – думаю, теперь правильнее будет называть его Раевским – продавал и «левак», сработанный кустарями.
– Как это? Без пробы, что ли? – не поняла я.
– Трудно, что ли, пробу поставить? – пожал плечами Серый. – С виду подделки ничем не отличались, только химический анализ мог обнаружить, что золото в них – не заводское.
– Так откуда же оно взялось? – опять не выдержала Ирка.
– Ну, к примеру, намыла втихаря какая-нибудь самодеятельная артель…
– Или с завода украли, или из радиодеталей выплавили – я слышала, бывает и такое, – снова вмешалась я. – А то еще могли просто переплавить ворованное «рыжье»!
– Тоже верно, – кивнул Серый. – Давайте не будем углубляться в технические подробности, с этим сейчас разбираются специально обученные люди, а мы с вами просто примем как факт: господин Раевский много лет подряд с большим размахом торговал ювелирным «леваком». Обратите внимание, это очень важный момент!
– Кстати, а почему он вдруг стал Раевским? – задала я вопрос, давно меня мучивший.
– Очень просто: он женился на двоюродной сестре Сташевского, Марине Раевской, и взял ее фамилию. Редкий случай в практике работников загсов, но ничего противозаконного в нем нет. Брак Аркадия и Марины не сложился, и через некоторое время супруги развелись, но экс-Косорылко как однажды взял, так и оставил себе навсегда красивую фамилию жены.
– Вроде как Попкин – Бэк. Ладно, дальше-то что? – Ирка от нетерпения начала грызть ногти. Выражение лица у нее было такое же, как при просмотре увлекательного телесериала.
– Дальше? Дальше Гжегош Сташевский на сколоченный с помощью Каши и безымянного почтового голубка капиталец открыл в Лодзи маленькую кондитерскую…
– Гжегош открыл кондитерскую? – недоверчиво ахнула я. – Быть того не может! Да он чай пил без сахара! С черствыми гренками без масла!
– Сугубо из экономии, – отмахнулся от меня Серый. – Как только необходимость скаредничать отпала, он дал себе волю. Между прочим, со временем растолстел на своих плюшках, как кабан!
Но вернемся к нашим… гм… баранам. Пути Данилова и Усова после окончания университета тоже разошлись, Владимир попал по распределению в Институт маслично-жировых культур, Антон – в НИИ птицеводства. Данилов со временем защитил кандидатскую, но ни громкой научной славы, ни особого достатка не приобрел, а про Усова вы и сами знаете, перебивался он с хлеба на квас, пока совершенно случайно не наткнулся на эту свою… как ее… эйху… нет, эйхер…
– Эй-хор-ни-ю, – проявляя безграничное терпение, отчетливо произнесла я по слогам.
Да что у мужиков такое с мозгами, ни один не может правильно произнести такое простое слово, все сбиваются на ругань?!
– Точно, – благодарно кивнул мне Серый. – Вот эта эйхур… как ее там, она их и свела. Усов в порядке эксперимента добровольно взялся очистить загаженный стоками пруд у НИИ птицеводства, а там Данилов как раз бился над проектом «Кубанский страус». Проект казался многообещающим, поначалу в него вложили неплохие деньги, но очень скоро финансирование прекратилось, и Данилов остался со всеми своими страусами на руках и без копейки денег. Тут кто-то мудрый нашептал ему в ушко, что деньги на продолжение работы можно получить, потихоньку продав одного страуса некоему эксцентричному «новорусскому» богачу. Данилов подумал-подумал и решился, продал птичку за хорошие деньги – кому бы вы думали?
– Аркадию Раевскому, – уверенно сказала я. – Он же на экзотическом зверье помешан просто! Я только одного не пойму, если именно он был первым покупателем птички, почему его фамилия оказалась в середине «страусиного» списка?
– Да потому что Владимир Усов по привычке зарегистрировал его не как Раевского, а как Косорылко, фамилии же в списке расположил в алфавитном порядке!
– Значит, это все-таки усовская шифровка была? – уточнила я.
– Его, – кивнул Серый. – Где-то у пруда с этой самой эй… ну, вы понимаете, они с Даниловым встретились и, разумеется, узнали друг друга. Потом Антон, у которого был личный автомобиль, не раз подвозил старого приятеля к пруду. Само собой, они не только вспоминали общее студенческое прошлое, но и обсуждали настоящее, вот Данилов и рассказал Усову о своей подпольной торговле страусами. Он к тому моменту продал разным людям уже не одну птичку…
– Десять, – прошептала Ирка, не сводящая с рассказчика округленных от внимания глаз.
