– Что ты мелешь, – рассердилась я. – Ты же у нас специалист по огородным культурам! Не знаю, что за ботва посажена на этой клумбе, но она всюду одного размера, ее явно никто не тревожил, как посадили, так и растет себе!
– Ты права, – подруга наконец сдалась. – Укропчик этот посеяли больше недели назад.
И она снова задумчиво посмотрела на меня:
– Но, если там никто не зарыт, отчего же земля проседает? А ведь проседает же!
Ирка подняла ногу в явном намерении топнуть ею, как это делает мой Масянька в финале стишка про косолапого мишку.
– Нет! Не смей! – воскликнула я. – Сейчас же сойди прочь с этой впуклости! Я знаю, что это может быть!
Не зря мы всю дорогу поминали господина Овнова! Мое мгновенное гениальное озарение связало его рассказ о сторожевании на бахче с подозрительной грядкой на участке Спиногрызовых.
– Что? – Напуганная истеричными интонациями в моем голосе, Ирка поспешно сошла с укропной клумбы.
– Выгребная яма! От старого уличного сортира, который перенесли в другое место, потому что яма наполнилась до краев! Я помню, у моей бабушки в деревне тоже была на огороде такая аномальная зона, в которую нам, детям, строго-настрого запрещали соваться: старую выгребную яму засыпали, образовался пригорок, но риск провалиться сохранялся еще пару лет. Тем более что мы – дети – быстро росли и прибавляли в весе.
– Попрошу без намеков! – проворчала Ирка, оглядываясь по сторонам.
– Что-то ищешь?
– Куда идти-то?
Я развернула подругу и подтолкнула ее в спину, возвращая к тропинке.
– Тут как в сказке, – сказала я. – Налево пойдешь – к своей машине выйдешь. Направо пойдешь – к бодливой корове на рога попадешь. Прямо пойдешь – в выгребную яму угодишь.
– По диагонали пойдешь – на сеновал попадешь, – подхватила Ирка.
– Не столько на сеновал, сколько под него, – поправила я, намекая на участь несчастного Конопкина. – Вот, кстати, не пойти ли нам взглянуть на этот печально известный овин?
– Чтобы он стал еще более известным благодаря нашей с тобой безвременной кончине? И чтобы на его двери можно было нарисовать еще пару звездочек? Нет уж! – Ирка решительно шмыгнула носом и зашагала туда, откуда мы пришли – к калитке.
Когда она в таком настроении, спорить с ней бесполезно. С сожалением поглядев в сторону необследованного мною хранилища коровьих кормов, я поплелась за подругой. На ходу посмотрела на часы и отказалась от мысли потихоньку шмыгнуть на сеновал, пока Ирка этого не видит: часовая стрелка перевалила за цифру шесть. Мне придется либо вновь платить нашей няне сверхурочные, либо выслушивать упреки подоспевшего раньше меня Коляна – уж и не знаю, что хуже.
– Привет семье! – буркнула Ирка, высадив меня в десяти метрах от моего дома.
Ближе подъехать было нельзя: днем коммунальщики спилили старый орех, ветви которого опасно нависали над электропроводами. Теперь проводам ничего не угрожало, зато ветви ореха вкупе с могучим стволом перегораживали подъездную дорогу.
Обежав ореховую баррикаду, я выскочила на узенькую дорожку под балконами здания, свернула за угол и буквально столкнулась с Коляном.
– А вот и наша мама прибежала, – с непередаваемой интонацией, сочетающей упрек и облегчение, возвестил супруг.
– Мама! – обрадованный Масяня крепко, как пластырь, облепил мою ногу.
Я подхватила соскучившегося малыша на руки, неприцельно чмокнула мужа и самым светским тоном поинтересовалась:
– А что это вы тут делаете?
– Прищепки собираем, – с достоинством сообщил Колян, продемонстрировав мне пригоршню упомянутых предметов. – А также майки и трусы.
– А также грибы и ягоды, – кивнула я, направляясь к подъезду. – Ты выпустил Масяню на балкон, и он опять там хулиганил?
– Снимал прищепки и бросал их вниз, – кивнул Колян. – Потом снимал с веревок то, что удерживали прищепки, и тоже кидал вниз.
– И много накидал?
– Прищепки мы не считали, а трусов было пять и две майки.
Упоминание о трусах в прошедшем времени мне не понравилось.
– Почему было?
– Потому, что мы нашли не все.
– Еще бы! Вышли на поиски в потемках! – Я вошла в подъезд и хлопнула ладонью по выключателю, зажигая свет.
– А вот и не в потемках, – возразил Колян. – Мы себе подсвечивали!
– И что же было источником освещения?
– Источником был Мася! – торжествующе сообщил супруг. – Ну, что ты на меня так смотришь? Ты на ребенка взгляни!
– Нимба у него над головой вроде нет, – заметила я. – И огней святого Эльма на вихрах не наблюдается…
– Поставь его на пол! Смотри на его ножки! Мася, покажи маме, как ты топаешь!
Ребенок послушно топнул ножкой, и прозрачное окошечко в подошве кроссовки озарилось красным светом.
– Ничего себе! Там лампочка? – изумилась я.
– А ты не знала? – обрадовался Колян. – Мы это совершенно случайно обнаружили, когда надели новые кроссовки. Мы бы, конечно, и старые надели, но в них Колюша манку вылил. Понимаешь, няня имела неосторожность сказать ему, что башмаки каши просят, а малыш не понял, что это фигура речи, и заботливо скормил обувке свой ужин.
– Минуточку, – забрав у Коляна собранный под балконом урожай трусов и маек, я придирчиво осмотрела белье. – Ну, так я и думала! Вы подсвечивали себе масяниными кроссовками, да? И с этой целью малыш старательно топтался в зоне поисков? Непосредственно по искомому белью… Теперь придется все перестирывать…
– И новый ужин готовить, – напомнил Колян.
В результате остаток вечера я была так сильно занята домашними делами, что пара дельных мыслей, зародившихся у меня в процессе неофициального визита в Приозерный, так и не смогла должным образом оформиться.
Опять вторник
– Нане! – проснувшийся раньше меня Масяня энергично повозил по маминому лицу какой-то тряпочкой.
Открыв глаза, я с трудом опознала в мануфактурном изделии собственный носок, с вечера брошенный у кровати. Понятно, малыш желает, чтобы мамочка поскорее встала с постели, и даже помогает мне одеваться.
– Спасибо, мое солнышко, – поблагодарила я малыша.
Вытащила у него изо рта носок, со вздохом натянула его на ногу.
– Та! – Мася вынырнул из-под кровати с моими тапками в руках.
– Помощник ты мамин! – Я увела физиономию от соприкосновения с тапкой и обняла сынишку, пытаясь сдержать его порывы и переключить их на что-нибудь другое. – А где у нас папочка? Он проснулся? Может быть, кто-нибудь разбудит папочку?
– Может быть, папочке дадут еще поспать? – хриплым спросонья голосом безнадежно поинтересовался Колян.
