– Бог в помощь, – дружелюбно сказала я, наклоняясь к окошечку. – Жевать вам – не пережевать!
– Слушаю вас, – юноша распахнул томно прикрытые веками очи во всю ширь.
– Некоторое время назад я заказала в вашем ателье фотографию, – начала я, просовывая в окошко водительские права Насти Летучкиной. – Вернее, я принесла вам старый снимок и попросила его отреставрировать. Заказ был выполнен в лучшем виде, но фотографию мне напечатали всего одну…
– Я вас помню, – оживился юноша. – Вы с трудом наскребли денег на оплату этой работы, кошелек наизнанку вывернули и по карманам шарили, еще остались должны мне семьдесят копеек!
– Я с удовольствием их вам сейчас верну, – заторопилась я, доставая кошелек. – Если хотите, даже с процентами!
– С процентами не надо, – отказался от «навара» родственник обезьянки Манюни.
– Скажите, а вы сохранили в компьютере эту работу? – с надеждой спросила я. – Я ведь вас просила!
– Помню-помню, обещали вернуться и заказать дополнительные экземпляры, как только сбегаете домой за деньгами, – кивнул юноша, пропадая из поля моего зрения.
Из помещения, отгороженного гипсокартонной стеночкой, до моего слуха донеслись клацающие звуки, которые издает задействованная по прямому назначению компьютерная клавиатура.
– Долго же вы за деньгами бегали! – заметил парнишка, снова появляясь в окошке. – Есть ваше фото, висит в машине. Будете распечатывать? Сколько копий?
– Две! – радостно воскликнула я. – Или лучше даже три, про запас! Когда мне зайти?
– Подождите, – малый снова скрылся.
Кусая ногти, я послонялась по зальчику, разглядывая фотоальбомы в витринах и образцы снимков на стенах.
– Готово.
Я выдернула из окошка глянцевую цветную картинку и впилась взглядом в улыбающееся лицо бабы Капы. На снимке было прекрасно видно, что глаза у нее темно-карие, блестящие, как вишни!
– Послушайте, а нельзя ли снимок кадрировать? – попросила я парня. – Я тут подумала, вы же можете часть фото увеличить? Мне, пожалуйста, укрупните лица граждан в верхнем ряду, особенно старушки в розовой кофточке!
– Подождите, – повторил паренек и удалился.
Я достала мобильник.
– Ирка, немедленно садись в машину и подъезжай к парку, я буду ждать тебя у Чертова колеса! Я тут выяснила нечто интересное, хочу и тебе показать.
– Где – тут? – спросила подруга. – Где именно будешь показывать?
– Да здесь же, в парке! Хотя…
Я подумала секунду и добавила:
– Если не возражаешь, после парка смотаемся в Приозерный!
– Платить сейчас будете или опять у меня взаймы попросите? – дождавшись, пока я закончу разговор, насмешливо спросил юноша.
– Сейчас, конечно!
Расплатившись, я получила снимки и квитанцию об оплате и предупредила юного архивариуса, что могу зайти за копией фото еще раз-другой: это я сделала на всякий случай, предвидя, что настоящая Настя вполне может наконец-то вспомнить о моей просьбе затребовать в ателье дубликат фотографии.
Осыпав парня словами благодарности, я вышла из дверей фотоателье и, с трудом сдерживая понятное нетерпение, пересекла улицу и углубилась в парк в поисках укромного уголка, где я могла бы без помех изучить свежеотпечатанное и укрупненное цветное фото покойной бабы Капы с родными и близкими. Молодец, однако, Мойдодырова тетка-гримерша, отлично поработала! Милый юноша, ответственно хранящий в недрах казенного «Пентиума» архив работ, похоже, ничуть не усомнился в том, что я – это Настя. Юноша, надо отдать должное и ему, тоже молодец, расстарался быстро и истребовал с меня за свои труды всего сорок шесть рублей восемнадцать копеек. На копейках он особенно настаивал.
Устроившись на поваленном дереве под дубом имени пионеров отечественного желудеделия – пенсионерки Анна Петровны и ее верной мартышки Манюни, я подрагивающими от волнения руками открыла фирменный конверт ателье, достала укрупненную фотографию и вперила в нее пристальный взгляд.
Могла бы особенно и не вперивать! И без того видно, что глаза у покойной бабы Капы на снимке темные. Карие, а вовсе не голубые!
Каюсь, я довольно долго сидела под дубом, силясь сообразить, что к чему. Паззлы в моей голове никак не хотели складываться в отчетливую картинку. Я нервно ерзала на влажном шершавом бревне, и безответные вопросы кружились в моем мозгу, как опадающие с дерева листья. Почему на фото глаза у Капитолины Митрофановны карие, если на старушкиных именинах я лично, своими собственными (кстати говоря, тоже карими) очами, видела, что они голубые? Правда, я смотрела на бабушку в профиль, поэтому, если говорить предельно точно, мне был виден только один ее глаз, но он был голубым, это точно! Не менее голубым, чем сценический образ известного певца Мориса Борисеева!
Мимоходом я отметила, что Настя Летучкина мне, оказывается, не врала и ничего не путала, говоря, что у нее и у покойной бабы Капы глаза разного цвета. Дальше этого промежуточного вывода мои рассуждения не пошли. Застопорилась я на разнице в цвете очей Капитолины Митрофановны и ее внучки! И буксовала до тех пор, пока мне на макушку не упал элитный желудь – граммов на пятьдесят, не меньше, просто мечта желудевода! Очевидно, дубовый плод удачно попал точнехонько в то место, где под черепной коробкой застряла игла моего граммофона, и одним ударом выбил ее на музыкальную дорожку.
«Черноглазая, понял сразу я: ты мечта моя, черноглазая!» – сама собой зазвучала у меня в мозгу песня, которую, по словам очевидцев, распевал на бабкиных именинах Генка Конопкин, демонстративно флиртуя с юбиляршей. И все стало на свои места!
Супержелудь, отскочивший от моей головы, еще не завершил свой успешный полет мягким приземлением в кучу опавших дубовых листьев, а я уже точно знала, что произошло в день старушкиных именин. А также до и после того памятного дня.
Череда событий, одним из которых стала гибель моего приятеля Генки, виделась мне так же отчетливо, как гирлянда флажков, натянутых на веревке высоко над парковой аллеей.
Но! Представление о случившемся у меня было, а доказательства моей правоты отсутствовали!
– Это дело поправимое! – сказала я сама себе, доставая из сумки сотовый телефон и набирая знакомый номер. – Алле, Иришка, ты уже едешь? Я выйду из парка тебе навстречу, не будем задерживаться, покатим сразу в Приозерный!
План дальнейших действий уже выкристаллизовался в моей голове.
Просто не голова, а алмазный прииск!
– Ага, алмазный! Кимберлитовая трубка! – хмыкнула Ирка, выслушав мой план. – Даже не трубка, а труба, сквозная! И сквозит в нее со страшной силой, прямо мозги выдувает!
– Спокойствие, только спокойствие! – Я хладнокровно отмела обидные нападки. – Не беспокойся, с моими мозгами все будет в полном порядке!
– Я не про твои, а про свои мозги говорю! У меня от тебя и твоих безумных планов в голове полная каша! – пожаловалась Ирка.
