– Сорока-ворона кашу варила, деток кормила, этому дала, этому дала, а этому не дала, – не нарочно, вовсе не издеваясь, пробормотала я.
Ирка зарычала и схватилась за голову:
– Прекрати! Я с тобой с ума сойду!
– А без меня ты спятишь от скуки!
Я ласково погладила подругу по могучей спине и тихонько подтолкнула ее к машине. Ирка послушно сделала несколько шагов, уселась в «шестерку», и мы покатили в недоброй памяти Приозерный, на ходу обсуждая детали моего гениального плана.
В половине четвертого суровая Ирка, не таясь, подкатила свою «шестерку» к забору спиногрызовского домовладения и остановила машину в трех метрах от ворот.
– Сюда? – односложно спросила меня подруга.
Я подняла голову с заднего сиденья, на котором конспирации ради лежала уже минут пятнадцать, с того самого момента, как мы съехали с шоссе, и осторожно выглянула в окошко:
– Ага.
– Ладно, я пошла, – Ирка вылезла из машины и решительно одернула на себе куртку.
Потом она заглянула в салон и строгим голосом сказала:
– Лежи и не высовывайся! Я позвоню, когда будет пора!
– Ага, – повторила я.
Ирка захлопнула дверцу, и стало тихо и темно: небо, похоже, подумывало вновь разразиться ливнем. Я лежала, мысленно представляя, что сейчас делает подруга.
Вот она вошла в калитку, важно прошествовала по дорожке к дому, ступила на крыльцо и постучала в дверь.
– Хозяйка! – донесся до меня приглушенный расстоянием крик подруги. – Хозяйка!
Значит, на стук обитатели дома не среагировали, и Ирка орет нечеловеческим голосом, пытаясь привлечь их внимание хотя бы таким образом. Я насторожила уши, но ничего больше не услышала. Зато в ушах от напряженного внимания начало звенеть, и звенело все громче и громче, так что я не сразу поняла, что это затрезвонил мой сотовый. Торопливо вытащив трубку, я приложила ее к уху и услышала Иркин голос:
– Яков Лазаревич, вы просили напомнить: вам пора отправляться на встречу с японскими коллегами, – с нажимом сказала Ирка.
– «Яков Лазаревич», япона мать! – обиженно проворчала я. – Придумала же имечко, конспираторша! Хочешь сказать, что путь свободен, ты вывела их из дома, и я могу идти?
– Немедленно! Яков Лазаревич, бегом! У вас не более пятнадцати минут! – прикрикнула Ирка.
– Кто так разговаривает с начальством? – попеняла я ей, выбираясь из машины. – Яков Лазаревич за такую непочтительность послал бы тебя куда подальше!
– К сожалению, я не смогу к вам присоединиться, – как ни в чем не бывало, отозвалась подруга. – Как раз сейчас я занята поиском новых источников сырья в Приозерном.
– Ну, тогда привет приозерненским желудеводам, – сказала я, выключая сотовый.
И посмотрела на часы, засекая время: Ирка дала мне пятнадцать минут, нужно уложиться в срок!
Я поправила сбившийся набок рыжий парик и захлопнула дверцу машины, что прозвучало в точности, как сигнал стартового пистолета.
Настя Летучкина вошла в фотоателье, на ходу доставая из сумочки кошелек с молочью. Старомодный кошелечек «с ушками» завалился глубоко в недра сумки, пришлось покопаться– старательно, но осторожно, чтобы не разбить стеклянные ампулы в картонной коробке. Дипломированный, но непрактикующий врач, Настя то и дело лечила родственников и при необходимости лично делала своим пациентам необходимые уколы. Коробочка с парой ампул и одноразовые «двухкубовые» шприцы в герметичной упаковке залежались в Настиной сумке со времен последнего «медосмотра» тетушки Анны. Сильнодействующее средство, прописанное маразматичной старушке невропатологом, можно уже выбросить на помойку: не похоже, что пропавшая пациентка найдется, никто из родственников не сомневался, что бабушки Анны уже нет в живых.
С мелочью в кулаке Настя шагнула к стойке и смущенно улыбнулась молодому человеку, похожему на симпатичную мартышку из мультфильма «Сорок восемь попугаев».
– Извините, задолжала вам с прошлого раза! – сказала она, высыпая на стойку монеты. – Вот, возьмите, спасибо большое. Я пришла сказать, что мой заказ можно аннулировать. В смысле, уничтожить компьютерную копию обработанной фотографии. Она мне больше не понадобится.
– Опять вы? – весело удивился юноша.
– Опять я, – согласилась Настя.
– Уже съездили в свой Приозерный? – поинтересовался общительный малый. – Быстро вы!
– Куда?!
– Не ездили, значит? – Продолжая болтать, парень скрылся за стеночкой – отошел к компьютеру.
– В Приозерный? – шепотом повторила Настя, напряженно скосив глаза в сторону.
– Готово, – сообщил молодой человек, вновь возникая в окошке. – Наш компьютер вашего фото знать – не знает, помнить – не помнит!
– Не помнит, – шепотом повторила Настя.
Она встрепенулась, провела рукой по лбу и спросила:
– Откуда вы знаете, что я собиралась ехать в Приозерный?
– Слышал, как вы по телефону договаривались об этом с подругой, – признался юноша. – Я не подслушивал, но вы так громко говорили, что я не мог не услышать. А что, это тайна?
Он конспиративно понизил голос и даже подмигнул Насте, явно заигрывая с ней.
– Простите, я совсем забыла, – сказала она. – Когда это я при вас звонила по телефону?
– Да с полчаса назад, когда снимки получали! – Юноша снова подмигнул и хихикнул:
– Провалы в памяти? Рановато для склероза, вы такая молодая!
– Точно, – невпопад ответила Настя – не столько парню, сколько собственным мыслям.
Не простившись, она резко повернулась и вышла из ателье, оставив кокетливого юношу в полном недоумении.
– Желуди – это ценное природное сырье, стратегические запасы которого позволяют нашей стране претендовать на лидирующие позиции в мировом желудеделии, – важным голосом лектора вещала Ирка, стоя на пустоши в десяти метрах от старого дуба.
Подойти к источнику стратегического сырья ближе она не решалась: к стволу дерева была привязана грязная измочаленная веревка, на другом конце которой находилась знаменитая корова Зорька, в данный момент кокетливо прячущаяся за дубом.
– Элитное желудеделие имеет своей целью выведение высококачественных желудевых плодов с повышенным содержанием растительных белков, жиров, углеводов, крахмала и пектина, – Ирка молола наукообразный бред, выполняя свою программу.
Программа заключалась в том, чтобы как можно дольше удерживать вдали от дома Савву Спиногрызова и его супругу. Для этого мы предполагали сыграть на слабой струнке Саввы – на его жадности.
Дуб на пустоши я приметила еще тогда, когда спасалась бегством от Зорьки: будь я на тот момент в кроссовках и джинсах, а не в скользких босоножках и короткой белой юбке, наверное, попыталась бы вскарабкаться на это дерево. Не довелось, но теперь дуб все-таки пригодился – для отвлекающего маневра.
