– Ленка, Томка, быстро отползайте! Я сейчас этого гада костылем по башке долбану!
Смышленый пес отпрыгнул в сторону, а я, придавленная увесистым Антуаном, ничего не могла сделать, только зажмурилась. Услышала удалое Иркино: «Хек!», глухой удар, почувствовала легкое сотрясение, а затем вытаращенные глаза возлежащего на мне Антуана медленно закрылись. Выждав еще пару секунд, я не без труда скатила с себя тяжелое неподвижное тело, села, потрясла головой и хрипло проговорила:
– Все-таки довелось мне поваляться в обнимку с жиголо! От судьбы не уйдешь!
– Ты только Коляну об этом не говори, – посоветовала подруга, отдуваясь, как лесоруб, сваливший мачтовую сосну.
Она потыкала костылем неподвижное тело Антуана и нерешительно спросила:
– Как ты думаешь, я его совсем убила?
– Надеюсь, что не совсем!
Я ласково потрепала по лохматой голове собаку и с кряхтением поднялась на ноги.
– Иначе сидеть нам с тобой не пересидеть! Тебе дадут лет десять за убийство Антуана, а мне – пару годков за угон его машины! Отодвинься, я свяжу этого гада, пока он не очухался.
Куском полиэтилена, который, к счастью, не успел использовать по своему плану Антуан, я связала негодяю руки за спиной и волоком затащила постанывающего типа в открытую калитку. Томка как мог помогал мне, а Ирка направляла наше движение, командуя:
– Правее заводи, через клумбу и прямиком к Томкиным апартаментам, посадим его в собачий вольер!
Бросив Антуана на густо посыпанные опилками доски огороженного собачьего дворика, я заперла просторную клетку на замок, и мы с Иркой немного полюбовались на то, как очнувшийся мерзавец ужом ерзает вблизи Томкиной будки.
– Детки в клетке! – прокомментировала Ирка. Потом озабоченно посмотрела на меня и спросила: – Ну, ты как? В порядке?
– В общем, да, – подтвердила я. – Только замерзла очень, меня всю так и трясет!
– Это не от холода, а от нервов, – авторитетно сообщила подруга. – Пойдем в дом, я налью тебе лекарства. Томка, оставайся здесь, карауль арестанта!
Пошатываясь и заботливо поддерживая друг друга, мы вошли в дом. Я тяжело опустилась на табуретку в кухне, а Ирка проскакала в гостиную и приволокла оттуда обещанное лекарство. Им оказался отличный французский коньяк в пузатой бутылке!
– До начала этой истории с запиской я считала себя трезвенницей, – послушно принимая рюмку, призналась я Ирке.
– Мы не пьем, мы лечимся! – подруга залпом хлопнула стопку «Камю».
Мы немного полечили расшатанные нервы, согрелись, развеселились, почувствовали голод, и я на скорую руку сообразила бутерброды с колбасой для нас и колбасу без бутербродов – для заслужившего награду Томки.
Коньячная бутылка почти опустела, а мы с Иркой успели весело и в преувеличенно ярких красках пересказать друг другу события текущего вечера, когда в ночи за окном вдруг пронзительно загудела милицейская сирена.
– Ну вот, накаркали! – воскликнула я, тщетно борясь с истерическим хохотом. – За нами уже приехали, сейчас повяжут!
– Скорее допивай коньяк и доедай колбасу, тюремная баланда не такая вкусная! – заржала Ирка, запихивая в рот последний бутерброд.
Буквально плача от смеха, мы давились сервелатом, и тут в прихожей гулко хлопнула дверь и тяжелые шаги мерно протопали к кухне.
– М-да, – задумчиво сказал капитан Лазарчук, одним взглядом охватив картину нашей пирушки. – Подкрепление вызывали?
Из-за Серегиного плеча высовывалась физиономия какого-то незнакомого рыжеволосого парня. На физиономии этой явственно читалось насмешливое удивление.
– Не-а, не вызывали. – Я отрицательно покачала головой, и кухня передо мной завертелась, как та карусель с лошадками, на которой любит кататься мой сынишка.
– Ага, вызывали, – энергично кивнула Ирка. – Серега, ты молодец, что приехал! На ловца и зверь бежит!
– Зверь сидит в собачьем вольере, – значительно воздев вверх указательный палец, поспешила сообщить я.
– Действительно, там кто-то воет, – кивнул парень, появившийся вместе с капитаном.
– Слышишь, Ленка? Он там воет! – Ирка в полном восторге всплеснула руками, опрокинув на пол свою рюмку с остатками коньяка.
Это почему-то развеселило ее еще больше, и она начала громко декламировать, отбивая ритм коньячной бутылкой:
– Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя! То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя!
– Капитан, не хмурься! – попросила я, залихватски подмигнув насупленному Лазарчуку сразу двумя глазами. – Мы тут за тебя убийцу поймали!
– Капитан, капитан, улыбнитесь! – с готовностью сменила пластинку концертирующая Ирка.
Она перестала стучать бутылкой и начала ею размашисто дирижировать.
– Погоди петь! – попросила я, в последний момент уклоняясь от просвистевшей мимо бутыли. – Дай объяснить человеку по-человечески! Серега, там в собачьей загородке сидит одна такая скотина…
– Две!
Незаметно для самой себя избавившись от бутылки, Ирка потрясла перед моим лицом растопыренными пальцами освободившейся правой руки. Я не поняла, сколько этих пальцев было, кажется, четыре. Или восемь?
– У нас во дворе сразу две скотины сидят! – договорила Ирка. – Первая скотина – это наш Томка, собака с человеческим лицом! А вторая – подлый кобель Антуан!
– Да какой из него кобель, – пренебрежительно отмахнулась я.
На пол со звоном полетел медный подносик из-под бутербродов.
– Так себе, жиголо плохонький! – невозмутимо продолжила я. – Но! Прошу заметить! Он убийца!
Отчего-то мне трудно стало говорить длинными фразами. Я удивленно посмотрела на сыщика и обнаружила, что Лазарчук успел раздвоиться.
– И кого же он убил? – Серега и его клон одинаково вопросительно вздернули брови.
– Тургеневскую барышню! – сообщила я, пытаясь смотреть в лицо им обоим.
– Муму? – весело подсказал спутник Лазарчука.
– Какую еще Муму? – Ирка неожиданно обиделась, и у нее даже слезы на глазах выступили.
– Мы не знаем, как ее звали! – ответила я. – Это вам виднее!
– Думаешь, она ментам представилась? – Ирка снова развеселилась. – С такой дыркой во лбу, как у индийской танцовщицы?
– Может, окатим девочек холодной водичкой? – предложил капитану его товарищ.
– Не надо, – распорядился сыщик.
– Хорошие ты парни, Лазарчук! – растрогалась я.
– Сереженька! Гуманный ты наш! – снова пустила слезу чувствительная Ирка. – Я тебя так люблю, что просто обожаю! Дай расцелую!
Она сделала попытку подняться с табурета, но не нашла костыля.
