– В общем, забирайте нашего убийцу и делайте с ним что хотите! – подытожила я.
Товарищ Лазарчука отчего-то густо покраснел.
– Да, пока я не забыла: где-то возле дома, скорее всего на клумбе с пальмами, валяется пистолет этого типа, – сообщила я, усилием воли удерживая разбегающиеся мысли. – Из него он убил ту тетку на Тургеневской площади и пытался убить меня.
– П-п-пистолет? – заплетающимся языком повторила Ирка. – А п-п-почему мы его не забрали?
– К-как – п-почему? Чтобы не смазать отпечатки п-п-пальцев! – рассудительно ответила я.
И гордо посмотрела на Лазарчуков, проверяя, оценили они мою смышленость или нет? А то одна критика в мой адрес!
– Санек, пойди подбери ствол. И посмотри, кто там у них в конуре сидит, – не оборачиваясь, попросили капитаны своего рыжего товарища. – Мужика в наручники и в машину, пока не околел до смерти на морозе.
– Ой, мороз, моро-оз! – встрепенувшись, красивым контральто запела Ирка.
– Не морозь меня! – неожиданно для себя самой подхватила я.
– Не моро-озь меня-а! Моего коня-а! – старательно вывели мы нестройным дуэтом.
– А с вами я завтра поговорю, – пообещали Лазарчуки, вслед за товарищем плечом к плечу выходя из кухни.
Взбодрившаяся Ирка, не поднимаясь с табурета, потянулась к плите и сняла крышки с кастрюлек.
И капитан Лазарчук сошел с крыльца под мажорное бряцанье крышек и громкое задушевное пение на два изрядно нетрезвых женских голоса.
Катерина Лукова брела по проселочной дороге в сторону города, спотыкаясь на рытвинах и оскальзываясь на льду. Сияющие огни многоэтажных домов Пионерского микрорайона расплывались перед ее глазами, дробясь на мокрых ресницах в радугу. Катерина ревела, как наемная плакальщица: в полный голос, с причитаниями.
Она промерзла до костей, а узкие сапожки на высоких шпильках натерли ей ноги. Ковылять по кочковатому катку, в который к ночи превратилась дорога, с каждым шагом становилось все труднее, но оставаться на месте было нельзя. За последний час по проселку прошла всего одна машина, да и та в противоположную сторону. До утра, когда из построенных в чистом поле особняков потянутся в город автомобили, а по тропинкам к трамваю зашагают безлошадные граждане, Катерина вполне могла превратиться в снежную бабу – красивую, элегантную и абсолютно неживую.
Становиться мертвой царевной она не хотела, потому как уже не надеялась на скорое появление принца, который мог бы разбудить ее страстным поцелуем. Мерзавец Антуан сгинул в снежной кутерьме без следа и прощального привета.
Приближающийся сзади шум автомобильного мотора показался ей райской музыкой. Не веря своему счастью, она хрипло закричала:
– Стойте, стойте!
Застревая рукой в кармане, вытащила портмоне с деньгами и принялась им размахивать, как сигнальным флажком – точь-в-точь как одинокий полярник на отколовшейся льдине спасательному самолету.
– Подберем красавицу? – спросил капитан Санек капитана Серегу.
Вообще-то это было явным и грубым нарушением правил – брать пассажира в милицейскую машину, да еще тогда, когда в автомобиле уже сидит задержанный. Однако два капитана по всем статьям являлись нормальными мужиками, и ничто человеческое не было им чуждо. Оставить замерзать ночью на пустом заснеженном проселке красивую женщину ни один из них решительно не мог.
Не дожидаясь ответа, капитан Санек остановил машину, открыл окошко и прокричал ошалевшей дамочке:
– Кончай плясать, садись в машину!
Ни секунды не раздумывая, Катерина дернула на себя дверцу и упала на заднее сиденье. Человек, которому она, садясь, придавила руку, протестующе застонал.
– Куда путь держишь, милая? – не оборачиваясь, спросил новую пассажирку Санек.
Чтобы рассмотреть лицо женщины в зеркальце заднего вида, он включил свет в салоне. Та моргнула, огляделась и увидела рядом с собой сильно помятого Антуана.
– Ах ты, сволочь! – зашипела она, проигнорировав вопрос капитана. – Бросил меня в чистом поле и смылся, гад! Убью мерзавца!
– Заткнись, дура! – простонал Антуан.
Санек вопросительно посмотрел на Серегу.
– Все в порядке, Саня, – успокоил товарища сообразительный капитан Лазарчук. – Похоже, барышне с нами по пути.
Ничего не слыша, Лукова самозабвенно лупила увесистым портмоне неловко уворачивающегося убийцу-жиголо.
Глава 11
С утра у меня болела голова, причем болела так, словно это не Антуану, а мне самой накануне дали по черепу костылем! В связи с этим я не могла спокойно смотреть на упомянутый ортопедический снаряд: как только взгляну на Иркин костыль – сразу помираю: виски ломит, макушка трещит, голова разваливается на части!
– Может, мне лучше палочку взять? – сочувственно спросила подруга, заметив очередной полный неприязни взгляд, брошенный мной на ее костыли.
Я прикинула – будет ли мне от этого легче?
– Лучше и без костылей, и без палочки, – попросила я. – Посиди спокойно на диванчике без всяких подручных средств, ладно? Зачем тебе ходить? Я тебе кофе в постель принесу.
– Кофе с коньяком? – с надеждой спросила Ирка.
Судя по болезненному прищуру ее глаз, подруга тоже страдала похмельной мигренью.
– Коньяк вчера закончился, – вздохнула я.
– Говорят, с похмелья пиво помогает, – вспомнила Ирка. – Кажется, в холодильнике есть пара баночек. Не посмотришь?
Я послушно сползала к холодильнику. Пиво действительно имелось, но оно было безалкогольное.
– Безалкогольное, наверное, не поможет, – тоскливо резюмировала Ирка.
И она посмотрела в окно, за которым открывалась дивной красоты зимняя картина, прямо по Пушкину.
– Мороз и солнце, день чудесный! – грустно продекламировала подруга.
– Мороз и солнце, день паршивый! – возразила я.
– Еще ты дремлешь, друг плешивый! – удачно срифмовала Ирка. – Пора, красавица, проснись! Давай за пивом прошвырнись!
– Поэтесса! – язвительно сказала я, прикладывая ко лбу холодную мокрую тряпочку. – Ирина Сергеевна Пушкина!
– Ну, будь человеком, сгоняй в магазин! – попросила подруга. – Все равно ведь придется ехать в город за машиной, тебе же сегодня ночью Коляна с Масей встречать на вокзале!
Это был аргумент. Я прошла в кухню и выглянула в окно, из которого открывался прекрасный вид на поле, которое мне следовало пересечь, чтобы добраться до трамвая. Выяснилось, что задача будет не такой трудной, как мне казалось. С утра детишки на санках проложили в прерии прямую караванную тропу.
Я сварила себе на дорожку кофе, одну чашку выпила сама, а другую, как обещала, принесла в постель Ирке. Мимоходом сняла с аппарата трубку бодро тренькнувшего телефона.
