В общем, щадя свои уши и тонкую душевную натуру, в парк я не пошла. Ежась всякий раз, когда ветер доносил до моего слуха особенно визгливый музыкальный пассаж, и спотыкаясь на кочках, я немного побродила по пустоши. Прикинула, куда бы поместить свою елочку, и выбрала небольшой аккуратный пригорок в центре пустыря. С точ-ки зрения ландшафтного дизайнера, каким я чувствовала себя в сей момент, на этой возвышенности елочка должна была смотреться особенно эффектно!
Конечно, ни лопаты, ни какого-либо иного инструмента у меня при себе не было, так как, отправляясь на мусорку, я еще не планировала заниматься озеленением территории родного микрорайона. Впрочем, нижняя часть елового стволика была загодя очищена от ветвей и заострена, поэтому я рассчитывала без особого труда воткнуть деревце в землю. Правда, уже некоторое время стоят настоящие зимние холода, верхний слой почвы мог промерзнуть, это обстоятельство следует учесть.
С этой мыслью я покрепче ухватила елочку, замахнулась и изо всех сил засадила заостренной еловой ножкой в приглянувшийся мне пригорок посреди пустыря.
Все, что случилось потом, походило на ночной кошмар!
Снизу, словно из-под земли, донесся придушенный болезненный рев – куда там певцам караоке! Мирный пригорок вздыбился, как могила вампира в голливудском фильме ужасов, и из-под рассыпающегося снега, пугающе завывая, полезла корявая согбенная фигура в белом полотняном саване, в районе горба некрасиво продырявленном моим еловым колом. Чудовище таращилось на свет бельмами в жутких наростах и орало сразу на три разных голоса: визгливый юношеский фальцет самозабвенно матерился, озабоченное женское сопрано приглушенно причитало: «Второй, Второй, что случилось, прием?!», а рокочущий мужественный бас командовал откуда-то из-под мышки: «Первый, Третий, Пятый, начали! Четвертый, пошел! Второй, пошел на хер, перестань орать, идиот, сорвешь всю операцию!!!»
Не переставая разноголосо реветь, кошмарный монстр вырвал у меня из рук елку.
– Не надо! – сипло вякнула я, втягивая голову в плечи и одновременно уворачиваясь.
Колючий веник с размаху опустился мне на загривок – к счастью, прикрытый меховым капюшоном, так что меня не оглушило, но я все же получила достаточное ускорение и шайбой полетела к краю площадки. Уже на излете врубилась в мусорный бак и упала, раскинув руки, по одной из которых тут же кто-то проскакал, а в другую сама собой, как птичка в гнездышко, влетела тепленькая металлическая штучка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении гильзой из желтого металла.
– Мама дорогая! – ошалело прошептала я, поспешно отшвыривая эту железку в сторону.
Звякнул мусорный бак. Я закрыла голову руками и трусливо уползла под прикрытие контейнеров, где и уселась, трясясь и гадая, во что же я вляпалась на этот раз?!
Просветил меня по этому поводу все тот же Серега Лазарчук – минут через тридцать, когда стрельба закончилась, а заснеженный пустырь основательно распахали ноги дюжины здоровенных мужиков в зимнем камуфляже и тяжелых ботинках. Пока другие милитаризованные парни выволакивали в пролом в ограждении взятого штурмом особняка каких-то помятых людей в штатском, капитан Лазарчук в эффектном маскировочном костюме и шапочке с прорезями для глаз отыскал меня в моем мусорном убежище, отвел подальше от группы товарищей и почти ласково сказал:
– Ну, дорогая, ты даешь! Я прямо даже не знаю, по какой статье тебя посадить!
– Может, не надо меня сажать? – без особой надежды попросила я. – Зачем, за что?
– Скажешь, не за что? – притворно удивился капитан. – А давай-ка вспомним, кто систематически утаивал от следствия ценные улики и важную информацию? Кто занимался идиотской самодеятельностью? Наконец, кто едва не сорвал операцию по задержанию опасного преступника и нанес увечье лейтенанту Трофимову?
– Не знаю я никакого Трофимова! – возразила я.
Лазарчук без слов потыкал пальцем себе за спину. Я вытянула шею, встретилась взглядом со злобным парнем, у которого в одной руке был какой-то оптический прибор, а в другом – изрядно помятая лысая елочка, и снова спряталась за капитана.
– Извиняюсь, конечно, но калечить вашего лейтенанта я не хотела, – оправдываясь, сказала я. – Собиралась только свою елочку в землю воткнуть! Откуда мне было знать, что этот ваш Трофимов прячется в сугробе, как подснежник?! Я же не догадывалась, что в доме засели преступники, иначе и не подумала бы к нему приближаться!
– Да ведь это ты передала мне пленку с фотографией и дома, и преступников! – воскликнул Лазарчук.
– Да ну?!
Мгновение я думала, а потом со всей ясностью поняла, что опять все перепутала! Хотела передать приятелю-сыщику негатив загадочной записки, а передала совсем другую пленку. Как раз ту самую, на которой скуки ради запечатлела особняк у помойки. Кажется, там действительно были какие-то мужики.
– Мы этого подлеца с полгода вычислить пытались, – уже спокойно рассказал мне Серега, усадив меня в Иркину «шестерку». – Представь, этот мерзавец соорудил у себя в подвале мини-цех и давай шлепать фальшивые таблетки. Делал в основном самые ходовые лекарства: анальгин, аспирин, цитрамон, и все из талька и подкрашенного крахмала! Нелегально купил на фармацевтической фабрике списанное оборудование, наладил выпуск «ампульных» лекарств, нашел себе в пару другую такую же сволочь в аптекоуправлении, и распихивали они эти снадобья по аптечным ларькам самым милым образом! Главное, подельщика его, аптечного гада, мы просчитали, а тот, сволочь хитрая, все контакты обрубил, и все, привет, сушите весла! К главному подлецу никаких подступов! Начальство нам уже головы сносит, а дело ни с места! И тут эта твоя пленка, прямо как божий дар! Тут тебе в одном кадре и оба мерзавца, и дом-фабрика, и даже табличка с адресом!
– Не благодари меня, не надо! – великодушно сказала я. – Ты же знаешь, я всегда рада помочь нашей доблестной милиции! Или кто там нынче отвечал за эту операцию? ФСБ?
– Это неважно. – Капитан заботливо пристегнул меня ремнем безопасности и спросил: – А ты сможешь после пережитого потрясения сама вести машину? Или дать тебе кого-нибудь из парней в качестве водителя?
– Ага, лейтенанта Трофимова! – съязвила я. – Спасибо, как-нибудь сама доеду, авось не разобьюсь. Не настолько я потрясена, бывало и хуже.
– Да, кстати, насчет разбитых машин! – вспомнил вдруг Серега. – Между нами-сыскарями, не скажешь ли ты мне, что случилось с той серебристой «девяткой», которую мы забрали от Иркиных хором? В лобовом стекле здоровенная дырища зияет. Это от выстрела, что ли?
– Нет-нет, вовсе не от выстрела, это я сама его разбила, ногой, – скромно сказала я.
– Ну ты и каратистка! – восхитился Серега.
И замер с открытым ртом, явно припомнив что-то еще.
– В чем дело? – поинтересовалась я, видя, что одетый в белое капитан застыл, как мраморный памятник.
Лазарчук с усилием сглотнул, закрыл рот и посмотрел на меня, как мне показалось, восторженно:
