– Сейчас я его нейтрализую! – пообещал Колян, проходя мимо веранды к лужайке с мангалом.
В руке у него был большой бумажный пакет с крепкими веревочными ручками. В пакете что-то стеклянно позвякивало.
– Пиво! – возопил Моржик, завидев коричневые поллитровочки. – Ну, наконец-то!
– В последнее время ему приходилось утолять жажду в основном напитком из груши-дички, – свесившись через перила лестницы, пояснила Ирка притормозившему у веранды Лазарчуку.
– Дай фартук, – попросил капитан.
Он ловко обмотал себя по талии выданным ему полосатым льняным полотенцем, отнял у Моржика шампур с сырым мясом и оттеснил Коляна с его пивом к шезлонгу.
– Да-а, капитан милиции – это вам не какой-нибудь штатский разгильдяй! – громко протянула Ирка, с намеком подмигивая малютке Машеньке. – Отличный муж будет для какой-нибудь девушки!
Машенька смущенно зарделась, и личико ее сделалось одним цветом с плюшевой мордой зеленоглазого Пумбы. Игрушечный суперкабан возлежал на циновке, постеленной поверх редкой зеленой травки на лужайке. Поверх самого Пумбы лежал Масянька, использующий гигантскую мягкую игрушку как диван-кровать. Таким образом, Машенька, кстати оказавшаяся по приобретаемой медицинской специальности будущим педиатром, пасла на травке сразу двух наших свинтусов.
Шашлыки удались, посиделки с вином тоже, и кроткая Машенька бравому капитану явно приглянулась, так что к тому моменту, когда небо над дальним краем поля закатно порозовело, все присутствующие были в прекрасном расположении духа.
Пить кофе или чай, кому что нравится, перешли в гостиную, потому что с наступлением вечера на дворе стало весьма прохладно: конечно, февраль на Кубани – считай, первый весенний месяц, но ночная температура от дневной сильно отличается.
В гостиной было тепло, вдобавок к исправно функционирующему паровому отоплению был зажжен огонь в камине, и это чудесным образом мгновенно успокоило возбужденного малыша. Масянька прочно уселся на волчью шкуру у камина и зачарованно созерцал пламя, одновременно неторопливо поедая большое зеленое яблоко.
– Шкура та самая? – спросил Ирку Моржик, показав костылем на роскошный мех.
– Та самая, – подтвердила Ирка.
– Разве Моржик уже знает о наших приключениях, включая мой поход в мехах в «Америку»? – шепотом поинтересовалась я.
– Нет, когда он спрашивает, та ли эта шкура, имеется в виду – та самая, которая лежала в машине, или иная, – пояснила Ирка. – Как будто я могла спустить шкуру с кого-то другого! А что, ты думаешь, надо рассказать нашим мужикам, чем мы занимались в их отсутствие?
Я замялась:
– Рассказать-то, конечно, надо бы, только ведь они наверняка ругать нас будут!
– А вот кому фрукты? – В гостиную, пританцовывая, вошел Колян, одной рукой придерживающий установленное на голове блюдо с яблоками, апельсинами и бананами.
Бедра поверх джинсов он обернул конфискованным у Сереги полосатым полотенчиком и выглядел весьма игриво, отдаленно смахивая на восточную танцовщицу, на редкость рослую, но вполне грациозную. Для полноты образа свободной рукой Колян совершал затейливые движения, живо напомнившие мне о старушке Никодимовне и ее коллегах по парковочному бизнесу.
– Ой! – воскликнул вдруг капитан Лазарчук, едва взглянув на блюдо. – Совсем забыл!
Он проворно выскочил из гостиной, едва не сбив Коляна с его передвижной фруктовой лавкой.
– Что он забыл? – заинтересовалась Ирка.
– Может, паранджу надеть? – предположил Моржик.
– А к ней еще парчовый лифчик, вышитые газовые шаровары и пару ножных браслетов! – засмеялась Ирка, бесцеремонно подталкивая локтем Машеньку, сидящую рядом с ней на диване. – В такой гаремной амуниции наш Серега будет просто неотразим!
Тут из кухни примчался сам капитан. Форму одежды он не сменил, но зато приволок с собой шуршащий цветной пакет, из которого торчала зеленая разлапистая зелень весьма экзотического вида.
– Вот! – Лазарчук торжественно вынул из пакета большой ананас, несколько мохнатых плодов киви, пару крупных темно-красных шаров и красиво разместил свои дары на блюде с фруктами. – Это витамины для всех, кто нуждается в поправке своего здоровья, как физического, так и морального.
И капитан посмотрел почему-то на меня.
– А я-то тут при чем? – удивилась я. – Я, в отличие от некоторых присутствующих, ничего себе не ломала!
– Разве что голову! – кивнул капитан.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился мой супруг, заранее грозно хмуря брови.
– Ладно, признаюсь! Я действительно ломала голову, но всего лишь над загадкой! – выпалила я. – Вернее, мы ломали ее вместе с Иркой, которая оказывала моему расследованию посильную помощь.
Услышав это, грозно нахмурился уже Моржик.
– Рассказывай! – воскликнули наши с Иркой сердитые мужья дружным дуэтом.
Я вздохнула, покосилась на сынишку, проверяя, хватит ли одного его яблока на весь мой рассказ, и попросила:
– Машенька, не сочти за труд, приглядывай за Масянькой, когда он доест яблоко, дай ему банан…
– Ну! – поторопил меня Колян.
Я посмотрела на Ирку – подруга верная сделала лицо, на котором читалось: «Я не я, и хата не моя!» Спряталась в кусты! Эх, придется мне самой вести былинный рассказ…
Совершенно неожиданно на помощь мне пришел доблестный капитан Лазарчук.
– Хочешь, я сам расскажу, как все было? – предложил он, протягивая мне красно-бурый гранатовый плод. – А ты покушай пока.
Машинально приняв в ладони фруктовое подношение, я поступила так же, как Ирка: забилась поглубже в кресло и спрятала лицо в тень. Уступила, так сказать, место на сцене добровольцу.
– Эта история началась почти год назад, – дождавшись, пока угомонятся и затихнут заинтригованные слушатели, размеренно начал рассказчик.
Только сказки заканчиваются свадьбой! В жизни именно со свадьбы, как правило, начинается настоящая сказка, а какой она будет – веселой, грустной или страшной, – зависит от самих героев.
Выходя замуж за Сергея Долгова, старшая дочь профессора Лукова Наталья не подозревала, что совершает роковую ошибку. Симпатичный, обаятельный, предупредительный Сережа любил не Наташу, а другую дочь Андрея Вадимовича – Катю. И жениться он хотел бы именно на ней! Однако профессор был известен как человек высоко-нравственный и принципиальный, что в данном случае означало скорее упрямство и ограниченность. Будучи прогрессивно мыслящим ученым, в частной жизни профессор парадоксальным образом одобрял домостроевские порядки, в частности, намеревался выдавать дочерей замуж в порядке строгой очередности: сначала старшую, Наталью, только после этого – Катерину и так далее.
Как на грех, Наташа уродилась красавицей и в вопросе выбора будущего супруга была весьма разборчива. Притом характер у старшей дочери профессора был отцовский – кремень, и коса закономерно нашла на камень. Раз за разом получалось все одно и то же: женихи, одобренные папенькой, не нравились невесте, а кавалеры, симпатичные самой Наташе, не проходили кастинг у ее родителя. Дополнительную сложность создавал такой деликатный момент, как здоровье Натальи: сахарный диабет – это вам не насморк, он не пройдет ни через неделю, ни через десять лет, и еще неизвестно, сможет ли женщина, больная диабетом, стать матерью. Хотя Наталья Лукова свое нездоровье не афишировала, не поставить в известность об этом потенциального супруга было бы по меньшей мере неразумно. Таким образом, даже если отец и дочь в выборе соответственно зятя и мужа пришли бы к общему знаменателю, жених должен был выдержать еще одно серьезное испытание. Наталья застряла в состоянии «на выданье» на долгие годы.
