На ступенях крыльца подпитывались никотином утомленные затянувшейся вcтречей с зарубежными коллегами местные аграрии среднего звена. Дожидаясь Вадика, я увидела среди курильщиков знакомое лицо и помахала рукой даме в костюме из голубого льна:
– Надя, привет!
– Ленка! – Женщина бросила сигарету в мусорку и подошла ко мне. – Где бы мы еще встретились!
– В последний раз мы встречались у нас дома. Были вы с Сашей, Андрей с Галиной и Дима, – вспомнила я, невольно мрачнея. – Ты в курсе последних печальных событий?
– Я знаю, что Семины погибли, – кивнула Надя. – Нам звонила какая-то Галкина родственница, но мы не могли прийти на похороны. Только вчера вечером вернулись из Лодзи. Ты же знаешь, что мы с Саней оба устроились на работу в «Чистую землю»? Ну вот, а у компании есть общие дела с поляками.
– Ты работаешь в «Чистой земле»? – обрадовалась я. – Надюха, это просто замечательно! У тебя есть пара минут? Мне нужно кое-что узнать о презентации, которая проводилась в зверинце у Веньки Смирнова.
– Спрашивай, я с удовольствием расскажу, – кивнула Надя. – Тем более что Венькин зоопарк как место проведения презентации предложила именно я. А времени у меня – вагон, наших польских друзей будут мариновать в мэрии еще час, не меньше. И я не могу до завершения встречи вернуться в зал, потому что там придется сидеть.
Надя показала на свою юбку, и я поняла этот жест без объяснений: лен кошмарно мнется, красивый голубой костюм потеряет вид после первого же приседания.
– Просто расскажи мне, как все это было! Я имею в виду презентацию, – попросила я.
Надя рассказала, и я пожалела, что наше телевидение не пригласили освещать это мероприятие. Похоже, там было весело! Вместо банальной и скучной лекции под видеопроектор было организовано веселое представление с клоунами и ростовыми фигурами, которые и представляли разнообразные пылесосы. Часть наиболее безобидного Венькиного зверья специально оставили на беспривязном содержании, чтобы было за кем убирать. Животные очень старались: ослик растащил по всему залу сено, енот как заведенный делал лужицы, белка набросала ореховой скорлупы, лисица перевернула миску с собачьим кормом и пыталась ловить попугаев, а те в испуге теряли перья и гадили с высоты на гостей, которые роняли бутерброды и били рюмки. А вооруженные чудо-пылесосами актеры в костюмах сказочных героев все безобразие с пола, столов, а также с плеч и голов присутствующих ловко убирали.
– Начальство осталось презентацией очень довольно, нашему маркетинговому отделу даже премию дали! – похвасталась Надя. – Правда, из нее пришлось вычесть стоимость пропавшего «Зефира», так что получили мы сущие копейки, но это не так уж важно.
– Я не поняла: стоимость угощения вычли из кармана сотрудников? – удивилась я.
– Нет, «Зефир» – это не еда, – засмеялась Надя. – Это пылесос, названный в честь теплого южного ветерка. Он маленький, но очень мощный, а похож на аккуратный чемоданчик. Потому-то никто и не заметил, как его украли.
– Найти не пытались?
– Начальство запретило поднимать шум, чтобы не портить гостям впечатление от праздника. Начальству-то что? Фирма внакладе не осталась, стоимость пылесоса вычли из премии сотрудников. Впредь будем лучше следить за своей техникой.
– Кстати, о технике, – это мой оператор, Вадим, – спохватилась я, заметив, что тот уже некоторое время топчется рядом с нами и Надя кокетливо оглаживает себя по льняным бедрам.
– Оператор телевидения, а не машинного доения, – пояснил Вадик.
Я бесцеремонно отпихнула его в сторону и прощально улыбнулась приятельнице:
– Спасибо, Надюша, мы побежали, нам пора!
– Весьма аппетитная особа, – оглянувшись на ходу, облизнулся Вадик. – Она свободна?
– Только для деловых контактов, – ответила я, торопясь к машине. – У нее есть законный супруг, очень ревнивый мужчина спортивного телосложения.
Вадик сердито фыркнул:
– А я, значит, не спортивного?
– А ты, значит, не муж!
Загружая аппаратуру в багажник служебной «семерки», оператор продолжал бубнить что-то нелицеприятное про мужа, который объелся груш, в то время как несчастный телеоператор с утра вообще ничего не ел, даже кофе с булочкой, даже тухлой польской…
– Польская! – воскликнула я, осененная потрясающей идеей.
И оглянулась, проверяя, не ушла ли еще с крыльца Надежда. Она как раз поднималась по ступенькам, и я со всей возможной скоростью побежала обратно, чтобы задать приятельнице еще один вопрос:
– Надюха, ты сказала, что этот «Зефир» был очень мощный. Настолько ли мощный, чтобы засосать, скажем, полкило полукопченой колбасы?
– Оригинальная единица измерения мощности, – заметила Надя, остановленная у самой двери. – А колбаса какая? Нарезанная, кружочками?
– Нет, одним кружочком, то есть колечком! – я с нетерпением ждала ответа.
– Ну, не знаю… Пожалуй, смог бы, если только диаметр колбасы не превышает диаметра трубки, – подумав, сказала Надя. – Впрочем, если тебе нужно знать это совершенно точно, можешь зайти ко мне на работу со своей колбасой и мы поставим эксперимент. Еще один «Зефир» у нас остался.
– Спасибо! – крикнула я, отпуская приятельницу, рвущуюся в зал.
«Семерка» с недоумевающими Вадиком и водителем настойчиво призывала меня занять свое место в салоне, и я поспешила вернуться к машине.
С поляками я расправилась, как легендарный Иван Сусанин: безжалостно бросила их в темных дебрях монтажа.
– Беги, куда тебе нужно, – великодушно разрешил монтажер Митя. – Я твоих ляхов тут сам добью.
– Уж добей, голубчик, сделай милость! – попросила я. – С меня пиво.
– С полосатиком! – воздел палец Митя.
Я убежала, а кто такой этот полосатик, уточнять не стала, потом выясню. И вообще мне уже надоело открывать для себя новые виды живности: то тебе арлекиновый аспид, то ящерица-веретеница, то Венькины питомцы – экзотические утки и обезьянки! Надоело мне зверье, видеть его не желаю!
Однако посмотреть на братьев меньших мне все же пришлось – на цирковой афише, где я искала в пестрой толпе четвероногих и двуногих артистов изображение клоуна с метательным зонтом. Нашла: неопределенного пола персонаж в мешковатых одеждах, огненном парике и кроссовках пятьдесят четвертого размера балансировал на проволоке над ареной, где теснились облизывающиеся и улыбающиеся в предвкушении случайного перекуса тигры, львы и медведи. Морда у клоуна была белая, как у гейши, нос красный, как запрещающий сигнал светофора, а распространение по физиономии улыбки ограничили только уши. Понять по картинке, какого пола и возраста это прелестное создание, было решительно невозможно. Зато я узнала его имя, так как над апельсиновыми кудрями комика аккуратным нимбом реяла надпись: «Клоун Барабулька».
