– А почему вы не остались с Эстебаном? – неожиданно спросил Даня.
Елизавета Борисовна замерла.
– Даня, тогда было другое время...
– Я не верю, что вас это сдерживало.
– Просто... Просто я всегда любила своего мужа...
Часы показывали 16:45.
– Спасибо всем большое! – Даня радостно улыбнулся, предвкушая окончание утомительного обеда, – нам с Аллой пора, – он допил кофе и уже был готов уходить.
– Даня! – Алла недовольно посмотрела в его сторону, после чего окинула взглядом всех сидящих за столом, – твои родные так старались, а ты хочешь уже уходить!
– Что вы, Аллочка! Идите, развлекайтесь, – поспешила успокоить Злата.
– Да, да! Мне и так уже пора ложиться, – подхватила Елизавета Борисовна, – здоровье уже не то!
– Я бы не отказалась еще от чашечки кофе, – Алла мило улыбнулась, а Даню при этом передернуло.
– Я сделаю, – сухо кинула Злата, приподнимаясь из-за стола.
– Большое спасибо, Злата Ивановна!
– Не подавись, – прошипела Злата, выходя в коридор. Вскоре она вернулась, неся в руках дымящуюся чашку.
– Должна перед всеми извиниться, но мне уже пора. Встреча в городе, – Наталья Геннадиевна поправила рукой выбившуюся прядь волос и быстро заспешила к выходу. – Было приятно познакомиться! – она кивнула в сторону Аллы, но в дверях ее остановила Злата.
– Наташенька, милая, раз уж ты уходишь, можешь занести Юре ужин? Он забыл его, – Наталья Геннадиевна замерла, борясь с нахлынувшей волной злобы и раздражения.
– Но ведь он поел... – начала, было, злая учительница географии.
– Но он будет там допоздна, проголодается. Это по пути. Пакет в коридоре. Спасибо, родная! – Злата неприятно оскалила зубы, поближе придвинувшись к Мише.
Постояв в дверном проеме, Наталья Геннадиевна решила не портить Дане праздник и ничего не говорить. Она скажет потом. Потом, когда комедия закончится и Злата снова станет глупой провинциалкой. А пока Наталья Геннадиевна обулась, накинула пальто, взяла в коридоре застиранный белый пакет, еще раз со всеми попрощалась и выбежала в парадное.
– Что-то я опять проголодалась! Все такое вкусное, – к нескрываемому ужасу Дани Алла потянулась за очередным салатом.
Часы показывали 17:15.
Мастерская Юры была в каких-то пяти минутах ходьбы от коммуналки №7, но Наталье Геннадиевне этот маршрут показался вечностью. Она нервно размахивала пакетом, надеясь, что очередной водянистый суп или слипшаяся вермишель от этого испортится. Ее щеки пылали, а кулачки то и дело сжимались, и с каждым шагом злая учительница все больше и больше предвкушала, что именно и как она выскажет Юре.
Мастерскую от подъезда отделяла огромная железная дверь, ручка которой давно уже проржавела. Наталья Геннадиевна громко постучала, но никто не открыл. Не дождавшись ответа, она, превозмогая отвращение, надавила на ручку – рассадник бактерий, и дверь открылась.
– Юра! – Наталья Геннадиевна осторожно зашла внутрь, но спустя несколько секунд поняла, что Юры в мастерской нет.
Немного расстроившись, что возможность выплеснуть на Юру злобу улетучилась, она поставила пакет на шаткий столик и собралась уходить. Мастерская ей совершенно не понравилась. Наталье Геннадиевне хватило нескольких минут, чтобы от затхлости и химических испарений закружилась голова, а бардак и убогость интерьера ничего, кроме уныния, не вызывали. Но уже на пороге ее привлек холст, накрытый тканью. В отличие от других, которые были на виду, он был почему-то скрыт от случайных взглядов. Несмотря на желание поскорее уйти, любопытство взяло верх, и Наталья Геннадиевна решила-таки взглянуть на загадочное полотно. Она медленно подошла, оглянулась, убедившись, что ее никто не видит, и резко сдернула накидку.
Наверное, ничего красивее она никогда не видела. Картина была не просто великолепно написана, она была живая! Женщина с портрета, еле заметно улыбаясь, словно наблюдала за каждым, кто восхищается ее красотой. Наталья Геннадиевна с замиранием сердца рассматривала портрет, не в силах поверить своим глазам. Она знает эту женщину! Очень хорошо знает. Лучше кого бы то ни было... Ведь это ее портрет...
– Подобається?
Учительница так увлеклась, что даже не заметила, как в мастерскую вошел Юра. Услышав его голос, она вздрогнула, отпрянув от холста.
– Я? Я ужин принесла, ты забыл... Я тут просто посмотрела... Ну, я пойду... – она что-то невнятно мямлила, всеми силами пытаясь структурировать мысли и правильно подобрать слова.
– Мені прикро, що ви побачили... – Юра вновь накрыл портрет тканью, – дякую за вечерю.
– Что это значит? – наконец спросила Наталья Геннадиевна.
В мастерской повисла пауза, потом Юра заговорил.
– Я не красномовна людина. Взагалі говорити не люблю... Але зараз треба щось сказати. Можливо, якби не ця картина, ви б ніколи і не дізналися...
– Ты о чем?
– Коли вже так все вийшло, то... Наталіє Геннадіївно, я нічого не можу вам запропонувати. Нічого більше того, що ви вже маєте. Я не будую ілюзій... Оскільки чудово знаю про ваше ставлення до мене. Але почуття є, і я нічого не можу з цим зробити. Тому, коли ви вже про це знаєте, прошу тільки не насміхатися і поставитися до цього з повагою... – Юра замолчал, напряженно всматриваясь в лицо возлюбленной.
Сама же Наталья Геннадиевна совершенно не понимала, что происходит. То ли от запаха краски, то ли от откровений Юры в голове была сплошная путаница.
– Я тебе нравлюсь? – наконец выдавила она, но слова больше походили на невнятный хрип.
– Подобаєтесь? – Юра тяжело вздохнул. – Я кохаю вас...
– Любишь?. Но как это возможно...
– Я знаю, що ви недолюблюєте мене, зневажаєте... Але серце завжди вирішує по-своєму.
– Это неправда! – выпалила Наталья Геннадиевна. – Я всегда относилась к тебе с уважением! Слышишь? Всегда! Твою сестру я терпеть не могу, но не тебя! Почему ты рисуешь меня таким чудовищем? Да и если я такое чудовище, почему ты меня любишь? – Злая учительница географии нервно размахивала руками, еле сдерживая слезы. – Хочешь быть жертвой? Такой хороший, милый и талантливый, а она – монстр, который плюет на чувства других! Да? Ты этого хочешь? Ненавижу тебя!
Ошарашенный такой тирадой, Юра даже не сразу заметил, как Наталья Геннадиевна упала на колени, закрыв руками лицо, и разрыдалась.
– Я ніколи не казав, що ви – монстр, – ласково начал Юра, присев рядом с ней, – ви інакша, тому, певно, я і кохаю... – он нежно гладил ее непослушные волосы, а она плакала.
Потом Юра поцеловал ее в шею. Наталья Геннадиевна дернулась.
– Ты же знаешь, что это невозможно...
– Я нічого не вимагаю...
– Прости! Мне пора, – она быстро встала, утерев предательские слезы, но, уже выходя, обернулась.
