Я сидела на краю ванной. В комнате часы пробили восемь. Через пятнадцать минут приедет машина, чтоб отвезти меня на работу..
«Не хочу».
***
– Ты знаешь… – Он обнял меня так, как будто обнимал последний раз, как будто он всю жизнь ждал, чтобы обнять именно меня. – Я не смогу без тебя больше.
Мы стояли недалеко от моего дома. Было темно, наверное, перевалило за полночь, но мы стояли и не могли оторваться друг от друга. Никто не хотел уходить. Мы просто были рядом, мы молчали. Было хорошо. С ним всегда было спокойно. Чувство защищенности и спокойствия всегда появлялись рядом с ним, а в жизни так не хватало этого.
Я смотрела на него. Уже тогда я начинала понимать, что я – я, которая еще недавно рассказывала себе, что никогда не влюблюсь в этого человека, я, которая видела в нем несуразное, нелепое существо с уставшими глазами, не излучающими ни радости, ни счастья, я молчала сейчас и понимала, что не смогу жить больше без его нелепости и несуразности.
– Знаешь, что мне хочется? – не отпуская меня, спросил он.
– Нет.
– Мне хочется положить тебя в карман и носить тебя там всегда.
– Зачем? – рассмеялась я.
– Как зачем, я хочу, чтоб ты всегда была рядом, – он еще крепче прижал меня и уткнулся лицом в мои волосы.
***
Я открыла глаза и пошла в комнату. Я стояла и смотрела, как медленно закипает кофе, как маленькие пузырьки поднимаются со дна и лопаются, соприкасаясь с воздухом. Темно-коричневая пена поползла вверх, перекинулась через край и начала стекать вниз на плитку, издавая жуткое шипение. Я очнулась.
– Черт! – выругалась и отставила кофе в сторону.
Я перестала звонить ему, просто перестала. Я всегда звонила ему, я не могла дожидаться его звонков, мне хотелось слышать его голос, мне хотелось знать заранее, что он будет со мной, но я устала. Устала от чувства навязчивости, что это все стало нужно только мне, и я перестала. Последний раз, когда я позвонила ему, мы поссорились, я не помню из-за чего. Я перестала звонить ему пять дней назад.
Каждый день был новым испытанием. Я боролась с зависимостью. Люди бросают пить и борются с алкогольной зависимостью, люди перестают принимать наркотики и борются с наркотической зависимостью, а я перестала звонить.
Утром было легче. Утром была надежда, что он позвонит, утром была суета, отвлекающая от ожидания, но с каждым продвижением стрелок вперед становилось все тяжелее и тяжелее. Я бродила по дому, как наркоман, пытающийся перебороть ломку, глядя на телефон, пытаясь придумать, что сказать ему, понимая, что слишком поздно. Я не хотела слышать его, я не знала, что сказать ему. От его звонка не станет легче, просто опять начнется борьба. Борьба за место под солнцем, которое я уже пять дней ненавидела. Мы переступили через черту, за которой не было ничего. Но мне было тяжело. Я привыкла к нему, он влюбил меня в себя, он долго шел к этому, он практически заставил меня сделать это. Я не могла искоренить зависимость от него. Но самое большее, что меня угнетало, – это борьба самой с собой, ведь он даже не понимал, что я перестала быть его, я не звоню, потому что меня больше нет.
Он всегда был немного чокнутым, он был не таким, как все. За все существование человечества выработался определенный стереотип отношений, которому в общем следовали все люди. На устоявшиеся вопросы были устоявшиеся ответы, люди опирались на какие-то ритуальные моменты в отношениях, какие-то жесты, какое-то поведение. Я не знаю, плохо это или хорошо, но я была продуктом этого онтогенеза и привыкла, как и все, следовать этим правилам, а с ним было все не так, он был как пришелец с другой планеты. Не отрицая этого, он всегда объяснял свое поведение неумением общаться с людьми или недостаточностью опыта, но меня не устраивали эти объяснения, я не могла подстроиться к нему, мне было сложно воспринимать его таким, каким он был, и я боролась, боролась не понятно с кем. В те моменты, когда мы сорились, в те моменты, когда я была уверена в его реакции, он вел себя радикально наоборот, и мне ничего не оставалось делать, как мириться с этим.
Я говорила ему: «Мне болит голова». Мне болит – это диалектное, так надо?да
– Выпей таблетку, – не отрываясь от своих дел, говорил он. И это было сказано так искренне, это было пропитано такой заботой, что мне ничего не оставалось делать, как пить таблетку. Но я была взрослым человеком и прекрасно понимала, что когда что-либо болит, нужно пить таблетку. Мне нужна была другая реакция. Я не знаю: то ли жалость, то ли сочувствие или соучастие, но не «выпей таблетку».
Он часто говорил, что я схожу с ума, что требую сама не знаю что. Но полгода наших отношений были поистине волшебны. Я просто не верила, что есть такие люди, как он, я даже думала, что он единственный экземпляр, выживший в этой суматохе. Эти полгода прошли, и все стало меняться. То ли мы стали привыкать друг к другу и наши отношения приобретали новый оттенок, который мне не подходил, то ли он понял, что я действительно сильно его люблю. Я не знаю, что случилось, но все стало не так, все менялось, и не в лучшую сторону.
И пять дней назад мне надоело, я устала, у меня не осталось сил. Я не видела продолжения. Ведь плохо было мне, а не ему. У него жизнь текла, как обычно, по устоявшимся принципам, схемам, теориям. Он не страдал, как я, он не ходил из угла в угол, он не анализировал, всеми силами пытаясь отмахнуться от этого анализа, он не зарывался с головой в подушку, чтоб только не думать об этом.
Он всегда спокойно говорил:
– Все отношения рано или поздно кончаются, нужно воспринимать это как должное.
– Но это не так! – отрицала я. – Есть отношения, которые длятся вечность. Ты хочешь сказать, что, если я перестану тебе звонить, ты смиришься с этим и примешь как должное?
– Но я же не смогу заставить тебя любить меня. Меня?
– А как же твоя любовь? Эти же чувства не поддаются простому объяснению, они не контролируются. Если я обижусь, если я перестану общаться с тобой для того, чтоб как-то изменить то, что меня не устраивает. Или просто я буду ждать, когда ты первый позвонишь после какой-нибудь ссоры. Ты же не правильно рассуждаешь.
Но он не понимал меня, а я перестала понимать его.
И сейчас, помешивая кофе, я осознавала, что он не знает, что я больше не буду с ним, что он больше не будет моим.
«Может, он не любил меня?» – часто спрашивала себя я, но я знала, что любил, просто любовь у него была такой уж очень простой, обыденной, банальной или, наоборот, его любовь была настолько глубока и сильна, что я не смогла ее понять.
Я открыла глаза. Перекинувшись через окно, я посмотрела на аллею, проходившую рядом с моим домом. Чуть дальше от крыльца стояла машина. Я должна была выйти минут двадцать назад, но я не выходила, и даже если б я не вышла в течение всего дня, машина так бы и стояла, чуть вдали. Она, наверное, простояла всю ночь, а потом следующий день. И так она стояла, играя на солнце своей лакированной краской черного цвета, пока совсем бы не поржавела и не рассыпалась. В ней сидел человек, который выполнял свои обязанности, написанные в его инструкции. Он возил, он был водителем, его дело заключалось в перевозе человека (в данный момент меня) в нужное место. Но инструкция не включала в себя такие эмоции, как переживание и беспокойство по поводу задержки этого человека на целых двадцать минут, с учетом того, что этот человек никогда не опаздывал. И даже если бы он поднялся ко мне, чтоб узнать, где я, и увидел мое бездыханное тело в луже крови, он просто отвез меня, а точнее мое тело в морг, той есть в пункт назначения, чем бы и выполнил свою инструкцию вполне добросовестно.
