– Вы арестованы, рядовой, – вздернув подбородок, заявил блондин и, подождав, пока громилы встанут по бокам от меня, скомандовал: – Следуйте за мной!
Последующий месяц прошел словно в дурном сне. Тускло освещенная камера-одиночка, трехразовое сбалансированное питание в виде отвратительной на вкус студенистой массы и постоянные допросы два раза в день. Дознаватели сменяли друг друга, и каждому из них я бесконечное количество раз повторял свою биографию. Особое внимание уделялось армейскому периоду и конкретно приключениям на Эрлике. Рассказывал просто так. Рассказывал, облепленный присосками с датчиками. Рассказывал под воздействием инъекций.
Но история службы вместо сенаторского сынка так и не всплыла. Работала стандартная схема – вопрос-ответ. Никому и в голову не могло прийти спросить, вместо кого я отправился в армию. Меня не спрашивали – я не отвечал. А ведь, как оказалось позже, прояснение этого обстоятельства могло значительно сократить срок моего пребывания в федеральном следственном изоляторе. Дело в том, что в военной канцелярии Кинга, куда поступил запрос, моего имени не значилось. Оно и понятно, ведь там я проходил, как Адиль Орчинский. А тот благополучно исполнил дог гражданина Звездной Конфедерации и через полгода воинской службы вернулся к гражданской жизни. Я же непонятным образом исчез из списков русских переселенцев на Кинге и таким же непонятным образом появился на одном из армейских пересыльных пунктов. Мне подобные вопросы если и задавали, то предварительно вколов препарат, под воздействием которого я хоть и отвечал помимо своей воли, но только на конкретно поставленные вопросы.
– Почему вашего имени нет в военной канцелярии Кинга?
– Не знаю.
– Кто внес ваше имя в реестр такого-то пересыльного пункта?
– Не могу знать.
После некоторых особо сильных инъекций я приходил в себя в тюремном регенерационном боксе.
Через месяц допросы прекратились, и несколько дней прошли в полном одиночестве. И вот меня впервые повезли на судебное заседание. В большом зале, где пришлось долго ожидать, пока вызовут для судебного допроса, я увидел майора Линдгрена. Заметив меня, майор что-то сказал находившемуся рядом офицеру особого отдела. Судя по тому, как тот нахмурился, ему это явно не понравилось. Однако после обмена несколькими короткими репликами, продолжая хмуриться, офицер подошел и о чем-то вполголоса заговорил с моим сопровождающим. В итоге я оказался в небольшом пустом кабинете, куда следом зашел мой командир взвода.
– Как держишься, Новиков? – тихо спросил он, когда конвоир неохотно покинул помещение.
– Нормально, сэр. Извините, сэр, может, вы объясните, в чем меня обвиняют.
– Не тебя одного, Новиков. Не тебя одного, – не весело ухмыльнулся Линдгрен. – Но ты, в отличие от других, неизвестно где шлялся большую часть того времени, что взвод провел на Эрлике, после чего носился по подводному комплексу в голом виде, размахивая оторванными головами научных сотрудников. Ну, и так далее. Да еще и пробел в твоем личном деле. Не будь Российская Империя уничтожена галантами, твой приговор был бы однозначен – русский шпион. И тогда не сносить голов весьма крупным шишкам, с подачи которых ты попал в состав «Иглы».
– Сэр, неужели и вице-адмирала Хорнброукерна привлекли к этому делу? – вспомнил я седовласого медведе подобного адмирала, вручавшего нам Ордена Доблести за так называемую секретную миссию на фиолетовой планете. Это его простодушный Сегура попросил направить нас служить в одно подразделение. Но разве могли мы предполагать, что этим подразделением окажется батальон специальных операций «Игла»?
– Вот как раз его имя и поубавило пыл у ретивых дознавателей, – перебил меня Линдгрен. – Его, естественно, побеспокоить не посмели. Но только потому, что не смогли накопать в этом деле ни одной хоть сколько-нибудь стоящей зацепки. Иначе ни Хорнброукерн, ни сам Паук Кортнер не смутили бы мангустов из особого отдела.
– Пауль, – нетерпеливо поторопил заглянувший в приоткрытую дверь офицер.
– Еще минуточку, Мэйсон, – отмахнулся Линдгрен и заговорил более поспешно: – Еще, думаю, дело стали тормозить из-за причастности к твоей истории сенатора Орчинского. Ты ведь дал показания на допросах?
– Никак нет, сэр. Меня об этом не спрашивали.
– Что-о? – брови командира взлетели вверх, затем опустились и состыковались у переносицы, обозначая активный мыслительный процесс. Говоришь, не спрашивали? Тогда постарайся забыть о сенаторе и его участии в твоей судьбе. Сейчас всю воду мутит Мэтью Ривс, возбудивший дело против нашего подразделения, якобы намеренно передавшего исследовательский комплекс в руки некомпетентных дикарей. От него бы просто отмахнулись, но зацепились за непонятную историю с капралом Боевым, – Майор недовольно поморщился. – С какой целью он повредил запоры вольеров зверинца, выяснить так и не удалось. Зато дознаватели нарыли очень нехороший материал на капрала. За такое обычно выбрасывают в открытый Космос, а не направляют служить в элитный спецбат.. Концов того, кто замял это дело, как я понял, не нашли. Тогда потянули твоих друзей по той простой причине, что во время устроенной Боевым диверсии они находились рядом и, теоретически, могли быть соучастниками. Тут выяснилось, что ваша троица ни по подготовке, ни по сроку службы никак не могла быть зачислена в наш спецбат. И все бы списали на прихоть адмиралов, если бы не какой-то подозрительный пробел в твоих документах, Новиков. Ну, если ты ничего не рассказал про Орчинского, то я понимаю о каком пробеле идет речь. Однако, – Линдгрен кивнул на дверь, – мне намекнули, что в твоем деле обнаружили след, идентичные тем, которые есть в деле Боева. Вот потому-то тебя и загребли в следственный изолятор, а твоих друзей заперли в гарнизонном карцере. Там еще всплыли какие-то непонятки с вашим бывшим подразделением, очень похожие на историю Боева. Он тоже в последней до назначения в спецбат заварушке оказался единственным выжившим из всего взвода. В итоге ничего существенного накопать так и не смогли, но все же решили рассмотреть в судебном порядке иск Ривса против моего подразделения.
– Пауль, – дверь резко распахнулась и в помещение решительно вошел сопровождавший майора особист, – тебя вызывают!
– Иду, – кивнул Линдгрен и бросил мне напоследок: – Надеюсь, ты не подгадишь мне какой-нибудь новой неожиданностью?
В последующие два месяца я еще несколько раз видел командира, но общаться с ним больше не получалось. Мы лишь приветствовали друг друга молчаливыми кивками из разных концов холла. Видел я и Геркулеса с Уиллисом, и почти всех парней из нашего взвода. Их приводили на судебные заседания по одному и группами от двух до пяти человек. Но пообщаться ни с кем не удавалось.
Каждый раз, когда меня вызывали в зал суда, на гллопроекторе демонстрировалось изображение, где я со зверской улыбкой держу за волосы голову профессорши. Вероятно, это нужно было для того, чтобы все присутствующие в полной мере прочувствовали, с каким монстром имеют дело.
Никого исполняющего функцию адвоката здесь не присутствовало. Только судейская коммисия и сменяющие друг друга следователи и эксперты. Несколько раз в зале присутствовал истерично бросающийся всевозможными обвинениями Мэтью Ривс. Сухопарой британке и ее звероватого подручного, занимавшего в подводном комплексе на Эрлике пост администратора, я не видел. Вероятно, они успели покинуть пределы Конфедерации до того, как Ривс заварил эту кашу, и то ли их не считали нужным привлекать к следствию, то ли они не считали нужным в этом следствии участвовать.
