Книга Информационные войны XXI века. "Мягкая сила" против атомной бомбы, страница 29. Автор книги Олег Матвейчев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Информационные войны XXI века. "Мягкая сила" против атомной бомбы»

Cтраница 29

Что еще важно в повестке, чтобы мы понимали. Не всегда информационные агентства являются теми, кто формирует повестку дня. Очень часто для малых средств массовой информации повестку дня формируют главные и крупные средства массовой информации. Ну, например, если «Аргументы и факты», «Ведомости» или «Коммерсант» или РИА «Новости», и так далее, наши первые величины в газетном мире, или в интернет-мире, или Первый канал, канал «Россия», показывают какое-то событие, то оно автоматически будет в повестке дня, потому что его увидели или услышали миллионы людей. Для маленького средства массовой информации это сигнал, что если ты хочешь быть интересным, продавать в своем маленьком районе, в своем маленьком городке свою газету, то ты должен писать о том, что волнует всех. Представляете, все говорят, например, о терроризме, а ты берешь и рассказываешь про то, как нужно огурцы сажать. И получается, что ты немножко не в теме, не попадаешь. Ты вынужден, может тебе это даже не интересно, тоже говорить о терроризме, чтобы поддерживать эту общую штуку. Тем самым, работая на себя, опять же поддерживаешь общую повестку дня. То есть, здесь получается рефлексивный замкнутый круг. Если кто-то ведет Живой Журнал, то тоже может заметить… Вот с точки зрения интересности материала я могу размещать что-то, и оно вызывает какой-то отклик, сколько-то комментариев, десять, двадцать, пятьдесят, сто. При этом иногда материал может быть совершенно неинтересным, но если он является актуальным, в данный момент люди обсуждают примерно то же самое, то он вызывает бурю комментариев. Если материал интересный, но он расходится с повесткой дня, все обсуждают чемпионат мира по футболу, а я сейчас написал что-то про историю, что-то про инновации и так далее, то это вызовет ноль эмоций. Но когда все будут обсуждать Сколково или еще что-то такое, если я напишу про чемпионат мира по футболу, то же будет ноль эмоций. Когда ты пишешь о чем-то актуальном, что в данный день обсуждается, оно рикошетом придает актуальности тому, что ты пишешь. Получается, что журналисты следят друг за другом, следят за китами, следят за информационными агентствами и вот таким образом формируется повестка дня.

Возникает вопрос, а откуда эти информационные агентства и киты берут повестку дня? Откуда они решают, что должно стать новостью, а что не должно стать новостью? Есть такая байка, миф такой, о том, что сидит всемогущая Администрация Президента, или Кремль, или лично Путин, и диктуют журналистам как нужно им писать и что им нужно делать. На самом деле это полная ерунда, потому что, чтобы следить за всеми журналистами, нужен точно такой же огромный аппарат, над каждым ставить чиновника, чтобы следить за его работой. А над каждым чиновником еще чиновников, чтобы их контролировали, а над теми еще, и так до бесконечности. На самом деле журналисты, что называется, контролируют сами себя, у них есть просто в голове определенный профессиональный стандарт отбора новостей. Что должно стать новостью, что должно войти в повестку дня, а что не должно войти в повестку дня. Вот это есть у каждого журналиста в голове, проинсталлировано туда, как Windows в компьютер проинсталлирован, так и здесь профессиональный стандарт. В этом собственно и заключается журналистский профессионализм, понимать, что является новостью, что интересно публике, что неинтересно, и уметь это интересно подать. Стандарты профессиональные могут очень сильно различаться. Скажем в СССР, в советской журналистике были определенные четкие стандарты, которые говорили о том, что первой новостью всегда должно идти какое-то крупное всемирно-историческое событие, связанное с СССР на международной арене. Вот запустили мы космический корабль, или встретился Леонид Ильич Брежнев с китайским руководителем, или с монгольским товарищем Цеденбалом или еще с кем-то. И вот это есть главная вещь. Потом идут какие-то внутриполитические дела, потом показывают передовиков производства, какая-то важная проблема, уборочная страда какая-то, или новая тонна металла, или пущен какой-то завод или цех где-то. И уже на закусочку в конце идут какие-то проблемы, которые у нас есть. Вот в таком то городе снег не убирают, нерадивые начальники и так далее. При этом проблема не обязательно могла быть возникшей только вчера. Проблема могла быть застаревшая, сюжет могли снять еще, что называется, прошлой зимой. Он провалялся и его показывают. Собственно, новостями были первые две новости, не больше. Всевозможные техногенные катастрофы не показывали. Какой смысл показывать, что у нас что-то может взорваться или самолет может у нас упасть. Не показывали природные бедствия. Хотя с природными бедствиями особый такой пример, когда к ним были готовы, вся страна начинала что-то восстанавливать, после землетрясения, например, в Армении. Вот все показывали. Какой массовый энтузиазм, как разные республики приходят на помощь друг другу. То есть, имеет такое воспитательное значение, это землетрясение. Вот был определенный стандарт. И был свой профессионализм у журналистов. Нужно было журналистам иногда показывать и рассказывать о таких вещах, которые, в общем-то, были обычными, злободневными. Вот хлеб убирают, вот металл какой-то куют, вот учительница какая-то детей учит. А вот сделать это интересным для публики – собственно в этом и было журналистское мастерство. Приходит письмо в редакцию к какому-нибудь журналисту, и там написано что, например, учительница получает маленькую зарплату. И вот он едет туда к ней, это называется командировка по тревожному письму. Приезжает, общается с этой учительницей, смотрит там, как она живет, какие у нее дети, какие у нее куры, какие коровы и так далее. Смотрит и думает, как же можно из этого всего сделать хоть какую-то фитюльку, чтоб какую-то интригу и так далее. И вот там выясняется, что папа у нее погиб на войне, она была беспризорницей или еще что то такое. А вот там какие-то злые люди ей оказывается не объяснили, что можно повысить себе какой-нибудь преподавательский класс и тогда бы она больше получала, или еще что-то. И вот он уже создает какую-то интригу, какую-то статью, приезжает и делает какой-то исторический очерк или проблемный материал, из казалось бы совершенно обычного эпизода. И в этом считалось мастерство.

Поэтому старые советские журналисты на нынешних журналистов смотрят с нескрываемым презрением и говорят: «Что это за люди такие, которые облегчают себе работу. Вот где-то что-то взорвалось, кровища кругом, трупы, головы оторванные и они это показывают. Извините, это любой дурак может показать. А вы вот бабушку покажите, чтобы все смотрели, и было это приколом. Почему вы, собственно, свою работу не делаете, пренебрегаете? Просто ищете, что и так торчит, что и так является таким ярким».

И наоборот, нынешний журналист смотрит на советских с презрением, и говорит: «Вы новостями не занимаетесь. Где-то еще не успело голову оторвать, а мы уже на месте. Мы даже раньше, чем успело голову оторвать. И мы умеем делать быстро, мобильно, перекачивать все это в интернет, тут же все это выдавать, комментировать. А вы сидели по два-три месяца корпели над каким-то очерком про учительницу. По два, по три месяца сидели, еще с водочкой. Один несчастный какой-нибудь очерк в неделю в газету. Совсем не профессионалы». Вот такой конфликт у поколений журналистов существует.

Откуда взялись новые профессиональные стандарты у журналистов? Кто их научил? Вроде бы советских журналистов советские вузы учили. А вот на самом деле, в 90-е годы практически все журналисты нашей необъятной Родины прошли через семинары различных организаций. Одной из самых ярких, была организация «Интерньюз». Были еще и такие, как «Фонд свободной прессы», еще какие-то были организации, которые специально обучали журналистов стандартам их новой профессиональной деятельности. Приезжали различные звезды из Америки, из Англии, отставные, как правило, журналисты, которые как мастера рассказывали как нужно, собственно говоря, жить и работать. И вот они и внушили практически всем нашим журналистам, а я мало знаю тех, кто не прошел через эти семинары из того поколения, новый профессиональный стандарт. Именно они инсталлировали им в голову то, как нужно отбирать новости, что нужно делать. Что происходило на этих семинарах? Вот, например, один был такой известный телеведущий, вел в Екатеринбурге семинар, я помню этот эпизод, с которого он начал. Он задал загадку такую телевизионщикам. Представьте себе, что где-то в Швеции существует телеканал, который узнал о крупных злоупотреблениях военных, министром обороны или еще кем-то, и министр обороны тоже узнал о том, что телеканал знает. И звонит главному редактору этого телеканала, и говорит, что это все связано с национальной безопасностью, что нельзя вам показывать этот сюжет. Потому что это же область военная, смотрите не делайте этого. И он задает загадку: «Ну, товарищи журналисты, скажите, покажут или не покажут они сюжет про министра обороны?» И вот журналисты начинают спорить. «Покажут, они же там свободные СМИ», – говорят одни. Другие говорят: «Наверное, не покажут. Все-таки оборона и так далее». Чувствуют, что здесь есть какая-то подковырка, и если просто сказать, что покажут, это, наверное, не совсем будет правильно. В общем, спорят все. И вот он торжествующе говорит: «Не правы ни те, ни другие». Первым сюжетом будет то, что министр обороны позвонил на телеканал и пытался воздействовать на мнение журналиста. Вот видите, какая у них свободная пресса. У них никто не смеет вот так вот звонить. А если позвонят, это будет главным событием. А вот про злоупотребления в министерстве обороны это будет только второй сюжет. Из этого мораль какая вытекает? – говорит он. Первой новостью всегда и всюду должно быть то, что кто-то где-то ущемил права журналистов. Мы банда, – говорит он, – мы четвертая власть. Мы господа в этом мире. Если нам какой-то чиновник мешает, мы должны корочку ему прямо в нос сунуть, пинком открывать, заходить, снимать все что угодно и так далее. И не дай Бог нам кто-то будет препятствовать в нашей деятельности. Мы проникаем всюду, мы везде вхожи, мы вездеходы, мы самые главные в этом мире. Мы должны гордиться, что мы журналисты». И вот идет такого рода накачка, которая сразу же застолбляет, инсталлирует такую вещь, что журналист, это та самая четвертая власть, что это неприкасаемый, что он главнее всех политиков, чиновников, кого угодно. Дальше людям рассказывают. Ваша профессия журналистов, тех самых которые держатся всюду друг за друга и всех побеждают, делать новости. Мы делаем новости. Основная ваша задача делать новости. Вот здесь я бы хотел сразу обратить внимание, уже и в первом, и во втором случае, осуществляется манипуляция, а люди этого не замечают. А почему решили, что миссия журналиста быть господином всего и вся, везде ходить, и мы банда? А почему, например, не начать обучение с того что у журналиста есть миссия, что он наоборот служит обществу? Что он не командует всеми, не везде проходит, а что он озвучивает проблемы какие-то, что он способствует их решению? Или он какую-то информацию доносит. Ну, одним словом, он слуга общества, и он должен исходя из каких-то моральных норм или из чего-то, вот это вот служение исходить. Совершенно понятно, что другой подход, нежели тот, что мы самые главные, мы везде пройдем, и не смейте нас задерживать. Второе, когда человек говорит, что мы новости делаем. Что профессия журналиста это делать новости. «Новости – наша профессия!». Помните, на НТВ был лозунг, который везде висел. Был у них основным. Или на Русской службе новостей: «Мы делаем новости». Отчего взяли, что профессия журналиста именно новости? Новости это такая интересная штука, это то, чего не было, оно случилось и дальше его может опять не быть. То есть это нечто не повседневное. То, что из ряда вон выходит, что называется. А повседневная жизнь, таким образом, вся оказывается за скобками журналистики. То есть, грубо говоря, у нас есть застаревшая проблема, например, пьянство на Руси последние полвека. От пьянства у нас умирают сотни тысяч людей. Только от одного бодяжного алкоголя умирает 40–50 тысяч человек в год, просто от отравлений фальсифицированным алкоголем. Это больше чем в Чечне погибло за две войны, это больше чем в Афганистане, это больше чем в Южной Осетии в войне. Но сколько вы видели репортажей про Чечню, про Южную Осетию, про все на свете, но вы не видели, я думаю, и сотой доли тех репортажей, которые посвящены суррогатному алкоголю. Да что-то показывали, в каких-то передачах мелькал, но как проблема, он не ощущается. А между прочим, 40–50 тысяч человек это население районного города, это больше чем в Южной Осетии вообще живет. И каждый год у нас такой город исчезает. Мы вот Южную Осетию отвоевали. А вот каждый год у нас исчезает по одному такому городу только по одной этой причине. А еще по другим причинам города исчезают на территории страны. И эта проблема не будет интересовать никаких журналистов, потому что она обычная. Что толку какого-то колдыря показывать. Ну напился он там, умер… Хотя на самом деле, если вдуматься, предупредить о том, что бывает фальсифицированная водка, чтобы люди ее не пили, что это опасно для здоровья – это вполне полезная вещь для общества. И в принципе журналист может принести ощутимую пользу. А то, что показывают, скажем, разбитый самолет, ну какая тут польза? Ну, упал самолет где-то в Перми. Зачем показывать его много дней? Родственники и так все знают, от МЧС. Для всех остальных это просто обычное любопытство, праздное, когда люди любят посмотреть на кровь и на трупы. Просто, что называется зеваки, которые смотрят на чужую трагедию. Что воспитываем аэрофобию в людях, чтобы люди боялись летать? Да нет, нам этого тоже не нужно. А вот просто из принципа показывают, потому что это любопытное некое событие, техногенная катастрофа. И вот одни вещи попадают в повестку дня, другие не попадают. А просто потому, что упавший самолет это новость. Потому что он вчера не падал, а сегодня упал, и завтра не упадет. А алкоголь это не новость. И людям, собственно, объясняют, есть такое крылатое выражение среди журналистов, почерпнутое в 90-е годы среди этих профессиональных стандартов. «Новость это не когда собака укусила человека. Новость это когда человек укусил собаку». И в целом дается установка на такую экстремальность. Ну, подумаешь, собака укусила человека, каждый день их кусает, это нас не интересует. А вот когда человек укусил собаку, это интересно, это и маньяк какой-то, это и морозы под сорок градусов, это крушения корабля, это какое-нибудь землетрясение. Вот это все новости, это как раз мы и должны показывать. Таким образом, изначально дается установка на некий своего рода информационный мусор. То есть показывать те вещи, которые по большому счету не являются настоящими проблемами общества. Давать вот такой странный срез, не углубляясь в какие-то таки вещи.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация