Недавно в дороге я читал манифест очередной партии, в России их сейчас 70 штук, и лидер очередной партии говорит что-то о том, как мы должны жить, как нужно бороться с бюрократией, какие земельные кодексы принимать и так далее. Но я читаю, и он вроде бы говорит какие-то правильные слова, но почему-то я ему не верю. Потому что не понятно, кто это говорит? Это говорит человек, который создал какое-то дело, который доказал всем, что он не пустое место, организовал бизнес, организацию, общественное движение, вокруг себя собрал каких-то людей и они что-то сделали?.. Или, может быть, за него ручаются его предки, может он вышел из какой-то семьи, пусть, например, его отец был известным художником, допустим его дед – герой Советского Союза, а прадед служил царю и получил какой-нибудь орден или Георгиевский крест и так далее. Это некий человек, за которым ничего не стоит, который говорит правильные слова, которые неизвестно чем закончатся, может быть его изберем президентом, а он будет воровать, продавать или еще что-то делать. Вот именно это имеют в виду греки, когда говорят, что слово само за себя не ручается, должно быть что-то, что ручается за человека. Грубо говоря, честным не может быть тот, кто – никто. Бомж не может быть честным! Мы привыкли воспринимать честность как субъективное согласие с собой, а в этом греческом понимании паресии честность есть нечто объективное. То есть объективно гарантированное всеми обстоятельствами всей системы, в которую включен данный индивид, и за него говорят и его дела, и его род, и его предки, и вся совокупность каких-то отношений, в которые он включен. Потому что субъективность – вещь очень зыбкая, она может ничего не стоить. Например, шизофреник может видеть и общаться с несуществующим инопланетянином и будет абсолютно уверен, что этот инопланетянин с ним рядом сидит, ну кажется ему, у него галлюцинации, и в этом смысле он честный, потому что честно говорит, что его видит. Или когда пьяным кажется, что море по колено, а наутро просыпаемся и сожалеем – кажется, что соображал, но столько дел наделал, и «сломал деревцо – стыдно людям смотреть в лицо». И здесь та же ситуация: сознание – такая штука, которая ставит штамп достоверности на всех наших восприятиях и на фальшивых и не на фальшивых. Сознание субъекта себя очень любит, попустительствует себе. Это как добрый сторож в колхозном саду, который пускает всех подряд и всем дает мандат на сбор яблок. Человек в чем только не может быть убежден, и божиться может всеми богами, и даже жизнь может отдать за какую-нибудь свою иллюзию. Греки этого не хотят допустить. Они говорят, что честно не может говорить человек, который «никто и из ничьих», как говорит Ион в этой трагедии. Он просто не может быть честным. Нам это непривычно слышать, ведь мы считаем, что каждый человек может быть честным, какая разница бомж он, генерал, аристократ какой-нибудь, к тому же честность мы привыкли воспринимать как качество речи, а для них это совокупность объективных человеческих отношений. Честным может быть только тот, у кого есть честь. Он имеет честь принадлежать к роду, он имеет честь принадлежать к какой-то группе, к какому-то отношению, к какому-то делу, которое за него говорит. И эта принадлежность на него накладывает огромную ответственность. Он не может обесчестить своих предков или сослуживцев и т. д. поэтому «кодексы чести» предписывают, как ему быть, чтобы действовать по определенной методе, в любой ситуации и на все случаи жизни, а не стать случайно рабом, страсти, ошибки, случайного субъективного заблуждения. Вообще, чем меньше в тебе субъективности, и чем больше ты своим поведением воплощаешь образцового представителя данной корпорации, к которой ты имеешь честь принадлежать, тем лучше. Я часто общался с руководителями высокого уровня, про некоторых из них у меня сложилось впечатление, что они в постели с женой разговаривают о бюджете, интересах региона и проч. И это не лицемерие, это искоренение в себе всего личного и слияние со своей политической миссией. Элита – это не свободные радикалы и субъекты, элита это корпорация с ее правилами, написанными потом, кровью, слезами предков, тех, чей опыт в этих правилах отражен. Это первый сюжет. Сюжет из далекой-далекой Древней Греции.
Теперь приведем поближе к современности некие сюжеты, некие размышления, которые есть у другого философа во многом противоположного, воюющего, в том числе с Грецией, с Платоном – это Фридрих Ницше. Он тоже очень много размышлял об аристократии, господах, рабах. Его бабушка в молодости блистала при дворе немецкого князька, а потом вынуждена была всю жизнь жить в деревне, и все время бредила балами, красавицами, лакеями, юнкерами, вальсами Шуберта и хрустом французской булки… Этот старческий маразм маленький Ницше воспринимал за чистую монету и решил, что он потомок знатного аристократического рода из польских шляхтичей Ницких. При вступлении в кадетскую школу для мальчиков с военным воспитанием, он всем стремился демонстрировать различные подвиги, как аристократ со всеми разговаривал, высоко подняв голову, истязал себя различными физическими упражнениями, было много смешных случаев, когда он падал с лошади и все такое. Всю жизнь он старался пронести себя, как такого родовитого аристократического человека, и главной чертой сущего или сущностью всего сущего его философии была так называемая воля-к-власти. Он говорил, что все пронизано волей-к-власти: и камень, и животное, и растение, и тем более человек. Это сущность всего сущего, что только есть. При этом эту волю-к-власти нельзя понимать ошибочно. Что есть какая-то власть, например, в Кремле или в каком-то другом месте, к которой мы стремимся. Так понимать нельзя, потому что тогда сущностью всего сущего такая воля не будет. Если власть как цель где-то там наверху, и, если мы к ней стремимся, то тогда она, власть, и есть сущность, она нами управляет, она определяет наше поведение, как нечто внешнее, эта самая где-то там находящаяся власть. А если мы говорим, что воля-к-власти это сущность всего сущего, что она является началом и концом всего самого, то воля-к-власти, она даже через тире у Ницше пишется, как единый феномен, и она находится в нас самих, и нет никакой внешней власти, то воля-к-власти может означать только направленность на себя же саму, означает командование, приказ. Если в мире нет ничего кроме воли, то воля может приказывать только самой себе, то есть воляк-власти означает приказ самой себе: «больше воли!», то есть, воля приказывает воле, чтобы она возрастала. Воля-к-власти означает такой саморост «Выше, дальше, сильнее!». Будь на миллиметр выше, чем ты был вчера, на сантиметр, чем ты был позавчера и т. д. То есть, ты все время должен расти, расти, расти, расти, расти. Это и есть сущность всего сущего – оно всегда растет, оно всегда должно меняться в сторону возрастания. При этом воля не может остановиться на месте и не расти, если она остановилась, значит, она падает, она может только падать или расти. Это как велосипед, или едешь, или упал. И вот, когда Ницше разделяет людей на различные группы, он говорит, что у одних воля больше, у других меньше. Например, при столкновении двух воль одни становятся рабами, другие становятся господами, те, которые готовы пожертвовать жизнью, которые не боятся, не трусят, вот они становятся господами. И, размышляя над эволюцией воли, над тем в каких пределах она, в принципе, может расти, он задается вопросом: «А что, собственно, может помешать воле расти?». Если другая воля мешает, то она поглощается, включается внутрь себя в процессе борьбы и завоевания, но если все завоевано, допустим уже, и уже ничего другого нет, кроме самой же воли, получается, что помешать ее росту, само-росту, может сама же воля, то есть некие противоречия внутри нее самой. Размышляя, он говорит, что противоречия внутри самой воли есть отношение воли к самой себе, но только к себе самой – прошлой. То есть, во время роста воля, когда была еще маленькой, что называется «не доросла», она совершала с точки зрения большой, более совершенной воли, некие ошибки, потому что она была еще маленькая, а воля при этом определяет ведь все мировоззрение. Когда мы находимся на этом месте, мы все видим с этой точки зрения, стали повыше и видим выше и дальше, стали еще выше – и видим еще дальше, следовательно, когда воля была меньше и не столь совершенна, как более высокая, она могла совершать ошибки с точки зрения большой воли. И в этом смысле прошлое может делать волю слабее. И большая воля хотела бы, чтобы это ее собственное прошлое изменилось. Таким образом, она борется с прошлым, борется сама с собой – прошлой. Но эта борьба ее ослабляет. Поэтому Ницше говорит, что величайшим достижением воли было бы избавление ее от «духа мести», потому что дух мести состоит в ненависти ко времени, к его «это было и ничего с этим не поделаешь» и «изменить это нельзя», «это факт» (факт по-латыни – «сделанное»). Воля по идее должна мочь изменить все. Поставила цель, и все в ее силах, все в ее власти, особенно совершенная воля, выросшая воля, но что она не может изменить, так это прошлое, и ничего не сделаешь со всеми ошибками. И это отношение к прошлому, которое тебе хочется изменить, терзание ошибками прошлого, это и есть, та самая месть, которая съедает волю изнутри и ослабляет ее. Поэтому Ницше говорит, что правильно было бы настоящее отношение, которое бы действительно волю сделало совершенной, это противоположное отношение, не месть, по отношению к прошлому, а благодарность, принятие прошлого и, более того, желание, чтобы оно повторилось. В советские времена были журналы «Огонек», «Крестьянка» и т. д. Тогда там не звезд печатали, а героев труда, героев войны, людей, которые совершили всякие подвиги, прожили замечательную жизнь. Журналисты всегда им задавали вопрос: «Вот Вы, Иван Иванович, со всеми орденами, прошли войну, у вас три ранения, вы подняли такой-то колхоз, стали героем социалистического труда, вы еще другой колхоз подняли или возглавили что-то, вы голодали, замерзали, у вас такая трудная была жизнь, одни сплошные потери, родственников потеряли, сыновей потеряли, а если бы у вас была еще одна жизнь, вы бы как ее прожили?». Как правило, Иван Иванович отвечал: «Если бы у меня была еще одна жизнь, я б ее прожил точно так же, я счастлив, я доволен, я полностью горжусь своей жизнью». Именно этот момент Ницше захватывает: совершенная воля должна быть такой, которая стремится к повторению, к тому, чтоб каждое мгновение жизни было таким, будто даже повторяясь, бесконечное количество раз в вечности, чтобы оно было достойно этого повторения. Это очень тяжелая мысль и очень тяжелая этика. Представьте себе, что вы оцениваете свои поступки и свою жизнь по такому критерию – достойно ли это мгновение, чтобы бесконечное количество раз повторяться в вечности. Потому что Ницше говорит, поскольку все есть воля, то нет никаких целей, ценностей, к которым она стремится, следовательно, вечность – это некое такое повторение бессмысленное, бесцельное этой воли, которая крутится, вращается, и поэтому все будет бесконечное количество раз повторяться. Так вот, достойно ли это мгновение, которое ты живешь, этого вечного повторения? Если не достойно, значит живи по-другому, если достойно, чтоб его в вечность впечатать – замечательно, впечатывай и живи таким образом. Ни в коем случае не относись к прошлому так, что ты хочешь в нем что-то изменить, поменять, или тем более тратить свою жизнь на попытки изменить это прошлое каким-то образом. Сверхчеловек по Ницше это тот, кто понял сущность человека, как волю-к-власти, то есть у обычных людей тоже воля-к-власти их сущность, а сверхчеловек не просто этой сущностью обладает, он знает о ней, а раз знает – он ее сознательно должен волить. Сверхчеловек имеет такое определение у Ницше: «Цезарь с душою Христа». С одной стороны – Цезарь – это воля, которая ставит цели, достигает, побеждает, ставит новые цели, достигает и так далее. С другой стороны – с душою Христа – то есть прощение и благодарность и к себе, и к другим, и к прошлому, это некое благородство по отношению к ошибкам, к врагам. Если ты победил кого-то и ты благороден, то не надо его дальше добивать, ты должен постоянно смотреть вперед, ставить новые цели, и пусть мертвецы хоронят своих мертвых. Это качества сверхчеловека, господина, того самого господина, которым он мнил себя, и которого считал принадлежностью к правящим элитам, в отличии от подлого сословия, рабов и так далее, которые постоянно занимаются местью, которые постоянно что-то переделывают, которые все время недовольны своим прошлым, да и настоящим тоже, то тут бы они лучше сделали, то там по-другому, они все время пилят сук на котором сидят, то есть пилят свое прошлое, рабов, которые мстят своим врагам и тем самым от них зависят, которые не желают, чтобы прошлое повторилось, не ценят свое прошлое. Пожалуй, вот это такое сущностное отличие в философии Ницше, отличие элиты, господ от рабов. Кстати, он очень пессимистично смотрит на развитие современного общества. Он считает, что общество все больше утрачивает господский дух, который был у греков древних, в средневековье была аристократия, и современным обществом, которое называет обществом идеальных рабов, которые живут в рамках норм, ничем не рискуют, не ставят себе никаких великих целей. Есть и последний человек у Ницше. У него не страсти, а страстишки, не грехи, а грешки, и выше всего он почитает здоровье, говорит, что познал счастье – это последний человек, который не может ничего родить, никаких новых целей и ценностей, не создаст никогда ничего великого. Это маленький человек и род его подобен каким-то муравьям и крысам, которых очень много, который занимает маленькую свою нишу, не знает ни своего прошлого, не гордится им, не чувствует себя принадлежащим к истории, не взращивает господский дух. «Прежде весь мир был безумным, – говорит последний человек, – то есть все до меня были дураками, а мы живем правильно, мы познали счастье, а до этого были и кровь какая-то в истории, убийства и войны какие-то и нищета и голод, и что вообще там люди делали, это же безобразие в таком мире жить. А мы создали наконец-то свой уютный мир, свое уютное счастье, в котором ничего уже не случается, никаких эксцессов». Это то самое общество рабов, к которому идет современный мир. Ницше говорил о том, что мир кончится, или если сказать словами Элиота – «Вот как кончится мир: не взрыв, но всхлип», не потому что кто-то атомную бомбу взорвет или будет какая-то война, для войны нужны страсти, нужен великий замах, великие цели, а мир кончится тем, что не найдется никого, кто способен не то чтобы кнопку нажать, а вообще, кто понимает, что эта кнопка означает, что ее построили какие-то другие люди. Даже сейчас в мире есть проблема, когда те космические корабли, которые строились у нас или у США, не хватает инженеров, которые смогли бы их просто отремонтировать, потому что не стало тех, кто их когда-то создавал – примерно об этом Ницше и говорит. Это опять-таки отношение к прошлому. Вы поняли, о чем я? Элита, аристократия – это особое отношение к прошлому, благодарное, познающее, гордящееся и себя элита видит в связи с этим прошлым, как его продолжение.
