– Любезный, мне бы позвонить. Не соизволите подсказать, где имеется телефонный аппарат поблизости?
– Держи трубу – мне не жалко. Только не долго, а то у меня денег на симке почти не осталось, – капюшононосец полез в карман и, увидев затруднение собеседника, растерянного непонятными для него терминами из сферы мобильной связи, предложил помощь. – Какой номер набрать?
– Вот, – главный большевик протянул визитку, – будьте любезны.
Мария ответила не сразу – нарик хватал за руки, не давая из халата достать смартфон. Выслушала не слишком связанную речь и по-докторски строго скомандовала: «Приезжайте немедленно ко мне в Сотую градскую, корпус…, отделение….»
– Ты, батя, не пропадай, приходи к нам на демонстрации, – стесняясь собственной доброты, нацик усадил в такси освобожденного из застенков.
– Нежный у вас сын, – прокомментировал водитель, надеясь на более щедрые чаевые и не представляя, что позавчера в электричке группировка «сынули» сотворила с не столь хорошо изъясняющимся по-русски пассажиром. Волосы у жертвы черные и вьющиеся, а не рыжие и прямые, как у «ленина». В одиночку начинающему садисту звереть сложнее, чем в банде: в редкие минуты слабости можно и страждущему помочь.
Оказавшись на заднем сидении «киа», вождь устало взирал на улицы Москвы и не вспоминал свое же заключение, что «объективная реальность… копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». А зря: техник ОВД сканировала его отпечатки пальцев и нажала кнопку enter. Комп заглотил файл, полнив базу как МВД, так и госбезопасности – далеко не столь мощную, как у коллег в США, а все ж массивную, с историей, включавшую наследие не только КГБ/ВЧК, но даже царской охранки. Ликвидированное Керенским учреждение – не в пример преемникам – насчитывало всего-то тысячу сотрудников. Учет тогда был поставлен отменно, с акцентом на новейшие достижения в сыскном деле, включая дактилоскопию. Покумекав, база нашла аналог ста с лишним лет давности: отчисленный за вольнодумство студент первого курса Казанского университета В.И. Ульянов – смутьян, чей брат казнен за покушение на царя. Фото прилагались. Дежурный Оперативно-информационного центра ГБ услышал «блип» и сперва счел аларм ошибкой, но, проверив корректность обработки данных, сигнализировал старшему смены. Колеса закрутились, сперва медленно, потом набирая скорость. Стали подключаться старшие офицеры. Как гелий поднимает аэростат, так начальственное внимание толкало вопрос наверх. Как высоко поднимется воздушный шар зависело только от его объема, а надувать аппаратчики умеют. Тут важно не перекачать – вдруг лопнет. Опять же небезопасно надувать больше размеров помещения, в котором находишься. Хотя у руководителей кабинеты вместительные…
Программы детокса разнятся, пациент разный попадается. У опытных докторов и без анализов глаз видит, что следует делать в первую очередь. Струйно промыть кровеносную систему или капельно, какие препараты предпочесть, анализы назначить. Ильича впечатлил профессионализм Марии. Слушал словно песню на неизвестном языке: «общая биохимия, сахара посмотреть отдельно, рентген грудной клетки, МРТ головы и шейного отдела, давление и пульс вывести на монитор». Легкое седативное средство помогло расслабиться. «Заботливая и умная, как моя Наденька, – мелькали последние впечатления перед погружением в забытье, – жаль столь же занята работой, а не своей женственностью. Хотя зубы ровные, волосы уложены волной и маникюр имеется».
Реаниматор – специальность строгая. Надо знать практически всю медицину кроме, пожалуй, трихологии, и то, если у пациента эти самые волосы от радиации не вываливаются. Положив руку на лоб новому знакомому и рассматривая его, симпатичного и умиротворенного во сне, Маша не могла абстрагироваться от медицинской составляющей: имел место припадок у Мавзолея, МРТ выявила слабую проходимость сонной артерии и наличие кисты в лобной доле левого полушария, рентген показал в правом плече и в ключице осколки пуль. Требовалось серьезное лечение, только кто же его госпитализирует, если у больного нет медицинских и других документов. Можно, ясное дело, за деньги, но потребуются серьезные суммы, а у Володи кроме потертого костюма и кое-каких деньжат в карманах неизвестно, есть ли что еще. «Пусть пока полежит в моем отделении, коллеги потерпят его день-два, а там с ним пообщаемся поплотнее», – решила женщина, и на душе потеплело – хоть какая близость с мужчиной.
Тщедушность агента «Слон» свидетельствовала, что куратор из ГБ обладал чувством юмора, раз выбрал столь неадекватный псевдоним. Размер имеет значение: нацики покрупнее не могли и представить, что мелкий сотоварищ представляет для них опасность. Сейчас тот делал вид, что хочет окропить мочой стену обезьянника, нарываясь на тычок или подзатыльник караульного в бронежилете и при «калашникове».
– Не, чо за ботва в натуре! – вещал завербованный радикал. – От нас требуют соблюдения закона, а сами морят голодом уже четвертый час. Даже оправиться не выводят, как положено.
– Нассышь, заставлю вылизать языком, – предсказуемо пообещал мент. – Оформят вам административное нарушение и выпустят к чертям собачьим.
– Посмотри, кто кого заставит, – парнишка особо не боялся, ибо знал, куратор всегда отмажет от полиции.
– Сядь, «Клык», не мельтеши, – окликнул командир ячейки, который завсегда издевался над боевой кличкой, взятой игрушечным боевиком. – На улице с сатрапами надо разбираться, не здесь.
– Как скажешь, «Топор», как скажешь.
Когда решетка открылась, измаявшихся «революционеров» встретила прохлада вечерней столицы, теплые объятия встречающих друзей, а также вопросы-выстрелы: «Избивали? Пытали? Есть пострадавшие?» Удовлетворив любопытство журналистов, пошли по пивку. Среди рассказов о героической борьбе с кремлевской диктатурой и предложений по будущим акциям прозвучала и байка о плененном «ленине». Мол, вышел из ОВД, настолько потеряв рассудок, что сам не мог позвонить собственной бабе. «Га-га и гы-гы», – отреагировала публика, а «Слон» вставил: «Ментовка не для слабаков – сломала вождя». «Слышь, не кипиши, – шикнул «Топор», – революция – дело молодых, старикам в ней нет места». С подбором лозунгов у командира ячейки был порядок, нелады имелись с подбором кадров и выбором целей для акций. Но внешние источники финансирования не ожидали слишком много от шеф-повара беспорядков – лишь бы в котле кипело, пузыри надувались и лопались. Прикинув расклады, счел нужным дистанцироваться от Ульянова.
– Мать у него родом из сионистов, – поставил политический диагноз.
– Просто с немецко-шведскими корнями, – неосторожно поправил новичок из начитанных студиозов, что «учатся» в расплодившихся лавочках, числящихся ВУЗами.
– Еврейка! – «Топор» вынес расовый приговор без права апелляции. – Адольф бы её в лагерь отправил или сразу в газовую печь. А корни, – насупился, – засунь себе в жопу и поверни три раза, прежде чем вякать.
Соратники заржали, студент проглотил язык: пивная – не аудитория, мускулистый фюрер – не сутулый препод.
Дюбенин ужинал с идеологически близкими партнерами: академик, писатель, секретарь городской организации и латифундист, скупивший неведомо сколько гектаров колхозных земель. Близился финал пустопорожнего разговора о судьбах страны и роли партии в реформировании общества, когда в кармане некстати завибрировал параллелепипед с надкусанным яблочком. Шоколадный флан – в «Чаiка» его отменно готовят с ванильным мороженным – встал поперек горла. «Поесть спокойно не дадут!» – чертыхнулся, откашлявшись, партийный лидер. «Нет тебе покоя, золотой ты наш – согласно закивал владелец Агрохолдинга, который оплачивал ресторанные и иные счета верхушки партии, гарантирующей ему политическое прикрытие. – Люди не понимают, что беречь генсека надо, а не дергать по пустякам».
