Верхояйцев опал, как подкошенный, парализованный инсультом. Растерявшийся парень, споткнувшись о него, вынужденный теперь делать вид вовремя подоспевшего на помощь. Защелкали затворы фотоаппаратов, даже послышались рукоплескания, кому-то подумалось, что крепыш успел удержать суицидника, чем спас ему жизнь.
Второй молодой человек предпочел ретироваться, и наблюдал издалека. Гнев и отчаяние охватили лжеспасителя. Хотя впрыснутый адреналин на время заместил мучительную жажду. Она возвратится обязательно, а вот не выполненное задание, скорее всего, не даст возможности добраться до дозы, спрятанной в отеле…
Я наблюдал за происходящим и сравнивал спокойствие «Седого», с не сдержанным гневом Артема. Мне сразу стало понятно – последнему нравилось убивать, и он с удовольствием это иногда делал ради потехи. Гнев охватил его из-за неудачи, ведь он уже буквально представлял, как подтолкнет обреченного в пропасть, а дальше…
Он обладал свойством, данным своим сюзереном дьяволом – даже не глядя на свою умирающую жертву, он видел, более того, чувствовал муки расставания души с телом. Боязнь первой передавалась ему. Ужас, терзающий, теперь уже, не способную ни на что духовную часть, становился ему нектаром, сладчайшим напитком его страсти.
Артем кричал вместе с ней, изображал последние судороги, и отчаянные попытки схватиться за этот мир, чувствовал, как уходит жизнь и застывает в теле, сгущающаяся кровь. Последние нейроны, блуждающие в отмирающих нервных окончаниях, служили ему приятными мурашками, после почти оргазма от испытанного.
Он мог вспоминать это десятки раз, буквально в лицах проигрывая видимое и представляемое. Уже ощущая свою духовную гибель, отгонял он своего Ангела, радуясь присутствию слуг преисподней. Считая себя равным их предводителю, он даже не представляя, что всего лишь есть тень загубленной души, находящейся в рабстве нескольких бесов, управляющих им полностью.
Страшен смрад такого существа! Бесы напитали Артема всеми болезнями, и уничтожая теперь тело, дабы уничтожить еще один остаток от подобия Божьего, вредили и остальным, прибившимся к нему, и тоже поддавшимся их чарам.
Последней его жертвой был, как раз тот самый гей – случайное пересечение интересов и стезей, столкнули сначала с ним, теперь пострадать должен был заказчик. Как же часто случается так, что желаемое утаить, становится гласным, а «свой» человек, в котором уверен не только ты, но и беспрекословно авторитетная для тебя личность, вдруг оказывается причастен к силам угрожающим тебе не шутки ради, а смерти для!
Артему было почти тридцать, без полутора лет. Пройдя одну из горячих точек, он попал в страшную переделку, сорвался и перерезал с дюжину местных жителей. Суда избежать удалось, но пришлось начать работать, сначала неофициально, на одного генерала, затем на целую их бригаду, обеспечивая транзит потока оружия, затем наркотиков, затем пленных.
Когда появилась возможность, молодого человека, в виду его качеств, ввели в штат, одного из специальных подразделений, в конце-конце, сделав из него монстра, питающегося только кровью и болью.
Страсть не бывает одинокой, она всегда приглашает других, желающих поучаствовать на шабаше, где напитком служит сок, выжатый из гибнущей души. Избирающий и потворствующий греху, еще в состоянии сопротивляться, и старается отгонять надоедливого и лживого, часто предстающего в виде светлого Ангела, беса – борьба это постоянна, я видел это!
Эта злобная тварь приятно нашептывает, льстит, обвиняет, указывает на то, что тебе нравится, постепенно разжигает до большого желания, превращая в неудержимую страсть. Самое страшное, что его действия совсем не заметны, ведь в них нет противодействия, напротив, он, возбуждая желания, потворствует им, помогая удовлетворять все, что угодно.
Он не знает границ в соблазнении, он податлив, лишь бы ты его слышал и начал уступать сам, приноравливается к любому твоему желанию, любой потребности, любому характеру. Он совратил и сгубил уже миллионы, и ты всего лишь проходящая мимо песчинка, и возможно, в свое время разделишь с ним страдания вечные.
Я вижу это сейчас, будучи душой неприкаянной, я ощущаю, страсти и страхи, я наблюдаю за борьбой человеков, которые не в состоянии выбрать Спасителя и отказаться от сатаны, болтаясь, где-то между, думая, что смогут вовремя сделать правильный и спасительный выбор, когда выбрали уже их.
Сколько раз я наблюдал эту нерешительность, сколько раз начинал молитвы за тех, на кого обратил мое внимание Создатель, столько же раз мой Хранитель давал мне понять: «Так же и каждый из нас, пытающийся спасти и привести своего подопечного друга в райские кущи, терпит раз от раза неудачу, но никогда, в отличии от вас, не унывает, ибо верит: «что вы, рожденные в грехах, принадлежащие поначалу вашего бытия власти духа преисподней, который, обладая вами, успевает в это время разлить тайный яд своей злобы на все существо ваше»
[1].
Человек с белыми волосами приглушенным тоном разговаривал с врачом о перспективах разбитого параличом клиента страховой компании, представителем которой он являлся. Из объяснений он понял – этот, очень редкий случай, обрекает пациента на полное обездвижение до конца жизни. Ни говорить, ни двигаться, ни даже понимать происходящее он не сможет.
Предъявив доверенность от родственников Шеломо Пинхаса, проживающих в России, желающих оставить больного в здешнем санатории, «Седой», после объяснений с представителями полиции, забрал пакетик с личными вещами.
Инсульт, с какими-то осложнениями и соответствующими последствиями, приковал Петра Даниловича не только к койке, но и полностью обездвижив, сдружил его с медицинским судном, в простонародье называемой «уткой» за специфическую форму.
За заплаченные медицинскому учреждению деньги за ним ухаживали, словно собирались запускать в космос. Сознавал ли он свое состояние или нет, никто из живущих сказать не взялся бы.
Дух его ожесточенно рвался на свободу, душа же находилась в страхе, все больше ощущая холодок мытарств. Какая-то часть мозга работала, причем сознание теперь более свободно могло сообщаться с подсознанием, поскольку само собой концентрировалось на всем, что было помимо тела.
Бесы, не отходя от медленно умирающего, даже не ежесекундно, а ежемоментно, мучили его постоянно предъявляемыми ему деяниями, за которые Верхояйцев уже принимал ужасные пытки. Находящийся рядом Хранитель Данилыча, молитвенно порывался прося Бога о милосердии, но находящегося на земле миловать было поздно, а наказывать больше нечем.
Впрочем, любое недомогание человека к смирению, может быть подобное во спасение – кто знает?
Душа Верхояйцева, в этом состоянии, потребовала чужих мучений, которые могли бы заглушить свои, что и нашла еще в воспоминаниях молодости, в самом начале карьеры, покопавшись в умирающем мозге. Ему мерещился двор сгоревшая машина, погибшая женщина…, еще одна, совсем молодая, несмотря на испачканное сажей лицо и полуобгоревшие волосы, ее красота возвращала и притягивала к себе взгляд. Обретение такой, судя по всему, редкой не только красотой, но характером и нравом, для мужчины, полюбившей ее – счастье. Потеря же – трагедия, пережить, которую едва в состоянии, хоть кто-то из живущих.
