Ничего, скоро обработаю его девочку – думал я не пойму и не замечу! Устроил себе балаган! А потом и с ним решу, только подожду чуть, и решу. Нет у меня друзей… У бога их не бывает. Нет равных богу…, некому меня понять, и нет мне равных – Я бог!!!» – с силой вскочив с кресла, он одним прыжком оказался у стола и начал нервно и жадно хватать руками с тарелки все съестное, запихивать в рот и, не жуя, проглатывать. Большие куски, сжимая в кулаке или разрывая ногтями, размельчал и, мыча от пьянящего восторга, запивал газированной водой. Воздух, с поступающей пищей, скапливался в желудке, и выходил, отрыгиваясь вместе с запахом съеденного.
Набив брюхо, даже не поняв чем, Артем упал в изнеможении на стул, уронив руки, и крупно, громко отрыгнув, сплюнул в тарелку. Промокнув о скатерть руки и вытерев о нее пистолет, он швырнул на скатерть несколько купюр, спрятал ствол, и вышел в большой зал ресторана, с довольно милым выражением лица. Что-что, а скрывать происходящее внутри себя, он умел…
Павел уже сидел в нетерпении готовый к поездке, хотя и собирать то нечего, а ехать, и вовсе, не понятно куда. Нервозность молодого человека, более чем была обоснована, и прежде всего, полной неизвестностью предстоящего, в котором на первом месте стояла судьба Татьяны, и лишь после, собственная.
Между тем, сознанием своим, «Ослябя» был еще совсем юным. Не имея богатого опыта, он возмещал его наблюдательностью, и выработавшейся привычкой ждать, хотя бывали моменты, когда он бросался в самую гущу событий, не задумываясь о последствиях. Ему нравилось, а может быть, было и необходимо иногда чувствовать себя на границе невозможного и смерти.
Вот в этом самом пограничном состоянии он и ощущал себя сейчас, сидя, как вбитый кол, на скамеечке и ждал…, ждал «Темника», но надеялся увидеть Татьяну. Ночью, не смыкая глаз, он боролся только с одним желанием – увидеть ее прямо сейчас! Хотел, мог, но сдержался!
Его мучили подозрения, причем имевшие основания. Жизнь любимой была под угрозой, и единственный человек, имевший возможность ей противостоять, был он сам. Но «связанные» руки, еще не известные условия существования, сам сегодняшний день, в котором ему прежнему не было место, и еще многое, чего он не хотел даже мысленно касаться, поскольку ответов нет и, вряд ли будут, мешали выстроить, хоть сколько-нибудь достойный план выхода из создавшейся ситуации.
Отец многое преподал ему, причем таким образом, что хватало обычно одной фразы и собственного примера. Сегодня, прибегая к его наставлениям, сын выбрал главное в своей жизни, и отталкиваясь от этого расставил приоритеты. Понимая, что может ошибаться, он проверил свои выводы и по другим знакомым «системам координат», прибегнув, даже к заповедям Божиим. Следующими были понятия о чести, и лишь после чувства.
В результате, в общем котле, оказалась непонятная каша, которую он выплеснул в свое сознание, предполагая, что ответы посыплются, сами собой, позже. Разумеется, каша осталась прежним, не годным к употреблению, продуктом, что подвигло к новому подходу, исходящему от его же положения в сегодняшнем дне. Чувства совпадали с реалиями, а он с Татьяной, связанный по рукам и ногам, проваливался в пропасть, спасения из которой не предвиделось!
Он понимал, что его любимая, переполнена мыслями о нем, уверена в его спасении, ищет его, чем уже обрекла себя на смертельный риск. Сейчас она едет домой, и каждая минута может стать последней. Зная, кто может сделать это, становилось очевидным – промаха не будет!
Он мог сбежать прямо сейчас, схватить ее в охапку…, и на этом все! Ни денег, ни возможностей, ничего, даже объяснить нечего! Обдумывая все возможные варианты, он вдруг поймал себя на мысли, что дорос до ступени эволюции, настолько высокой и редкой, что, пожалуй, далеко не каждому возможно понять те причины, которыми он сейчас руководствуется при попытке сделать выбор, хотя бы устраивающий на первом шаге…
Голос «Темника» Павел услышан раньше появления его самого. Повернувшись в эту сторону, он наблюдал, хоть и короткую, но поучительную картину, помогшую, наконец, определить основное.
Бывший командир появился на аллее, ведя под руку санитарку, ухаживавшую за Пашей, с самого начала его здесь появления. Ведя милый разговор, не жадничая на комплементы, надев на себя улыбку мартовского кота, Артем старательно, о чем-то ее расспрашивал. Сидящего на скамейке, поразил момент, резкой смены выражения лица бывшего сослуживца, на совершенно обратное неприязненное, как только она повернулась в другую сторону. Такая двуликость была чужда самому молодому человеку, и вызвала неприятную оскомину, изменив в худшую сторону, и так не важное настроение.
«Двуликость!» – подумалось ему: «Если меня не осталось прежнего, то, наверное, сейчас я тень себя же. Тееень – я не смогу измениться внутренне, если только постепенно. Конечно, у меня будет на это время, и я смогу воспитать в себе, какие-то необходимые качества, или научусь изображать их… Почему меня так зацепила эта двуликость… – какая-то мысль проскочила, и где-то, здесь же, спряталась, затаилась в ожидании… А что я жду от предстоящей жизни?
Двуликость! Вот, что…, вот в чем спасение! Пусть я тень, но кто сказал, что один человек может давать только одну тень?! В зависимости от освещения, угла падения света, яркости солнца или искусственного освещения, поверхности, на которую сама тень падает, она может быть разная. Вот оно! Найти разные условия, а еще лучше создавать их самому, и размножиться в своих отражениях. Конечно, я смогу остаться прежним, именно таким я буду принадлежать ей. С ней я и буду настоящим! Как?! Не важно как! Главное спасти ее сейчас!…»
Паша поднялся навстречу, протянув руку для приветствия, подмигнул правым глазом, одновременно кивком головы показывая в сторону удалявшейся барышни:
– А ты зря времени не теряешь! У меня ведь вчера не вышло… – Артем, ответив на приветствие, посмотрел в соответствующем направлении, повернул головой и поднял брови, давая понять «кто знает». Он явно был, чем-то озабочен и напряжен, как струна:
– Не до этого, у нас с тобой задач воз и маленькая тележка, а руки чешутся по другому делу…
– Понимаю…, слушай, «Темник», а у тебя личная то жизнь вообще существует?… – Теперь, у майора, даже не было такого понятия, тем более самой причины об этом задумываться, но прозвучало совсем другое:
– Конечно! Хотя это далеко не самое главное. Ты то, надеюсь, понимаешь, что в теперешнем нашем положении об этом не может быть и речи!…
– Да я о матери…
– Забудь, у неё муж, твой брат, когда-нибудь внуки появятся, так что гены не пропадут…
– Ну, Тем, ты даешь! При чем здесь гены?! Ладно, ко всему человек привыкает. Я вот даже не предполагал, что убивать понравится!.. – Последние слова были сказаны с определенным расчетом, который оправдался прямо сейчас.
Майор посмотрел на него с пониманием, улыбнулся, чуть заметно, правой стороной рта, прищурив одноименный глаз, и согнув руку в локтевом суставе, указательным пальцем проткнул воздух в его направлении:
– Это меня радует… И давно?..
