Благо рядом был священник, развеявший все его сомнения, но обязавший постоянно поминать усопшую, как сестру…
На утро хозяин сам повез на небольшой водоизмещающей яхточке двух пожилых людей. Он никак не мог понять, каким образом предки Алексея и сама Элеонора оказались из одной местности, хотя чему же удивляться – значит так нужно, и по-другому быть не могло!…
Суденышко неспешно шло по водной глади, недовольно фырча встроенным четырехтактным двигателем. Толстые, приглаженные волны расходились от пузатого носа, а добравшись до берега, волновали плесы и нервировали камыши. Редко сегодня в этих местах появлялся человек. Затопленные деревни, то и дело выставляли хребты крыш старых домов или спины других, более высоких построек.
Там, где еще восемьдесят лет назад бурлила жизнь, сегодня царила густая тишина, редко разбавленная звуками природы. Нарушала спокойствие покинутых мест только жизнь самой природы, убаюкивающая редких гостей.
До Порогов хода не больше пяти часов, а разговоров хватило бы на несколько суток. Батюшка ушел в молитве в себя, его седые редкие волосы ласково потрепывал легкий ветерок. На лице старика поселилась блаженная улыбка, глаза полузакрыты, сознанием своего нахождения там же, где парил я. Тела своего он не чувствовал и был вполне счастлив – беседуя с Ангелами, наставляющими его на ближайшее будущее, обещающее быть важным и интересным. Отец Иоанн будто и не дышал. Этот мир в такие минуты переставал для него существовать, как и он для него.
Элеонора трепетала, каждой клеточкой своего тела, воспринимая благодать своей природной Родины. Все вокруг находящееся, хоть и не было знакомо, поскольку изменилось до неузнаваемости, но напоминало ей детские годы, что-то говорило о имеющейся возможности начать жизнь заново. Её потянуло к родительским корням, к этой земле, ко всему, что когда-то было важно и дорого ее предкам, здесь живущим.
Слова, высоким слогом парили в ее сознании. Красота края, звучала вопросом: «Зачем люди покидают свою Родину?». Находясь больше в прошлом, она негромко повествовала уже появившимся маленьким внукам Михаила о, когда-то, в этих местах, происходящих событиях. Многое она помнила сама, что-то из рассказов деда, больше правда слышала из уст своей матушки. Будучи человеком добрым и по натуре веселым, байки ее выходили радостные и вызывали если не смех, то улыбки. При чем, первой начинала смеяться она сама.
Мелкие речушки перетекали в протоки, ныряли в озера, которые внезапно одевались в плавни, переходящие невидимо в редкую сушу. Многочисленные болота своими грустными пейзажами создавали впечатления сказочности, что было не далеко от правды. В таких места, слова застывали в воздухе, а детки с открытыми ртами крутили головами, показывая на наиболее причудливые коряги, торчавшие из воды, присваивая им имена сказочных персонажей…
Ангел, бывший мне всегда попутчиком, настойчиво возвращавший меня всегда к Татьяне, серьезно воспринимал этот момент, настаивая на его важности и необходимости. Он, сначала взволновал, но своей энергетикой, исходящей от этих людей, захватил и увлек.
Я слушал их мысли, давно не встречал таких чистых и восторженных. Понимая, что происходит важное событие в их жизни, я постарался настроиться на ту же волну, но Ангел предупредил, что важное произойдет чуть позже – это будет редкое событие, даже для мира духов. Все пространство вокруг заполнялось Ангелами всех чинов. Никогда, за все время нахождения здесь не видел я такого! Люди, окружённые невидимым светом, охваченные его благодатью, затаив дыхание, выходили на берег…
Элеонора встав на колени и сделав поклон, коснувшись земли лбом, прочитала «Живый в помощи Вышнего», и опираясь на руку Михаила пошла в сторону видневшихся, почерневших от времени, строений. Дойдя до большого деревянного дома, в три этажа, она всплеснула руками, произнеся:
– Стоит родненький!.. – Частично упавший забор, зарос зарослями крапивы, дикой малины и кустарником. Нетронутость этого места в течении нескольких десятилетий бросалась в глаза. Заросший мхом, фундамент дома, с потрескавшимися и изъеденными, стоявшими на нем, бревнами, еще крепко держали прежнюю форму.
Крыша местами провалилась, но не обвалилась совсем, и вполне спасала строение от дождя. Добротное строение зажиточного хозяина, умевшего считать деньги и жившего с расчетом «надолго», то есть, думая о потомках, взволновало пожилую женщину.
Садовые деревья, кое-где, сохранившиеся, но одичавшие, в большинстве своем, давно заместились уже ставшими взрослыми березками, елями, широко разросшимся кустарником, название которого Элеонора никак вспомнить не могла. Но несмотря на это, в общем, самопроизвольный сад вызывал умиление.
Перекрестившись у порога, они прошли внутрь и расползлись кто куда. Старинная самобытная мебель, покрытая плесенью, пылью и остатками жизнедеятельности всевозможных насекомых и птиц, при стряхивании всего этого с ее поверхности, выглядела достойно и была весьма ремонтопригодной.
То там, то здесь раздавались возгласы удивления от находок. Конечно, покидая эти места, люди многое забирали с собой, но на все нажитое за сотни лет не хватило ни сил и возможностей. Поднявшись на третий этаж по мощной дубовой лестнице, взрослые обнаружили приятные запахи, исходящие из ведра, где детки уже, во всю играя, якобы, мочили тряпки и мыли полы.
– Запах детства… – Произнесла удивленно «Ляксевна»…
– А от куда здесь… – Это, кажется, одеколон?… – Батюшка нахмурил брови, тужась вспомнить название. Дети засмеялись и все втроем закричали:
– Там целые сундуки с коробочками этой водички…, и всякие финтифлюшки… – Присмотревшись, взрослые начали замечать, что внуки Михаила носили, кто галстук, кто шляпку, кто плед… Моложавый дед прикрикнул:
– Ах вы, пострельцы, а разрешение вы спросили?! Негодники!..
– Дед, так не у кого ж…
– И то верно, дети, а где это? Хотя я догадываюсь. Батюшка проводите меня?…
– Элеонора Алексеевна и я с вами…
– Конечно, Мишенька…, я припоминаю, там была кладовая, где прадед…, он управляющий фабрики был…, экзема у него все руки покрывала. Он даже в Париж несколько раз лечиться ездил… – еще тот франт. Помню у него целые коллекции духов, одеколонов, перчаток, галстуков, шляпок, и других мелочей, была… – Это была комнатка, заставленная сундуками и чемоданами один на другом. Все было открыто детьми. Женщина прошла, внимательно все осматривая, кивая головой и все вспоминая.
На пол, через окно падал широкий луч света. Она присела на небольшой, обитый железными полосками, морской рундучок, и уставилась на светлое пятно, на фоне которого играли и гонялись друг за другом пылинки. Глаза закрылись и в ушах на фоне детского разговора, слышимого с нижних этажей, начал пробиваться детский смех, выражающий восторг – ей вспомнился одно из празднований Святой Пасхи…
В светлой горнице на лавке стояло глиняное блюдо с пирамидой крашеных яиц, у входа стояла бадья с растертым кирпичом, которым вчера натерли все стены. Весь дом был, в каких-то ветках, издававший приятный запах. Все только вернулись из храма и накрывали на стол – он еще стоял в большой гостиной. По «Красным углам» стояли старые иконы, покрытые ручниками, горели свечи, пахло ладаном.
