Неординарность его ограниченности в путешествиях и паломничествах, хотя бы в другие города Японии, были обусловлены, наложенным на него государственным надзором, как за бывшим государственным преступником, что он принял как послушание, хотя до сих пор так и смог понять своей вины, за которую уже пробыл почти десять лет в одноместной камере.
Со временем он заставил себя об этом забыть. Священник бессознательно верил в Проведение Господне, и иного «может быть» для него не существовало, а потому смирившись с благодарностью за попущенное Богом, он переживал потерю супруги и отсутствие рядом дочери, все же, так и не справившись человеческими, присущими миру сему, переживаниями…
Сейчас, поминая усопшую любимую, и беря только на себя вину за все произошедшее тогда, он ощущал себя счастливым. Обретя и чадо, и могилу жены, хоть последнее и не очень важно для православного человека, вряд ли он мог желать большего.
Что для монаха большее? Внуки, как он понял, в ближайшее время не грозили своим появлением. Новые миры, могущие открыться в путешествиях, его мало интересовали – Бог был везде. Впрочем, это была не совсем правда, поскольку «земля обетованная» с Гробом Господним, стояли в списке его желаний в первых рядах.
Весна, думая о персоне, которая могла бы удовлетворить не хитрым запросам отца, вспомнила о священнике, отце Иоанне, который был близок к дочери Алексея, ставшей мостиком между ними. К тому же, он был духовным отцом и для Татьяны, и для её отца, и даже для Мартына Силуянова, и вообще, очень хорошим человеком.
Сегодня они должны встретиться, причем ждут этого оба. Отец Иоанн очень интересуется переменами в отношениях между Алексеем и Весной, так же, как и его состоянием, а Ясуси есть, что рассказать – с этого наверняка и начнут…
Японец прохаживался вдоль могилки, наконец-то, обретшей очертания. Весна, закрыла глаза, как-то вдруг ощутив прилив, всплывающего из памяти. Мать представлялась в разных ситуациях, сначала, как застывшие изображения, потом, кадры, начиная сливаться, воплотились в жизнь в движении. Она уже видела и то, чего не было, и то чего не могло быть.
Ей захотелось рассмотреть мать поближе, и в это самое время, когда сознание начало приближать представляемое лицо, мама словно ожив, заговорила с дочерью:
– Доченька, хотя бы постарайся, будь ему дочерью, а, тому другому, женой – ты можешь помочь им обоим, а можешь и погубить себя… – Весна застыла, причем, застыв, ощутила себя в другом мире, что напугало. Улыбка матушки – единственное, что осталось в памяти от видения, сгладила всю необыкновенность, смыв все опасения.
Она очнулась от мягкого удара в лицо, коснувшегося щеки. Почувствовала влагу – оказалось, что это вода…, Святая вода, выплеснутой отцом. В памяти еще держалась улыбка мамы. Взгляд притянул прямоугольный бугорок земли над могилой, в голове еще раз прозвучало «попробуй», и с очередным взмахом руки отца Филарета, вспыхнула радуга, охватившая всю, вновь поставленную оградку. Внутри стояли они оба, оба же и вскрикнули от неожиданности!
Батюшка посмотрел на застывшую с открытым ртом дочь, сам же, еле выйдя из оцепенения, перекрестившись, со словами «слава Богу за всё», продолжил. Боковым зрением, не отрывая взгляда от чудного сияния, он заметил, как засуетилась Весна, что-то доставая из своей, довольно объёмистой, сумки. Послышалось приятное щелканье затвора фотоаппарата и лепетание:
– Не может быть, не может быть!… – Женщина пыталась зафиксировать «на пленку», как ей представилось, чудо, а чудо, как известно – предмет личный, и появляясь, осознается каждым субъективно, даже если оно одно и тоже для всех.
Фотоаппарат зафиксировал радугу, при том, что солнце было уже в закате и прямых лучей на могилу не попадало совсем. Теперь не это было ей важным, а слова…, да что слова, видение не выходило из головы, а фраза, складывающаяся с каждым прокручиванием в памяти, почему-то по-разному, все одно означало: стань настоящей дочерью, и настоящей женой. При этом ни личность отца, ни личность мужа вопросов не вызывали. И воплощение первого было понятно, и по второму какие вопросы, когда ей ясно сказали…
Свет и тьма
Оба священника, по-мужски крепко, пожимая руки, не отрываясь, смотрели друг на друга. Отец Иоанн, со своим почти двухметровым ростом, казался великаном по сравнению с протоиереем Филаретом. Возраста они были одного, но это все, что было меж ними похожее.
Как мы помним, наш батюшка обладал, благодаря своим предкам монголам, тоже несколько раскосыми глазами. Разумеется, это не могло ускользнуть от внимания Ясуси, что это скорее повергло его в состояние удивления, поскольку, он никогда не видел в живую ни одного представителя расы монголоидов такой величины.
Присев на кушетку, своей S-образной формой, предполагающую удобное общение, они, некоторое время, молча, смотрели безотрывно в глаза друг другу. Стороннему наблюдателю подобная беседа показалась бы странным время препровождением, и скорее всего, не позитивной направленности.
На самом деле, их взгляды были направлены гораздо глубже внешних слизистых оболочек глазных яблок. Духовная чистота ума каждого позволила проникнуть в доброе начало и рассмотреть хранилище бесценного внутреннего мира, лучащих теплом, милосердием, скорбями и смирением. Первым нарушил молчание гость:
– Я не ожидал в таком мегаполисе суеты и сора встретить такого человека. Как же вам удается сохранить подобные плоды созидательности благодати?.. – В словах его не было лести, но только чистый интерес и желание приобрести опыт.
– Ну что вы, отче, разве можно предположить, подобное только нашими ничтожными усилиями. Я понимаю, о чем вы. Думаю, вы сильно преувеличиваете. Кроме всего прочего, я отдаю только то, что могу, не прося у Бога для себя лично ничего. Ни одной молитвы стараюсь я не произносить пустой и зря. Часто омываю их слезами, порыва…
– Но как же этого добиться, если…
– Тогда Иисусова молитва умным деланием…
– Да, да это я понимаю…, наверное, мой опыт в этом совсем ничтожен…
– Позвольте поинтересоваться, давно вы рукоположены?
– Скоро пятнадцать лет…, боль моя и несчастье в отсутствии духовного отца! Вот уже как шесть лет потеряли мы почившего в Бозе, величайшего наставника нашей обители. Разумеется, я не без исповеди, но нет той духовной близости, того понимания…
– Я могу вам посоветовать…, хотя понимая отдаленность вашей епархии, это неприемлемо. Тогда прибегну к словам святого преподобного Силуана Афонского: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся»…
– Да, да, я читал об этом подвижнике, многое взял себе в руководство…
– Что гнетет вас, скажите мне, облегчите душу, в конце – концов, нас многое связывает и помимо церкви… – Разговор их окончился далеко за полночь, прерывался исполнениями обязанностей, возложенных на протоиерея Иоанна по службе, в которых принял участи я и Ясуси. Это настолько сблизило священников, что они договорились совершить паломничества вместе, каким бы сложным это дело не оказалось.
