— Это называется «ориентировка», — авторитетно сообщил курсант-маньяк.
— Точно, он ориентировку получил, — не стала спорить я. — И явно связал ее с невинным вопросом вихрастого мальчика, который почему-то интересовался, не проезжал ли мимо серебристый автомобиль марки «Пежо»! Видали, как инспектор выглядывал в проулке нашего пацана? Не углядел, конечно, Ванька — мальчик быстроногий…
— Но гаишник мог видеть, что пацан вылез из нашей машины, — сообразила Ирка. — Останься мы на месте, без расспросов не обошлось бы. А у нас в салоне полумертвая девица и парень в путах — объясняй, откуда они взялись!
— Я ведь уже просил меня развязать! — напомнил Леша.
— Погоди, пока мы убежим подальше, — попросила я, поглядывая в боковое зеркальце.
Погони за нами не было, и это радовало.
— Машина была белая, «Жигули» шестой модели, — дед Семеныч охотно делился информацией с суровыми мужиками, прибывшими в ГСК по тревоге.
Сотрудники вневедомственной охраны уступили место розыскникам, и Семеныч повторял свой рассказ во второй раз. В пересказе его показания обогатились эмоциями, но понятнее не стали. Слушая Семеныча, сыщики играли желваками на скулах и с трудом сдерживали рвущиеся с губ непечатные комментарии.
— Так, отец, давай еще раз с самого начала, — хмуро велел курносый блондин, которого его рябой товарищ звал Димоном.
— Сначала так сначала, — легко согласился Семеныч, которому нравилась его роль. Дед откашлялся и в третий раз завел озвучание своих наблюдений. — Сидел я, значит, на очке…
— О каком очке речь? Ты, дед, в карты играл? — встрял с вопросом коллега Димона, рябой Мишаня.
Предыдущую версию излагаемой Семенычем истории он пропустил и излишне усердно штопал дыры в ткани художественного повествования.
— Не-а, я гадил, — с простодушной откровенностью признался сторож.
Димон скривился. Семеныч сделал поправочку:
— Испражнялся я! — Для наглядности дед, не вставая с табурета, принял классическую позу Мыслителя и натужно сморщился, после чего продолжил: — Так вот сижу я, значит, на очке, и тут ка-ак грохнет!
— Это у тебя газы, что ли? — снова влез не в меру дотошный Мишаня.
— Газы тоже, — с достоинством согласился Семеныч. — Но грохнул, главным образом, выстрел.
— Точное время помните? Когда это было? — быстро спросил Димон, не вполне утративший надежду отыскать в навозной куче россказней старика-сторожа жемчужное зерно.
— Точного времени не знаю, наручных часов я не ношу, потому как у меня суставы пухнут, — ответил дед. — А в сортире у нас будильников отродясь не бывало.
— Сигнал тревоги поступил на пост вневедомственной охраны в пятнадцать двадцать две, — напомнил Димону Мишаня.
— Рассказывать дальше? — нетерпеливо спросил Семеныч. — Ага. Ну, вот. Слез я с горшка, штаны натянул, побег в глубь территории. Вдруг вижу — чужая машина стоит, белый «жигуль» шестой модели. Я в салон заглянул — а там… Сдуреть можно! Мама родная!
— Там была ваша мама? — слабо удивился неутомимый Мишаня, по мнению которого Семеныч сдурел давно и неизлечимо.
— Ты че, сына? — Дед некультурно повертел пальцем у виска. — Моя мама уже лет сорок как на кладбище! Хотя в той «шестерке» тоже, почитай, братская могила была. Я бы даже сказал — братско-сестринская.
Семеныч захохотал, как филин.
— Но ваших братьев и сестер там не было? — устало уточнил понятливый Димон.
— Ну! — согласился сторож. — Вообще ни одной живой души! За рулем никого, а сзади сразу два покойника, парень и девка. Обнялись крепко-накрепко, да так и смерть свою встретили. Жили, как говорится, долго и счастливо и умерли в один день!
Семеныч патетически возвысил голос и добавил в него сентиментальной дрожи. Он и сам не заметил, что начал выдавать свои фантазии за действительность, однако Димон опытным ухом улавливал фальшь.
— Водителя за рулем не было, — повторил он. — А как выглядели двое на заднем сиденье? Почему вы решили, что это трупы?
— Так в их же стреляли! — искренне удивился Семеныч.
— А может, не в них? — влез с вопросом въедливый Мишаня.
— А че ж они тогда померли? — резонно возразил Семеныч.
— А может, они и не померли? — Мишаня быстро терял терпение.
— А тогда кто же помер? — Сторож устремил на рябого сыщика вопросительный взгляд. Прозрачный взор светло-голубых старческих глаз слегка замутился сомнением.
— Борисов Борис Викторович, — вытянув из кармана карточку водительских прав, не без злорадства сообщил Семенычу Димон.
Злорадство было вызвано надеждой окоротить старого сказочника и перевести беседу с ним в конструктивное русло. Труп Борисова обнаружили вызванные Семенычем сотрудники вневедомственной охраны. В отличие от сторожа, они обошли все шесть линий гаражей и сумели обнаружить настоящий труп, ставший таковым в результате причененного ему огнестрельного ранения. Правда, заглянуть за плотно прикрытую дверь гаража милиционеров побудила не интуиция, а непрекращающийся писк сотового телефона. Мобильник в кармане куртки покойного надрывался так пронзительно и противно, что один из ментов не выдержал, вытащил осиротевший телефон и с убийственной прямотой бросил в него:
— На том свете ваш Боря, убили его! — после чего женский голос в трубке захлебнулся невысказанным и замолк.
— Борисов? — повторил Семеныч, хмуря серебряные брови.
— "Пежо" цвета металлик, — пояснил Димон, снова заглянув в права, обнаруженные при убитом. — Номер А791ОН.
— А! Он! — эхом повторил Семеныч. — Солидный мужик. Кто ж его убил?
— Хор-роший вопр-рос! — сбиваясь на рычание, заметил стремительно звереющий Мишаня.
— Оставь старого хрыча, мы с ним только время теряем, — процедил сквозь зубы терпеливый Димон.
К великому сожалению сыщиков, в тихий послеобеденный час в гаражах было пусто, и сторож оказался практически единственным свидетелем происшествия.
— Может, его те бабы хлопнули? — задумчиво произнес Семеныч.
— Какие бабы? — Димон и Мишаня, уже повернувшиеся к старику спинами, синхронно развернулись.
— Бабы из белой «шестерки», — с готовностью пояснил старик.
Он с удовольствием отметил, что интерес сыщиков к его разговорчивой персоне явно вырос, и поудобнее устроился на продавленной табуретке. Бабам, разъезжающим на белых «шестерках», в этот момент должно было мучительно икнуться: хотя номера их машины склеротический старец не запомнил, нарисовать словесный портрет подозрительных теток он не затруднился. Впрочем, наговориться всласть Семенычу все-таки не удалось. Только-только он перешел от описания внешности женщин из «шестерки» к предположениям относительно характера, рода занятий и образа жизни каждой из них, как его грубо прервали. Приложив к уху трубку мобильника, суровый Димон произнес всего четыре слова: "Сизов. Точно? Понял, едем!" — и не прощаясь, по-английски, ушел. Мишаня отстал от коллеги всего на пару шагов.
