Вздохнув, я вылезла из-под одеяла, натянула просторную Колянову майку, с успехом заменяющую мне утренний халат, и собрала с пола останки надувной зебры. Клочья полосатой резиновой шкуры разметало взрывом по всей комнате, а пустотелую голову я отыскала в прихожей. Лошадиная морда сморщилась и перекосилась, но остроконечные уши сохранили твердость и торчали вверх так жизнеутверждающе, что это выглядело несколько непристойно. Я похоронила останки зебры в мусорном ведре и принялась готовить завтрак, размышляя, что бы такого утешительного сказать Масяньке, если он спросит, куда подевался его новый четвероногий резиновый друг.
— Лошадка убежала в поле, покушать травки, — проникновенно поведала я пузырям в кастрюльке с кипящей водой.
— Неужели? — возникнув на пороге кухни, спросил отчаянно зевающий Колян. — Ну, продолжай…
— Ты же знаешь, Коленька, что лошадки кушают только травку? — я с готовностью сменила адресную аудиторию. — Ну вот, а у нас в доме травки не нашлось, поэтому лошадка пошла завтракать в лес.
— Убедительно. — Колян дважды хлопнул в ладоши, потом остро прищурился на стеклянную банку с укропом, быстро переставил ее со стола в закрытый кухонный шкафчик и пояснил: — Травка.
Я кивнула и накрыла пустой коробкой из-под торта кактус на подоконнике.
— Разве лошадки едят кактусы? — усомнился Колян.
— У нас была зебра, — напомнила я.
В дверь позвонили.
— Это еще кто? — удивился Колян, скрываясь в прихожей.
Через секунду я услышала басовитый хохот и знакомый голос нашего приятеля Сереги Лазарчука.
— Доброе утро, страна! — радостно возвестил Серега. — А мы пришли к вам кофе пить!
— Ты не один? — удивилась я.
— Я с Петькой.
Я бросила в кипяток еще четыре сосиски и вышла в прихожую навстречу гостям.
— Это Петька, — представил мне Лазарчук симпатичного белокурого юношу с длинными ресницами куклы Мальвины. — Мы с ним провели бурную ночь.
— Ты сменил ориентацию? — поинтересовался бестактный Колян.
— Скорее, род занятий! — весело хохотнул Лазарчук. — Я теперь не просто сыщик, а сыщик-педагог! Петька — мой стажер. Сегодня он в первый раз выезжал на место происшествия, поэтому немного не в себе и остро нуждается в горячительном. У вас что-нибудь есть?
— Есть горячительный кофе и горячительные сосиски, — ответила я, пропуская гостей в кухню. — Или вам спиртное нужно?
— Нет, нам еще работать, — торопливо покачал белокурой головой стажер Петька.
— Давай сосиски, — согласился Лазарчук.
— Сосисотьки! — эхом подхватил появившийся на утренней сцене Масянька, протискиваясь поближе к столу.
Он вскарабкался на табурет, протянул сложенную ковшиком ладошку и жалостливо попросил:
— Мама! Мамотька! Мамулетька! Дай ему одну хоошую сосисотьку!
— У ребенка появилась занятная манера именовать себя в третьем лице, — пояснил Колян, стаскивая малыша с табурета. — Колюша, а умыться, а ручки помыть?
— Папотька! Помой ему рутьки! — Ребенок потянул отца в ванную.
— Садитесь к стеночке, там поспокойнее будет, — посоветовала я гостям. — И держите свои тарелки подальше от Масяни, он чрезмерно любит сосиски.
С сосисками, сыром, вареными яйцами и творожной пастой соединенными усилиями расправились быстро. За кофе и чаем «приговорили» печенье и не съеденные Масей с вечера кукурузные палочки.
— Могу еще предложить мед и курагу, — сообщила я, поспешно проинспектировав холодильник.
— А можно еще кофе? — попросил Лазарчук.
— А мне чаю? — хлопнул ресницами Петька.
— Чай можешь выпить Масянькин, он к своей кружке не прикоснулся. Видно, не хотел горячительного, — отозвался Колян.
— Лошадка! Лошадотька! Лошадюля! — с болью в голосе вскричал ребенок, успевший убежать из кухни в комнату. — Лоша-а-а-а-а-а!
Нарастающий детский рев создавал полную иллюзию того, что мы вдруг перенеслись в аэропорт, прямо на взлетную полосу. Я малодушно зажмурилась.
— Пристегните ремни! — ассоциативно пробормотал Колян, отодвигая свой табурет с прохода.
Топая ножками, в кухню ворвался рыдающий Мася. В руке у малыша была куцая тряпочка, похожая на несвежий носовой платок.
— О боже! — Я сообразила, что ребенок нашел пропущенный мной фрагмент лопнувшей зебры.
— Ни слова про травку! — шепнула я Коляну. — Срочно нужна другая версия событий!
— Ага, — муж понятливо кивнул.
— Лошадка? — Всхлипывающий малыш протянул мне резиновый клок.
— Это? Да, это лошадка, — вынужденно согласилась я, решительно не зная, что говорить дальше.
— Это была лошадка, — перебил меня Колян, сделав акцент на прошедшем времени глагола.
Затем прищурился и вдохновенно зачастил:
— Но лошадка не простая. Не надо плакать, Колюша! Ты помнишь сказку про Царевну-лягушку? Умница! Так вот, мой хороший, у нас с тобой была Царевна-лошадка…
— Не хило! — пробормотал Лазарчук.
— Вчера вечером Коля обнимал и целовал Царевну-лошадку, и поэтому ночью она сбросила свою лошадиную шкурку! — заявил Колян.
— И превратилась в Царевну! — радостно подхватил Лазарчук, смекнув, к чему клонит Колян.
— Правда-правда, мой милый! — Я тоже поспешила присоединиться к сказочникам.
Мася закрыл ротик, неуверенно улыбнулся, а потом огляделся по сторонам и неожиданно требовательно спросил:
— Где Цаевна?
— Оп-ля! — тихо сказал Колян.
Предъявить ребенку вылупившуюся из лошадки Царевну он явно не был готов.
Я оценивающе посмотрела на Лазарчука.
— Царевич! — перехватив мой взгляд, нашелся с ответом сообразительный Колян. — Наша лошадка превратилась не в Царевну, а в Царевича!
— Такой Конь-царевич, да? — покрутил головой Серега.
— Где Цаевить? — насупился упрямый Мася.
Я в упор посмотрела на сыщика.
— Я не могу, он меня знает как дядю Сережу, — сообразив, что к чему, поспешно шепнул Лазарчук. — Извини, Петька, но делать нечего, придется тебе…
— Вот он, твой Царевич! — торжественно возвестил Колян, тыча чайной ложкой в грудь стажера.
— Цаевить-лошадка? — уточнил Мася.
— Он самый, — подтвердила я.
Ребенок немного помолчал, обдумывая сказанное.
— Может, мы уже пойдем? — почувствовав неладное, робко прошептал стажер Петя.
— Сидеть, — тихо скомандовал Лазарчук.
— Кататься! — постановил Масянька. — Он хотет кататься на лошадке!
