Спустя еще несколько часов ураган, похоже, начинает успокаиваться, достигнув равновесия, которое может предвещать его близкий конец, как вдруг та самая льдина, на которой они разместились, с жутким грохотом подпрыгивает кверху. Один шест палатки падает, и металлическая печурка опрокидывается, рассыпая горячие угли и поджигая одеяла и бушлаты. Самнер, растерянный и не находящий себе места от беспокойства, чувствуя, как поселилась у него в груди холодная змея тревоги, надевает сапоги и выскакивает наружу, в сплошную темень. Сквозь бешено кружащуюся круговерть метели он видит у края льдины голубоватый айсберг, огромный, исчерканный расщелинами и иссеченный ветрами, который скользит на восток, подобно крутому холму-альбиносу, сорванному с поверхности пустыни. Айсберг движется со скоростью быстро идущего человека, при этом цепляя боками края льдины и выплевывая огромные куски льда величиной с дом, словно мелкую стружку из зажимов токарного станка. Лед под ногами у Самнера содрогается; в двадцати ярдах от него появляется зигзагообразная трещина, и он спрашивает себя, не расколется ли все плато от такого чудовищного напряжения, а все остальное – люди, палатки и китобойные шлюпки – окажется сброшенным в воду. Теперь уже и во второй палатке никого не осталось. Моряки, находившиеся в ней, или стоят в оцепенении, подобно Самнеру, или оттаскивают шлюпки подальше от края в отчаянной попытке уберечь их. Пока он смотрит на происходящее, у Самнера возникает стойкое ощущение, что он видит то, чего не должен видеть, и что он против своей воли стал участником какого-то ужасающего стихийного буйства.
Однако так же быстро, как и начался, хаос прекращается. Айсберг больше не касается кромки ледового поля, и треск и грохот от сотрясения уступает место вою ветра да проклятиям людей. Самнер вдруг замечает, что с левой стороны на лицо у него налип снег, набившись в бороду. На мгновение ему кажется, будто он оказался в безопасности, укутавшись в кокон стихийной ярости природы, а весь мир снаружи, реальный мир, уже находится где-то отдельно и о нем можно забыть, а сам он оказался в одиночестве снежного вихря. Кто-то тянет его за руку и заставляет обернуться, показывая назад. Самнер видит, что и вторая палатка тоже охвачена пламенем. Тюфяки, пледы и морские сундучки полыхают огнем яростно и беззаботно; то же, что осталось от парусинового навеса, трепещет на ветру и жарко горит, словно смоляная бочка. Большая часть экипажа беспомощно смотрит на огонь, и танцующие языки пламени озаряют их растерянные лица. Кэвендиш, отбрасывая ногами уголья и проклиная свое невезение, приказывает им укрыться в уцелевших лодках. Работая быстро, но безо всякой системы, моряки опустошают обе лодки, после чего сами набиваются внутрь, подобно грузу, и вновь закрепляют парусину, натянутую над ними. В результате внутри образуется зловоние, а они чувствуют себя так, словно оказались в гробу. Воздуха в лодках не хватает, им трудно дышать, а вдобавок ко всему еще и нет света. Самнер лежит на голых, ледяных досках, а люди, скопившиеся вокруг него, громко и с горечью обсуждают неумелое руководство Кэвендиша, поразительную невезучесть Браунли и их собственное, единственное и главное желание – несмотря ни на что, живыми вернуться домой. Сон бежит от него, усталого и измученного, но не могущего заснуть, и он чувствует, как его мышцы и органы начинает пожирать неутоленная нужда в опиуме. Самнер пытается забыть о том, где находится, представить себе, что он оказался в намного лучшем месте, но не преуспевает в этом.
Утром ураган стихает. День выдается холодным и сырым, над головой нависают унылые серые облака, а на земле лежит плотный туман, языки которого, похожие на слои нарубленного кварца на темных лицах гор вдали, скрывают край ледяного поля. Моряки отбрасывают в сторону засыпанный снегом брезент и выбираются из шлюпок.
Перед ними на льду тут и там валяются черные обугленные останки парусины и большая часть того, что она скрывала под собой. Некоторые брусья еще дымятся, погруженные в лужицы талой воды. Пока кок кипятит воду и собирает остатки провизии, чтобы на скорую руку приготовить некое подобие завтрака, моряки разгребают еще теплые угли в поисках того, что еще можно спасти. Вокруг них прохаживается Кэвендиш, отпуская скабрезные шуточки и насвистывая. В левой руке он держит исходящую паром эмалевую кружку крепкого мясного бульона. Время от времени он наклоняется, подобно полоумному джентльмену, осматривающему окаменелые останки, чтобы поднять со льда еще теплую рукоять ножа или чей-то оторванный каблук от сапога. Для человека, на глазах у которого льды только что утопили его собственный корабль, и едва избежавшего быть раздавленным айсбергом, а потом и пожара в ночи, старпом, по мнению Самнера, выглядит на удивление добродушным и беспечным человеком.
Позавтракав, они вновь укладывают груз в шлюпки, после чего ставят единственную уцелевшую палатку, придавливая ее края бочонками с провизией, и усаживаются внутри играть в карты и покуривать трубки в ожидании возвращения Блэка, Джонса и остальных с «Гастингса». Примерно через час или около того туман начинает подниматься и Кэвендиш выходит наружу со своей подзорной трубой, чтобы взглянуть, не показался ли уже вдали возвращающийся отряд. Спустя некоторое время он вызывает к себе Отто, который, в свою очередь, после недолгой паузы зовет Самнера.
Кэвендиш протягивает Самнеру подзорную трубу и, не говоря ни слова, показывает на восток. Самнер раскладывает трубу и смотрит в нее. Он ожидает увидеть вдали Блэка, Джонса и остальных, которые тащат к ним по льду четыре пустые шлюпки, но на самом деле не видит ничего. Опустив подзорную трубу, он, прищурившись, смотрит в далекое безмолвие, потом вновь подносит трубу к глазам и смотрит снова.
– Ну, и где же они?
Кэвендиш качает головой, ругается и начинает сердито потирать рукой шею. Его предыдущее спокойствие и добродушие исчезли без следа. Он бледен и немногословен. Глаза его широко раскрыты, и он с шумом дышит через нос.
– «Гастингса» нет, – поясняет Отто.
– Нет? А где же он?
– Скорее всего, вчера он вошел в торосистый лед, чтобы избежать встречи с айсбергами, – резко бросает Кэвендиш. – Вот и все, и тут не о чем больше говорить. Надо полагать, что вскоре корабль появится у кромки ледового поля. Кэмпбелл знает, где мы находимся. Так что нам остается ждать его здесь. Продемонстрировать немного проклятого терпения и веры.
Самнер вновь прикладывает к глазу подзорную трубу, вновь видит в нее только лед и небо, после чего переводит взгляд на Отто.
– А зачем кораблю поднимать якоря в разгар урагана? – спрашивает он. – Разве не будет он в большей безопасности там, где находится?
– Если на него надвигается айсберг, капитан сделает все, что требуется, чтобы спасти корабль, – отвечает Отто.
– Вот именно, – подхватывает Кэвендиш. – Ты просто делаешь то, что должен.
– И сколько нам придется ждать здесь?
– Кто его знает, – отзывается Кэвендиш. – Если он найдет открытую воду, то может появиться уже сегодня. Если же нет…
Не договорив, он пожимает плечами.
– У меня нет с собой медицинской аптечки, – признается Самнер. – Ее уже увезли на борт «Гастингса».
