На следующее утро я проснулся с адской головной болью и с трудом мог припомнить подробности минувшего вечера. Восстановив же в памяти, как и в каком состоянии я попал в мишину квартиру, я был готов провалиться сквозь землю, но головная боль была такой сильной, что быстро заглушила даже стыд. Я мог только лежать и смотреть прямо перед собой – любое движение головой отдавало в висок ударом молотка. Предупредительно постучав в дверь, Михаил вошел в комнату и молча подал мне чашку крепкого черного кофе на безупречном серебряном подносике. Присев на край постели, он задумчивым, как всегда проницательным взглядом нырнул в самую глубь моего нутра и неожиданно чуть приглушенно проговорил:
– Боже, какая ты все-таки красивая…
Я поперхнулся глотком кофе, ошарашенно приоткрыл рот – и мы в голос расхохотались.
30
Андрей был первым и на момент описываемых событий единственным мужчиной в моей жизни. Но он захотел большего – быть не только первым, но и последним. Может, так оно и было бы, не будь он так настойчив в своем желании оставаться со мной во веки вечные и при этом так ревнив и недоверчив. Устав оправдываться в том, чего я не делал, и не имея возможности прекратить эти мучительные отношения, я решил, наконец, что хуже не будет, если у его подозрений появятся реальные основания. Проще говоря, мне захотелось узнать, каково это – быть с другим мужчиной.
Нельзя сказать, чтобы мысль об измене раньше никогда не приходила мне в голову. Просто я не воспринимал ее всерьез, мне было противно и страшно. Как? Зачем? Что будет, если он узнает? Я вполне допускал, что, узнав об измене, Андрей может даже убить – меня или счастливого соперника. Но при этом я вовсе не был уверен, что измена стала бы для Андрея достаточным основанием, чтобы навсегда порвать со мной. Когда дело касалось меня, вся его гордость куда-то исчезала. Он готов был прощать, умолять, угрожать, совершать любые безумные поступки. Готов на все, лишь бы сохранить нашу любовь – как он это называл.
В Санкт-Петербурге я вряд ли когда-нибудь решился бы изменить Андрею с другим мужчиной. Это было бы подло, опасно и, главное, как-то бессмысленно. Но здесь, в Москве, казалось, была своя, оторванная от остального мира реальность, которая принадлежала только мне. Здесь меня окружали люди, которые никак не были связаны ни с Андреем, ни с его знакомыми. Здесь меня нельзя было вычислить, выследить, проконтролировать. О том, что будет, когда Андрей переедет в Москву, я не думал. Не желал и боялся думать. Если раньше я относился к жизни, как к чему-то, что еще толком не началось, что еще только предстоит попробовать, то теперь я твердо решил: жить надо здесь и сейчас. Не надо ждать и думать о каком-то завтра, оно никогда не наступит. Есть только сегодня, и каждый последующий день будет превращаться в сегодня – до тех пор, пока это сегодня не станет для тебя последним. Так почему бы не попробовать, пока есть возможность?..
И я попробовал. Это произошло спонтанно, на дне рождения одной из однокурсниц. Меня она, собственно говоря, не приглашала – я притащился следом за другой девчонкой, которая предложила составить ей компанию. Кроме именинницы она никого там не знала, а потусоваться хотелось. Вот и прихватила меня – для храбрости. Именинница была представительницей «золотой молодежи» и жила в элитной четырехкомнатной квартире. Раньше эта квартира, по всей видимости, была пятикомнатной, но одну из перегородок снесли, чтобы сделать большую гостиную. Воспользовавшись тем, что родители уехали за город и предоставили хату в полное распоряжение дочуры, она и решила закатить в гостиной крутую party, какие устраивают обычно герои молодежных американских фильмов: много музыки, выпивки и куча незнакомых друг другу людей. К тому времени, как мы приехали, вечеринка была уже в полном разгаре. И как всегда бывает в таких случаях с опоздавшими, нам уже никто особо не был рад – гости притерлись друг к другу, разбились по интересам и хорошо набрались. Мы попробовали присоединиться к общему веселью, но влиться не получалось. Поэтому через некоторое время я покинул свою знакомую и присел в укромном уголке большой, набитой людьми комнаты. Несколько раз ко мне кто-то подходил и начинал тормошить, заставляя выпить рюмку и закусить помидорчиком, но потом все были уже настолько пьяные, что никто ни на кого не обращал внимания.
Тут мне на глаза и попался он. Высокий, худой, смешной, угловатый. В круглых очечках, с короткой стрижечкой. Типичный ботаник. Испуганно забившись в противоположный угол, он сначала молча следил глазами за толкавшимися у фуршетного стола незнакомцами (было видно, что он, так же как и я, не знает толком никого, кроме виновницы торжества) и вдруг как-то незаметно уснул – под громыхание музыки, смех и топот. Пока он спал, я мог спокойно путешествовать взглядом по его лицу – в целом неинтересному, но чистому и правильному. Очки во сне чуть съехали набок, рот приоткрылся, и у самого уголка рта между верхней и нижней губой заблестела тоненькая струнка слюны. Весь он был какой-то большой и нелепый, отчего его было немного жаль. Но что-то мне в нем нравилось – я сам не мог понять, что именно. Может быть, то, что он, как и я, был чужим на этом «празднике жизни». Незаметно для себя я вдруг начал представлять его в постели с женщиной – таким же робким, испуганным, неловким, но постепенно побеждаемым страстью. Я представил, как бы могло выглядеть его лицо, искаженное подступающим оргазмом, и эта фантазия быстро завладела мной целиком. Не вполне соображая, что собираюсь делать, я тихо вышел из своего угла и тенью проскользнул к дивану, на котором спал незнакомец.
Присев возле него, я осторожно провел подушечкой указательного пальца по его нижней губе, отчего слюнная ниточка в уголке рта порвалась и тут же исчезла. Что-то пробормотав и втянув носом воздух, он пошевелился, и я, не дожидаясь, пока он окончательно проснется, придвинулся ближе и ловко запустил язык в его все еще приоткрытый рот. Стоило мне это сделать, как паренек резко дернулся, чуть не поранив меня зубами, и с еле слышным всхлипом отстранился, глядя мне в лицо бессмысленным спросонья взглядом. В этот момент я и сам здорово испугался, но быстро взяв себя в руки, улыбнулся ему и во второй раз приник к его губам.
Для ботаника мой незнакомец как-то уж очень быстро сориентировался. Уже через мгновение его большие руки крепко схватили меня за плечи, и, оторвавшись от моих губ, он тихо произнес: «Пойдем!». Взяв за руку, он незаметно вывел меня из комнаты. Странно, но в толпе гостей не нашлось ни одного, кто бы заметил наш поцелуй или наше исчезновение.
Как-то очень по-хозяйски незнакомец открыл дверь в пустую соседнюю комнату. Привыкшими к темноте глазами я быстро смог разглядеть предметы мебели: диван, небольшой комод с набросанными на него вещами и компьютерный стол со всем оборудованием. Но ботаник не дал мне времени разглядеть обстановку. Сбросив все, что было навалено на крышке комода, он подсадил меня на нее, приподняв за талию, и, прижав к стене, больно впился губами в мой рот. Пока он меня целовал, его руки ни на секунду не прекращали работу, высвобождая из одежды мою грудь и бедра. Не отпуская меня ни на мгновение, словно боясь, что я убегу, он быстро развернул меня спиной, заставив лечь на живот по длине комода, и стянул мои сопротивлявшиеся на влажной коже джинсы до самых колен. Раздалось знакомое шуршание рвущейся фольги (надо же, подготовился, гад! будто заранее знал…), и старый комод тихо заскрипел в заданном ритме.
