Народ жаждал зрелища. В нарастающем напряжении Клэр начала медленно расстегивать блузку. Когда показалось черное кружево лифчика, Клэр замерла на секунду, переведя наконец взгляд на Константина, словно надеясь, что он ее остановит. Но Костя не реагировал, и она продолжила. Распахнув блузку, она чуть наклонилась вперед и обернулась вокруг своей оси, опрокинув при этом несколько стаканов и залив их содержимым скатерть. Публика взорвалась восторгом, подбадривая Клэр, и, отбросив блузку в сторону, она победоносно воздела руки кверху. Затем, нарочито медленно, она опустила лямки бюстгальтера и завела руки назад, словно заключив себя в объятия. Черное кружево упало к ее ногам, и жадным взорам открылись две прекрасные греческие чаши с темными взбухшими сосками. Мужчины уже не аплодировали. Они молча замерли в ожидании.
Ситуация явно вышла из-под контроля. Бывало, конечно, всякое, но такое я видел на олимпийской тусовке впервые, и разум кричал мне, что уже давно пора сматываться. Но тело словно не слушалось. Всем своим существом я ощущал удивительную легкость, близкую к эйфории. Сознание плыло, по рукам и ногам разлилась нега, внизу живота пульсирующими толчками нарастало блаженное тепло. Не сразу я понял, где источник этого ощущения. Мягкая, опытная рука Константина, деликатно нырнув мне под кофту, орудовала там уже минут десять. Приличия ради я попробовал вырвать его руку, но он был настойчив, а у меня на самом деле не было никакого желания сопротивляться.
Дойдя до края стола, полунагая гетера величаво сошла на землю и, расставив длинные тонкие ноги, оседлала колени Сергея, сидевшего напротив Константина. Развернув корпус так, чтобы Константину было хорошо видно, она подставила Сергею свои полные груди, и он жадно припал к ним пьяными губами.
Бедная глупышка Клэр!
Раздался звон посуды, в стороны полетели столовые приборы, объедки… Дрожа в такт стонам Клэр, стол жалобно заскрипел, и все, кто сидел за ним, поднялись со своих мест, желая быть следующими.
– Если хочешь, мы немедленно уйдем отсюда… – шептал Костя, судорожно расстегивая на мне кофту и покрывая поцелуями каждый обнажавшийся сантиметр. – Немедленно… немедленно уйдем....
Но у меня в тот момент было лишь одно желание – чтобы он вошел… Вошел, как только он умел это делать, заводя любую с пол-оборота… Понимая все без слов, он опрокинул меня на стол, давно превратившийся в сцену безумного вакхического спектакля. Получив то, чего мы оба так жаждали, мы закричали, словно от боли, все убыстряя и убыстряя темп нарастающего наслаждения. Ни с кем и никогда мне не доводилось испытывать подобного. Все ощущения были обострены до предела, возведены в абсолютную степень, и присутствие зрителей лишь подогревало охватившее нас исступление. Все стерлось и смешалось – границы, время, пространство. Мы выпускали Зверя, как это делали века и тысячелетия до нас – на площадях Древнего Рима, на черных мессах Средневековья, на пирах маркиза де Сада…
– Я боялся, что ты больше не придешь… – зашептал вдруг Костя горячими, влажными губами, не переставая двигаться. – Ты лучше всех, слышишь? Ты чувствуешь, как смотрят эти скоты? Они все хотят тебя… Кончая в Клэр, они хотят только тебя… Но я никому. Никому тебя не дам. Ты не похожа. Ни на кого. Леди! Настоящая леди!.. Никому не говорил. Еще никому… Я влюблен! Как мальчишка в тебя влюблен!
Его слова сработали как струя ледяной воды, разом затушив бушевавший во мне экстаз. Я резко открыл глаза и испуганно подскочил, отстранившись от Кости и вперившись в него непонимающим взглядом. В это же время Клэр, видимо, слышавшая его больной бред, издала какой-то отчаянный, нечеловеческий вой и истерически забилась, пытаясь высвободиться из-под только вступившего на смену олимпийца, пригвоздившего ее к холодной деревянной столешнице. Но парень оказался из тех, кто начав доводит дело до конца. Лишь сильнее зажав ее, он закрыл ей рот ладонью и задвигался с еще большим остервенением.
Еще несколько секунд я в оцепенении сидел на столе, сжимая коленями замершие бедра Константина. Плохо понимая, что это сейчас было, и стремительно приходя в себя, я вдруг почувствовал чей-то сверлящий взгляд из дверного проема. Резко повернув голову, я застыл, словно онемев.
Меня пронзали два прожектора глаз, полных ужаса и горя. На пороге комнаты, белый как саван, стоял Андрей.
В первое мгновение мне почудилось, что я вижу привидение. Как Андрей мог оказаться здесь?.. Но когда он отвернулся и кинулся прочь, я понял, что мне не показалось. Оттолкнув растерянного Костю, я стал лихорадочно застегивать и оправлять одежду. Не в состоянии сообразить, что же теперь делать, я сорвал с вешалки куртку и бросился к выходу. Ресторан был уже давно закрыт, но увлекшийся сынок хозяина заведения, пировавший с нами на втором этаже, видимо, забыл запереть входную дверь…
Сбегая по лестнице и натыкаясь на мебель в кромешной темноте ресторанного зала, я словно сквозь сон слышал позади бессвязный хнычущий лепет Константина, тщетно пытавшегося меня остановить, и приглушенный, надсадный вой несчастной Клэр, насилуемой пьяным подонком.
35
Когда я выбежал из ресторана на улицу, там не было ни души. Появившись на мгновение, словно призрак, Андрей так же стремительно и загадочно исчез. В панике я заметался туда-сюда по переулку, пытаясь где-нибудь увидеть его силуэт. Но все, что я видел, был окружавший меня мрак ночи, поглощавший тусклый свет фонарей, и мокрые хлопья снега, валившиеся из темной бездны вперемешку с дождем. Ледяные мухи облепляли мне лицо, оставляя жгучие, мокрые следы. От резкого перепада температуры после теплого помещения я дрожал как осиновый лист, но, несмотря на холод, чувствовал, как под одеждой по телу стекают струйки пота. На своем телефоне я обнаружил несколько пропущенных вызовов от Андрея. Судя по времени звонков, он пытался мне дозвониться еще часа два назад, но из-за шума компании я не слышал мелодии зарывшегося на дно сумки мобильного. Теперь я пробовал дозвониться до него сам, но мне отвечали лишь длинные гудки. Мне надо было найти Андрея во что бы то ни стало и как можно скорее, пока он не натворил каких-нибудь глупостей. Но как найти человека ночью в центре огромного города?..
Перестав бессмысленно метаться взад и вперед, я остановился и подставил лицо отрезвляющим каплям небесных слез: одна-две-три-пять-десять-пятьдесят… Небо плакало мне на лоб и щеки, и я плакал вместе с ним, проклиная его за то, что оно создало меня таким…
Немного успокоившись, я попробовал рассуждать логически. Застав нас в разгаре оргии, Андрей не бросился убивать нас на месте, он сам обратился в бегство. Значит ли это, что он не соображал, что делает? Или, напротив, сообразил, что силы неравны, и решил действовать как-то иначе? Кто знает, сколько времени простоял он там незамеченный, – несколько секунд, несколько минут, четверть часа?.. Возможно, у него было достаточно времени, чтобы спланировать дальнейшие действия. Он не стал поджидать меня на улице, чтобы поквитаться, но, возможно, он вернется, чтобы разобраться с «богами». Или хотя бы с одним из них – тем, кто был со мной. Тогда логичнее всего было сначала скрыться, а потом, убедившись, что его не ищут, вернуться к ресторану и подождать, когда «боги» начнут разбредаться по домам. Версия, конечно, была ни к черту, но это было лучшее, что я смог придумать. Поэтому я сам спрятался во мраке подворотни напротив ресторана и стал ждать.
