Она поинтересовалась:
— А что вы собираетесь еще?
В его мозгу шла бешеная работа. За пикосекунды
перелопачивались массивы информации, с невероятной скоростью проносились яркие
цветные картинки, мозг разогрелся, материнская плата пашет без кулера, и когда
жар накалил лоб, выпалил внезапно даже для себя:
— У нас есть одна идея. Я просто не могу тебе сейчас
сказать… Понимаешь, партийная дисциплина, но уже завтра-послезавтра о нашей
идее узнают все.
Она обиделась, губы сразу напухли.
— Я не хочу, как все.
— Ты узнаешь первой, — заверил он.
Она слушала, изогнув бровь. Он возненавидел себя за то, что
выставляется перед ней в роли проходимца, что использует ребят, использовал
революционную идею скифизации, дабы проскользнуть в Думу, получить депутатский
иммунитет, ездить с мигалкой, пользоваться депутатским буфетом и что-то там
рвать, хапать, иметь, грести.
Он отвез ее к себе, но, по тому, как она вошла, как
скептически оглядела его жилище, он с холодком понял, что Алексей свою нору уже
перестроил. Наверняка уж не в коммуналке. Даже не в простой хрущобе. Он
политик, а это значит — сразу выжимает апельсин досуха: мало ли что может
измениться!
— Я здесь почти не появляюсь, — сказал он
виновато. — Черт, даже ночую в офисе!
— Алексей, — ответила она, — тоже ночует в
офисе.
Она ничего не сказала про его квартиру, дачу, машины, счет в
банке, но Крылов это все увидел в ее глазах: и роскошные апартаменты в
престижном доме, и особняк в районе «правительственной застройки», и «мерсы»,
счет в Швейцарии…
— У нас длиннее разбег, — сказал он
торопливо. — Это просто разбег… Прыжка еще не было!
Она красиво изогнула бровь. К его облегчению, она была все в
такой же простенькой блузке, мини-юбочке из недорогого материала, однако сердце
его упало, когда рассмотрел ее сережки. Он не знаток в камешках, но чутье
говорит, что за каждую можно получить даже не по компу, а по мощному серверу.
Правда, вино он приготовил уже прекрасное, выдержанное,
двадцатилетней давности, а в вазах разложил самый отборный виноград,
великанские яблоки и груши, что вот-вот лопнут от распирающего их сладкого
сока.
И все же он проиграл. Он чувствовал, что проиграл. С
сокрушительным счетом, ибо Яна даже не спорит, она только слушает и чуть-чуть
приподнимает иронически бровь.
— Это только разбег, — повторил он
отчаянно. — Мы еще не прыгнули! Еще не!.. Нельзя сравнивать того, кто
разгоняется, с тем, кто над планкой…
На другой день в офисе он угрюмо пил пиво, хотя время для
кофе. Ребята деликатно помалкивали. Их вожак с лица спал, глаза втянулись в
глубину черепа. Все старались вовлечь его в спор, разговоры, тормошили,
отвлекали неожиданными проблемами.
Появился Холмогор, один из первых корчмовцев, неведомо куда
сгинувший из-за своего множества баб, худой и заросший, бородатый. Когда Крылов
вошел в зал, Холмогор сидел на столе, кружка пива в одной руке, вобла в другой,
горячо доказывал:
— У бабульки, собирающей бутылки, давайте все-таки
спрашивать: а где ее дети? Я, к примеру, помогаю своей матери и бабушке!
Наверное, потому, что меня таким воспитали, хотя мне больше нравится думать,
что я сам вот такой замечательный!.. От бога или генетики. А с бабулькой что-то
неясно. Либо в молодости не рожала вовсе, берегла фигуру, либо родила одного и
подбросила бабушке с дедушкой, чтоб свободно на танцы-шманцы и прочие приманки.
А вот родила бы троих да воспитала бы сама… не собирала бы сейчас бутылки!
Раб Божий поморщился:
— Что ты о прописных истинах? Но сейчас это враз не
исправишь. Если бы даже нынешних молодых женщин удалось уговорить рожать по
трое детей, а именно столько необходимо для простого поддержания
народонаселения на одном и том же уровне… без всякого прироста…
Тор оторвался от кружки с пивом, глаза выкатились как у того
рака, которому так безжалостно разломили панцирь:
— Стой-стой! Либо я че-то не понял, либо вы,
гуманитарии, арифметики не знаете. Разве двое не дают двоих?
— Нет, — ответил Раб Божий брезгливо. —
Кто-то мрет во младенчестве, кто-то становится гомосеком, кто-то остается
импотентом или просто бесплодным. Не понял?
— Понял, понял, — буркнул Тор. Он покосился на
дальний стол. Там сочные девочки быстро-быстро стучали ножами, нарезали ветчину
к бутербродам. Он шумно вздохнул, закончил сварливо: — И неча меня фейсом
о тэйбл стучать!
— Словом, — сказал Раб Божий победно, он тоже
бросил быстрый взгляд на девочек, горячих и распаренных от жары и множества
молодых здоровых самцов, — надо трое детей на семью из двоих, чтобы
прирост оставался тот же. Но я не верю, что вот так враз начнут…
Откин со стуком опустил пустую кружку на стол, оглядел всех
запавшими глазами.
— А мы кое-что забыли, — сказал он внезапно.
— Что? — спросил Раб Божий.
— Бегемота Гошу.
Наступила тишина. Черный Принц после паузы спросил
озадаченно:
— Это который… что в Аргентине? Или Панаме?
Откин сказал очень серьезно:
— У нас еще та Аргентинопанама. Самое время для всяких
гошей. Или для скифа… в президенты.
Тишина длилась долго, Крылов хотел что-то сказать, но
настроение оставалось все еще настолько препаршивое, что только посипел
перехваченным горлом. Захохотал Тор, звучно засмеялся Матросов, завизжал в
восторге Денис-из-Леса… но тот же Денис-из-Леса вдруг оборвал смех, посмотрел
на всех выпученными глазами.
— Погодите, — произнес он шепотом. —
Погодите… А ведь подходит время выборов! Ко мне уже ломились какие-то
сумасшедшие бабки. Собирают подписи. Чтобы выдвинуть кандидата в президенты,
надо сколько-то там подписей…
Он умолк на миг, Тор тут же бухнул:
— Ну, это дело плевое. Мы можем собрать для двух
президентов.
Денис-из-Леса покачал головой:
— Это для депутата хватало малости. Для кандидата в
президенты… Я завтра узнаю, сколько нужно. И к какому сроку.
Крылов запротестовал:
— Вы что, всерьез?
Загалдели, заговорили, перебивая друг друга. Черный Принц
сказал очень серьезно:
— Костя, что с тобой? Разве не ты выдвинул идею о
воссоздании Великой Скифии? Не ты заложил это все?.. А сейчас, когда у всех из
ушей плещет веселая скифская ярость и жажда ломиться вперед, крушить все, что
мешает победной поступи скифов, ты… сомневаешься?
Глава 6
Крылов открыл рот для резкого ответа, но слова не шли.
Попытался выдавить из горла хоть звук, но опять же только беззвучно разевал
рот. Наконец из гортани выполз хриплый придушенный кашель, Крылов суетливо
поискал носовой платок, вытер рот, выдавил сипло:
