Крылов покосился на Яну. Она дружелюбно и светло
разговаривала с Черным Принцем, у того жилы на шее вздулись как корабельные
канаты от усилий удержать взгляд на уровне ее лица, не дать сползти на грудь.
На любом конкурсе «Big breast» или «Finest breast» она бы взяла первый приз,
потому что ее грудь и очень крупная, и безукоризненна, и в довершение всего с
бьющим в глаза неимоверно широким кружком альвеол, чистым и пурпурным, словно
свет утренней зари.
— Черт, — вырвалось у него, — пропадет же!..
Это же Москва!
Даже то, что она преспокойно обнажилась до пояса, ни о чем
не говорило, ибо в деревнях дети преспокойно водят коз на случку к козлу и
следят, чтобы все прошло как надо, видят, как петушок топчет курочек, а
дворовый пес старательно трахает все, что движется. Деревенская девушка,
которая спокойно может сбросить одежду в компании мужчин, потому что так делают
другие девушки, в отличие от них может оставаться чистым и трепетным зайчиком.
Долго стояли на тротуаре плотной толпой, галдели,
доказывали, орали, спорили. Как всегда, расходиться не хотелось, хоть уже за
полночь, дважды мимо на сниженной скорости проезжала патрульная машина, но
никто не бросался бежать проходными дворами, и блюстители порядка, облегченно
вздохнув, проезжали мимо.
Редкие прохожие, завидев группу молодых парней издали, поспешно
переходили на другую сторону улицы. Раб Божий поглядывал все тревожнее,
возопил:
— Братия!.. Они ж тоже люди!.. Все созданы Богом!
Пойдемте вон в сквер, там лавочки, там никого пужать не будем…
— Ура! — завопил Яшка. Он приехал из Питера
специально на встречу, утром обратно. — Пообщаемся! У меня в сумке запас,
кому?
Баночки пива расхватали раньше, чем договорил, шумной толпой
двинулись в сквер наискось через дорогу. Издали блеснули фары, машина неслась с
большой скоростью, но толпа есть толпа, да еще надравшись пива, да еще уже
почти скифы, никто не бросился бежать, машина резко сбросила скорость, круто
взяла влево, пронзительно скрипнули тормоза, проскрежетало железо по высоким
бетонным плитам бровки.
Оглянулся только Крылов, он все старался замечать и делать
выводы. Машина поползла, дребезжа какой-то полуоборванной деталью, потом с
натугой набрала скорость и скрылась в ночи и отблесках желтых фонарей.
— Бога возьмем Табити? — деловито поинтересовался
Матросов. — Нам нужен настоящий пролетарский бог — суровый и
беспощадный!
Он победно оглядывался по сторонам, парил, удалось вспомнить
верховного бога скифов, но Гаврилов безжалостно поправил:
— Табитс. Ее звали Табитс.
— Ее? А что, он не самец?
— Самка, — ответил Гаврилов. — Чесс слово,
самка!..
Раб Божий сказал укоризненно:
— Какие-то слова вы пользуете, странные… разве ж о
божественной сути так говорят? Боги по сути своей двуполы. Возможно, троеполы.
Посыпались реплики, пошло бурное обсуждение сексуальной
ориентации богов, во всех мифологиях боги совокупляются с животными, о скифах
забыли, Крылов видел, что разговор может уйти в сторону и о скифах больше
никогда не вспомнят, это свойство русской интеллигенции, что, как породные
интеллигентные собаки, могут концентрировать внимание на чем-то не больше двух минут,
но это его идея, та самая, которой он привлек внимание этой богини из Кунгура
тмутараканского, потому возвысил голос, сказал саркастически:
— Эй-эй, не те ворота! Давайте сперва разберемся в
самой сущности бога. Или Бога, что нам нужнее, так как монотеизм
предпочтительнее перед политеизмом.
— Почему? — спросил Гаврилов обиженно, и Крылов
понял, что теперь Гаврилов переходит в некую оппозицию. — Вон в Индии…
Крылов не стал доказывать, что здесь не совсем Индия, слоны
по улицам не ходют.
— Что есть Бог? — спросил он. — Нет, я не
стану пускаться в теологические объяснения. На это потребовалось бы сотни тысяч
пухлых томов. Что есть Бог, который нам нужен? Всем: христианам, мусульманам,
иудеям? Это такой дядя, которому мы вручаем сформулированные нами правила
поведения в обществе… и просим его бдить и следить за выполнением этих правил!
Но так как эти правила мы принимаем добровольно, то мы хотим, чтобы и наказание
за отступление от этих правил было чисто символическим. Ну, что-то вроде, когда
вместо публичной порки на Манежной площади просто качают головой и говорят
укоризненно: «Ну как не стыдно?»
— Что за бог… — пробурчал Раб Божий.
На него шикнули, а Крылов продолжал:
— Эти правила… я имею в виду Правило Бога, люди
принимают сверх, так сказать, необходимости. То есть помимо общих законов,
которым подчиняется вся масса населения. Какая-то часть людей, стремясь к
совершенству, принимает ряд добавочных правил, что заставят их быть лучше и
чище остальных. Но так как эти правила «сверх необходимых», то и надзор за ними
вручается не императору или местному князьку, а некоему идеалу, перед которым
будет просто стыдно или же «грешно». Как, скажем, тому из нас, кто бросил
курить, а потом мы его застаем за курением втихую…
Klm раздраженно передернул плечами, будто за шиворот упала
оса, буркнул:
— Кончай со своими намеками! Достали.
— Вот это и есть Бог, — продолжал Крылов
невозмутимо, — который все видит, все слышит, от которого не укроешься.
Умный понимает, что Бог — это просто набор правил, которые внутри нас, а
богомольной старушке… или же растерянному интеллигентику проще верить, что в
самом деле есть нечто огромное, всевидящее, что всегда успеет спасти, помочь,
накормить, вытереть сопельки. А если это и не сделает, то зато даст новую жизнь
то ли в виде реинкарнации, то ли в роли ангела, то ли вовсе отправит в
блаженную страну рая. Что они будут царями, а бывшие цари будут им ноги мыть.
Откин, самый быстро схватывающий, нетерпеливо сказал с
загоревшимися глазами:
— Все понятно. Мы должны составить набор правил. Так?
— Так, — ответил Крылов благосклонно. — Но не
тех, за которые по уголовной или гражданской статье, а тех, за нарушение
которых «стыдно». Или «грешно», что один фиг.
— Признаки скифа, — быстро сказал Матросов, —
это прямая спина и гордый взгляд! За счет чего? А потому, что у скифа нет
иррационального чувства вины, что лежит вроде бы изначально на русском народе.
Я не стану разбираться, откуда и когда это чувство возникло, кто его принес и
кто наложил, я просто констатирую факт, что скиф не отвечает за всю ту дурь,
что натворили русские.
— Более того, — добавил Крылов, — все, что
сделали русские достойного, мы объявляем заслугой уцелевших искорок скифскости
в дремучей русской душе… что, по сути, так и есть!.. Все победы — от
наследия скифов, все открытия и все-все, что принято записывать в
достижения, — это проявления скифости… или скифскости?.. нет, лучше
скифости. Меньше букв — запоминается лучше. А на грамматику —
плевать, мы же скифы!.. Таким образом, мы будем чисты, с новой энергией ринемся
на свершения, завоевания, достижения. У русских слишком сильно чувство
грядущего поражения. Дескать, за что ни возьмемся, все через задницу. Особенно
тяжко переживается поражение со строительством коммунизма, а потом неудачи с
возвратом к капитализму…
