— Тор уже там, — сообщил он как-то грустно. —
Изучает меню. Там перемены, перемены…
— Нам нужны не такие перемены, — сказал Крылов
значительно.
— Это не скажешь Тору, — ответил мягко
Гаврилов. — Он теперь не просто любит пожрать и выпить…
— А что еще?
— Обожает пожрать и выпить!.. Во все другие перемены,
кроме перемены блюд, уже не верит.
— Как там с местами?
— Похоже, у нашей кафешки трудные дни. Во всем зале
только одна парочка…
— Да черт с ними, чужими кризисами! Нам же лучше, не
будет тесно.
Короткий коридор вывел мимо туалета в полуподвальный зал. За
дальним столом молодой парень боксеристо-братковского вида и девушка беседовали
серьезно и приглушенно, словно затевали убийство. Парень в ветхой рубашке,
спина протерта до дыр, торчат нити, шорты тоже как будто вытащил из мусорного
ящика. Девушка так и вовсе непривычно опрятная и пристойная. По крайней мере ее
крупная грудь прикрыта. А шортики все-таки шортики, а не постельные трусики.
Крылов остановился на ступеньках, плотоядно потер ладони.
— Не пришлось отстегивать за предварительный заказ!..
Валя, нам пивка. Лучше светлого. Да-да, для начала светлого.
За огромным столом с тремя кружками пива расположился
крупный шкаф с огненно-рыжей головой, широкий в плечах, а волосатые, как у
гориллы, руки лежали на столе, ревниво охватив кольцом кружки с пивом.
Заслышав шаги, повернулся, встал, раскидывая лапы, что в
размахе выглядели еще длиннее и толще. На толстых губах лопались пузырьки
пивной пены.
— Сколько зим! — проревел он так, что зябко
зазвенели стекла.
— Всего одна, — ответил Крылов.
Пришлось дать себя обнять, только дыхание задержал, у Тора
сила медвежья, спросил:
— А где остальные? В конце пути одни герои с
пощербленными мечами?
— И окровавленными, — согласился Тор. —
Сладкой плотью врага.
— Просто опаздывают, — объяснил Гаврилов
серьезно. — Там пара новичков, что не знают дорогу. Договорились
встретиться у вокзала. Ласьков приведет, как гусей.
Тор широким жестом двинул по столу в их сторону две кружки.
Пена еще на три пальца, плотная, тяжелая, сползает по стенкам медленнее, чем
движется ледник. Крылов жадно ухватил сразу два тяжелых запотевших от холода
драгоценных сосуда, вот она, живая вода, припал, как конь после долгой скачки.
Тор поверх голов Крылова и Гаврилова делал Валентине, молоденькой хозяйке кафе,
отчаянные знаки: мол, ты же видишь, эти варвары отобрали, восполни потерю, а то
кончусь…
Гаврилов заказал лимонад, пил интеллигентно, мелкими
глотками. Его лицо оставалось таким же серьезным, а глаза — вопрошающими.
В раскалившейся глотке Крылова шипело, оттуда вырывались
клубы пара, но он заливал и заливал холодное восхитительное пиво, пока кружка
не задралась донышком, а на губы не сползли волны пены.
Кружки они с Тором опустили одновременно, синхронно
повернули головы в сторону кухни, почему так медленно несут, где заказанное
пиво, и тут за спиной раздались быстрые шаги.
Черный Принц шел в их сторону злой, как кобра. Даже галстук
сдвинулся, что для него большее нарушение, чем для некоторых явиться голым в
церковь. Но сейчас галстук сдвинулся, хотя во всем остальном Принц как принц:
единственный из всех корчмовцев является в костюме, носки всегда в цвет галстуку,
всегда только что от парикмахера, холоден и вежлив, настоящий светловолосый и
голубоглазый ариец…
— Ублюдки! — процедил он с ненавистью вместо
«здравствуйте». — В Большом Кремлевском дворце!!! Надо же, а?
В Большом Кремлевском!
Крылов указал на стул рядом, но Черный Принц обошел стол и
сел напротив.
— Да что случилось? — спросил Крылов.
— Сегодня рекламу видел, — бросил Принц с
горечью. — «Девятого и десятого мая в Большом Кремлевском дворце состоится
большое шоу сексменьшинств…» Не запомнил, то ли мазохистов, то ли
эксгибиционистов… Это в День Победы, а? И после этого наши политики, что такое
позволяют, еще хотят, чтобы к Кремлю относились с таким же почтением, как к
Букингемскому дворцу?.. Мать-перемать! Как в этот краткий миг понимаю этих
сволочей, что стонут: «Угораздило же меня с моим умом и талантом родиться в
России»! Хоть и таланта нет, но уже стыдно быть русским. Не хочу быть русским!
— Давай сделаем обрезание, — предложил Крылов.
— И евреем не хочу, — отрезал Принц.
— Я имел в виду ислам…
— И мусульманином. И негром или японцем не хочу. Как и
немцем или всякими прочими шведами. Сам не знаю, кем хочу, но зато точно знаю,
кем не хочу. Русским быть не хочу!!!
Все трое промолчали, уже не зная, что сказать. Это ж надо
так страну довести, чтобы даже Черный Принц, который за русскость готов глотки
рвать, вдруг так заговорил…
Валентина вышла из-за стойки неспешно, милая и чистенькая,
работящая такая неизбалованная провинциалочка.
— Что-то еще заказывать будете?
Глаза Крылова стали маслеными. Потер ладони, сказал
вкрадчиво:
— Валюша, ты нам, пожалуйста, принеси, как было в
прошлую годовщину Корчмы… Ну, таких же крупных раков. Мы тогда раззвонили о
таких раках по всему Интернету. Странно, что здесь нет давки… Правда, Интернет
пока что не у каждого любителя пива. А пиво… с пивом проще. Мне — темное,
а остальным разрешаю заказать самим. К нам еще подойдут, так что тебе сегодня
будет весело.
Она посмотрела с сомнением. Хорошенькая, но одетая скромно,
явно побаивалась тех, кому слишком весело. В кафе-мороженых и прочих
безалкогольных местах официантки все чаще рискуют ходить обнаженными до пояса,
а то и вовсе, вовсе. Но здесь опасное и коварное пиво, иные от него хмелеют
так, что даже в монашеском одеянии не спастись от назойливого внимания.
Через полуподвальное окно хорошо видно залитую солнцем
широкую улицу. По той стороне идет группа молодых парней, ни одной женщины.
Постепенно сдвигаются к бровке, заранее высматривают щель в потоке машин. Во
главе как авианосец двигается Журавлев. Когда он ступил на бордюр, бетонный
блок заметно вмялся в расплавленный асфальт.
Крылов сказал довольно:
— Казацкому роду нет переводу… Кто-то ушел в буддизьм,
кто-то вовсе женился, но вон трое новеньких. Интересно, кто из них Откин.
— Наверное, рыжий, — предположил Тор. — Морда
ехидная. И шустрый больно. Весь как мессаги…
Крылов промолчал, потому что, когда первый раз собирались на
невиртуальную встречу, тоже все поражались несовпадению. Его, к примеру, все
почему-то представляли чернявым остроносым субъектом, злым и раздражительным, с
желтым нервным лицом, ядовитым, суетливым, а встретили накачанного бодрого
толстячка, с румянцем во всю щеку, рыжего, веселого, хохочущего, любителя пива
и женщин: любых, только побольше, побольше. Тор, напротив, настоящий Тор, как
все и представляли: рыжий, огромный и могучий, бог грома и молнии, воинских
забав, старший сын Одина. При взгляде на него, еще не услышав его ника,
невольно ищешь взглядом знаменитый летающий молот, а когда услышишь, что этого
гиганта зовут Тор, снова смотришь, где же все-таки этот чертов молот.
