— Наш крусайдер, — сказал Откин с гордостью, а для
малограмотных перевел: — Крестоносец! Те тоже… гм… от любви к ближнему
сожгли Константинополь.
Аморальник с трудом поднялся. Прохожие от него шарахались,
обходили по широкой дуге. Крылов забеспокоился, всегда неприятно появление
милиции, а тут всех потащат для выяснения, но Аморальник зажал разбитое лицо
ладонями, побрел вдоль улицы.
— Ну и черт с ним, — вздохнул Klm с облегчением.
— Нехорошо, — сказал Раб Божий с укором.
— Что нехорошо?
— Черта упоминать, — пояснил Раб Божий. — Кто
призывает черта, тот к нему приходит…
Яна преспокойно тянула через соломинку коктейль. Губы ее
эротично вытянулись, Крылов задержал дыхание. Она вскинула ресницы, их взгляды
на мгновение встретились. Он видел, как дрогнули губы в понимающей усмешке. Она
угадала его мысли, даже увидела ту скабрезную картинку, что во всей красе
заполыхала в его воображении… и, судя по ее улыбке, она не чувствовала себя
оскорбленной.
Он наконец разблокировал грудные мышцы. Спертый в легких
воздух вырвался с шумом на свободу. Рядом Черный Принц сказал с легкой
усмешечкой:
— Как эти придурки жаждут быть аморальными… среди
моральных людей!
А Откин заговорил весело:
— А что я видел, что видел! Становится на подножку
трамвая один мужичок, пугливо спрашивает у водителя: а у вас в трамвае тихо,
хулиганов нет?.. Нет, отвечает тот, садитесь… А тот снова: а вы проверьте, а то
в прошлый раз я сел, а в вагоне хам буянил, оскорблял, абсолютно аморальный
тип, все люди от него шарахались… Водитель отвечает нетерпеливо: да нет хамов,
садитесь!.. Уже и пассажиры начинают уверять, что в салоне ни одного хама нет,
все вежливые, интеллигентные, мухи не обидят, садись, не задерживай трамвай!..
Ну, наш герой влезает в вагон, оглядывает всех, расправляет грудь и говорит: ну
что, козлы? Раз все вы такие интеллигентные, мухи не обидите, то я вам, козлы
вонючие, щас покажу!
Все посмеивались, кто нервно, оглядываясь, кто ржал во весь
голос, а Тор любовно поглаживал кулак, явно сожалея, что половину кайфа отдал
асфальту.
Раб Божий, побледневший и с вытянувшимся лицом, повторял
страстно:
— Нельзя так!.. Нельзя! На силу — силой, это же
упадок, это назад в пещеры…
— Добро должно быть с кулаками, — сказал Klm
наставительно. — Как вон у Тора-крусайдера. Это говорю как офицер и сын
офицера из офицерской семьи!
Глава 14
Алексей выждал, пока Яна деловито доскребет ложечкой в
вазочке, поднялся:
— Ребята, нам пора. Рад был пообщаться с вами!
Простодушный Тор удивился:
— Ты че так рано? Оставайся. Мы еще не все пиво
выжрали!
Он захохотал, Алексей покачал головой:
— Извините, ребята. Хорошо с вами. Но, увы, увы…
Он с самым сокрушенным видом развел руками. Мол, с ними
отвел душу в интеллектуальной беседе, но вот и работать приходится, никуда не
денешься!
Крылов с трудом растянул губы в улыбке. Да, ты молча
говоришь, что от разговоров перешел к делу. Но еще больнее, что ты сейчас
уходишь с Яной.
Едва, отяжелевшие от пива, расплатились, вышли из-под
тентов, солнце с такой готовностью рухнуло на плечи, что тела прижало
гравитацией к поверхности планеты, словно очутились на Юпитере. Крылов подумал
о давлении света, после пива таком ощутимом.
Асфальт под ногами заметно прогибался. По проезжей части
проползла поливалка. Широкие струи доставали тротуар, молодежь с визгом
подпрыгивала, слышались веселые вопли.
В выбоинах остались крохотнейшие лужи, там колыхались злые
маленькие солнца, нещадно били снизу в глаза яркими лучами. Крылов чувствовал,
что морщится, как китаец при виде европейца. Корчмовцы вышли все как
инкубаторские куры, в одинаковых майках. Прохожие внимания почти не обращают:
каждое общество, кружок, секция, клуб делает свои надписи, это стоит копейки,
ничего удивительного…
Снова двигались то тесной группкой, то и дело соступая с
узкого тротуарчика на проезжую часть, то разбивались по два-три человека, в то
же время не теряя из виду основную массу. Ревматическими переулками выбрались
на широкую артерию Тверской, пошли уже монолитной группой.
Сразу же, едва вышли в этот благословенный Центр, один
благообразный старик с седыми волосами до плеч, такими изображают почему-то
композиторов, всмотрелся внимательно и с удивлением. Тор ощетинился, от
стариков всегда ждешь неприятностей, но тот лишь сказал с недоверием:
— Ого! Наконец-то культура пошла в массы!
После этой загадочной для Тора реплики была вторая. Когда
они проходили мимо гостиницы «Центральная», там же на Тверской очень приличная
старушка, одетая старомодно, ахнула в восторге:
— Господи, наконец-то наша молодежь взялась за ум!
Тор и Откин, подбодренные такими загадочными словами —
уж от стариков поддержки никак не ожидали — все они коммуняки! —
вовсе взыграли, стали смотреть соколами, двинулись по главной улице столицы
неспешно и по-хозяйски.
Гаврилов, самый осторожный из корчмовцев, подошел к Крылову,
сказал с опаской:
— Цель создания Великой Скифии очень заманчива… Но,
боюсь, за нами пойдут только государственники, часть коммунистов да
монархистов… А нам нужна еще морковка, за которой пошли бы и остальные. Простые
обыватели, именуемые в России интеллигенцией. Что для нее важнее всего?
Крылов сказал:
— Наша интеллигенция прежде всего хотела бы остаться
этим классом бездельников, которые на кухне поругивают власть и порядки, но
пальцем не шелохнут, чтобы помочь обществу… э-э… улучшиться. Более того, ей и
не хотелось бы перемен, несмотря на все их крики, ибо тогда ее в самом деле
заставят работать, как она пашет в мыле в любой стране, кроме нашей
матушки-России. Но сила за ней, как ни странно, все еще есть. Чтобы ее
переманить, нужна понятная ей морковка.
— Ну-ну, у тебя слишком длинные вступления!
— Предлагаю объявить ближайшей целью… как при Хрущеве
объявили достижение космоса, объявить достижение человеком бессмертия.
Матросов крякнул. Судя по лицам, остальные тоже ощутили себя
неловко. Тор спросил кисло:
— Ты это всерьез?
— Очень, — ответил Крылов в самом деле очень
серьезно. — На самом деле объявление сверхценности жизни уже пришло в
противоречие с теми огромными суммами, которые уходят на то, что интеллигенции
совсем не нравится. На дурацкие шоу, сигареты, духи или программы по освоению
космоса. Для интеллигента он сам — космос, единый и неповторимый! Его нужно
изучать, лелеять, нянчиться!.. Интеллигент до визга страшится смерти. Сколько
бы он ни говорил о Царствии Небесном, о сверкающей трубе, через которую
пролетит прямо Христу за пазуху, на самом деле ему жаждется оставаться вот
таким, какой он есть, замечательный и уникальный, с его толстым пузом и
прокуренными легкими, желтыми от крепкого чая зубами, гаденькими привычками,
которым он находит гордое оправдание! Словом, ему хочется существовать всегда
на своей кухне, где он может всласть перемывать всем кости, но самому ни за что
на себя не брать ответственность. Вот я и предлагаю для привлечения этих
многочисленных придурков, по нелепости зачисленных в совесть нации, объявить
жизнь человека во главе национальной программы. Сперва — лечение всех
известных и неизвестных недугов, плюс — продление жизни, насколько это
возможно при нынешнем состоянии науки, затем — разработка методов
продления жизни за счет искусственных органов… неважно, механических или взятых
от обезьян, а в конце — достижение индивидуального бессмертия. Наша
интеллигенция не такая бесшабашная, как остальной русский народ, которому жизнь
не дорога! Интели сразу смекнут, кого поддерживать выгодно. Тут же переметнутся
на нашу сторону и сами начнут находить новые доводы ускоренной скифизации
страны и общества.
