Правда, здесь нет пустыни, куда бы увести возрождающийся
народ, который пока язык не поворачивается называть скифами. Здесь всюду СМИ,
Интернет, навязчивое мнение обывателя, который знает, как жить правильно. А
правильно — это «как все люди»… Да и они сами, корчмовцы, все еще
рассматривают это как веселую хохму, как интеллектуальное хулиганство, но
холодная волна страха накатывается все чаще потому, что ведь они все в России,
которая ни в чем не знает удержу! Которая уже строила коммунизм… естественно,
для счастья всего человечества.
Они в России, где все возможно.
А это и ура, и увы.
Дед притащился на кухню, с кряхтением вломился в кресло,
такое же древнее, как он сам. Пошарил, не глядя, по столику. Но газет там не
оказалось, забыл в комнате.
— Тебе звонил Феликс, — сообщил он.
— Что-то велел передать?
— Да нет… сообщил просто, что нашлись ребята, игрушку
делают про Скифа. Вначале — мелкий и слабый, затем добивается власти в
своем племени, расширяется, укрепляется, заодно отбиваясь от соседей, братьев,
старейшин, шаманов, волхвов, затем начинает постепенный квест в дальние страны,
завоевание мира… Что-то связано с вашим бредом?
Крылов поморщился:
— Дед, это просто игра. Ролевуха. Есть толкиенутые,
есть булгакнутые, ну а мы — скифы…
Дед покачал головой:
— Да? Теперь не поймешь, где игра, где не игра. Или
проще: весь мир — игра, а люди в нем — актеры. Эх, Костя… А вы могли
бы в самом деле тряхнуть мир! Он и вправду загнил, загнил… Но на перегное
вырастают сильные и дикие цветы. Это ж мы, мое поколение, сломали последний
барьер морали и нравственности: сексуальная революция, свобода половых
выражений, бисексуализм, легализация гомосеков, лесбиянок, скотоложников… А что
осталось вам? Развивать наш успех еще дальше? Но дальше падать уже некуда! Уже
и так в дерьме по самые уши, уже глотаете это самое!.. И выход только один:
качнуть маятник в другую сторону.
Крылов готовил кофе, краем уха прислушивался к попискиванию
модема в комнате:
— В сторону пуританства, что ли?
— В сторону строгости, — сказал дед
неспешно, — подавления своих животных инстинктов, возрождения уже забытых
понятий чести, доблести, верности. Это нормальная потребность общества! Как у
организма, обожравшегося сладким, возникает потребность в соленом огурчике,
селедке или хотя бы ломтике черного хлеба с солью… Общество, переевшее, скажем,
свободы, легко может пропустить к управлению диктатора, а переевшее
свобод — легко может качнуться к строгости ваххабитов, фундаменталистов…
Крылов дал пенке подняться к краю, загасил огонь. Коричневая
шапка начала медленно опускаться.
— Дед, а что, по-твоему, может в самом деле произойти в
нашем обществе?
Дед сам положил в свою чашку сахара, внук всегда зажимает,
якобы бережет сердце деда, до этого держал в ладонях, чтобы внук тайком не
отсыпал.
— Да все, — ответил он, не задумываясь. —
Все! Это если благополучную Германию взять, то там ни религию не сменить, ни
форму правления, ни… ни вообще! А у нас обанкротилось все, на что ни посмотри.
Хоть православие, хоть власть, хоть русская идея, хоть что хошь. У нас все
может, Костик! Все может случиться.
Крылов помешал в джезве, чтобы гуща осела, выждал, начал
осторожно разливать по чашкам. По кухне потек густой сильный запах.
— И что может произойти? — спросил он, почти не
слыша себя. Коричневая струйка завораживала. — Смена власти?
Дед поставил чашку, придирчиво следил, чтобы внук заполнил
ее по самую полоску.
— Кого удивишь сменой власти? — сказал он
пренебрежительно. — Это можно в любой стране. Но только в России можно
что-нибудь… Ну, скажем, провозгласить своей целью восстановить попранную
справедливость… или же в самом деле воссоздать некогда разрушенное могучее
скифское государство.
Костя поперхнулся, горячий кофе попал не в то горло, он сам
себя старательно постучал по спине.
— Дед, — сказал он предостерегающе. — Ты без
меня лазил на сайт? То-то у меня за неделю месячная норма набежала!.. Дед, не
бери в голову. Это у нас игра ума, не больше.
Дед буркнул:
— Жаль. Сейчас время такое, можно осуществить все, что
в голову взбредет. Надо только десяток-другой энергичных мерзавцев. Остальные
ведь — стадо. При царе были православным стадом, при Советской
власти — молчаливым, сейчас — крикливое, но все равно стадо. Сильных
можно увлечь идеей, а остальные будут строить покорно… да-да, могучее скифское
государство! С его высокими моральными устоями, воинским духом… э-э… устоями
морали. Это уже говорил? Неважно. У нас это возможно. Почему евреям можно было
воссоздать свой Израиль через две тысячи лет после его уничтожения?.. Они
тысячи лет скитались по миру, но наконец собрались и восстановили его на
прежнем месте, хотя были планы воссоздать то в Аргентине, то в Анголе, то в
Крыму…. А вам еще проще, территорию искать не надо!
— Почему?
— Отбирать ни у кого не надо, — объяснил дед
сварливо. — Ведь здесь Россия! А русские сейчас без драки отдадут и себя,
и землю родную, и все-все… Повопят немного, но отдадут.
До обеда он пахал за компом, выхлопные газы взлетающей
ракеты никак не хотели ложиться в красивую формулу. Именно в красивую, за годы
работы он уже усвоил, что правильное решение бывает только красивое.
Сели с дедом обедать, обнаружил, что кончился хлеб, а дед,
как все старое поколение, без толстого ломтя хлеба не мыслил ни завтрака, ни
обеда, ни ужина.
Чертыхнувшись, сорвался с места, пулей вылетел на лестничную
площадку, зажал нос, огромным прыжком одолел расстояние до лифта. Кабинка стоит
на седьмом, видно, не занята.
Дождался, вломился, поспешно ткнул пальцем в кнопку с
номером 1. Как всякий горожанин, не понимал, как можно без острой необходимости
ходить по лестнице, когда есть это уже не чудо техники, а обязательное средство
передвижения.
Когда выскочил из подъезда, даже замедлил шаг, восхищенный и
потрясенный. С востока подобно локомотиву двигалась туча. Огромная, как
Уральский хребет, иссиня-черная, со зловеще задранным краем, она подминала
небосвод непомерной тяжестью. Воздух спрессовался, звуки стали отчетливее, люди
двигались медленно, увязая как в жидкой клейкой массе.
Солнце светило ярко, оранжевое, жгучее, но туча
приближалась, и, хотя еще не коснулась солнца, на землю обрушилась странная
призрачная тень, мир слегка померк, как при частичном солнечном затмении.
— Ни фига себе, — сказал Крылов вслух. —
Хорошо, что мы не скифы… Тем бы в своей голой степи деться некуда!
Ему почудилось, что у него что-то со зрением, мир потерял
краски. Торопясь, он понесся вдоль улицы, булочная через два дома, длинных, как
танкеры последнего поколения.
