Крылов кивнул в сторону Янковского. Тот, веселый и
беспечный, разговаривал с Тором. Перед ними стояли пустые кружки с пивом,
официант все подносил новые. Руки у обоих не дрожали.
— А эти?
— Этим убивать приходилось, — ответил Откин так же
хмуро. — Кстати, вот тебе и ответ. Каждый должен заниматься своим делом. У
нас рука не дрогнет отправить миллион полных идиотов в небытие росчерком пера,
а у этих ребят не дрогнут руки даже поразбивать им головы. Хотя, конечно, это
варварство, как и всякие там газовые камеры, достаточно укола из медицинского
шприца. Но это ответ на извечный визг свиней, называющих себя русской
интеллигенцией. Ну, ты помнишь эти вопли: а кто решать будет, а кто решится
взять на себя ответственность, а кто станет проводить такие чистки? Вовсе не
требуется, чтобы профессоры и идеологи сами брали в руки окровавленные топоры.
Для этого есть другие люди. От нас… от тебя требуется, чтобы твоя рука не
дрожала, когда будешь подписывать… что-то резкое. А проводить в жизнь… Ты же не
берешься чинить сломанный кран в ванной, сантехника зовешь?
Следующие дня три прошли тревожно. Убийство нашумело. О нем
писали в газетах, прошел материал по телевидению. Отец Вадика поднял всю свою
шушеру, адвокаты и правозащитники подняли крик.
В тот же день в офис заявилась милиция. Крылов выслушал
немолодого лейтенанта сочувствующе. Согласился, что в кафе в самом деле могли
побуянить ребята из движения скифов. Только в Москве их кружки… да-да, это не
какие-нибудь боевые организации, а именно кружки, наподобие кружков по резьбе
по дереву или вязанию крючком… так вот эти кружки уже есть почти во всех
префектурах. И в Подмосковье их множество. Даже по России их насчитываются
сотни, хотите посмотреть на списки?
Лейтенант качал головой, морщился:
— Меня не интересуют ваши уставы и программы. Меня
интересует лишь, что вы сами знаете про этот случай. Где были вы лично. Где
находились ваши ближайшие сотрудники.
Крылов улыбнулся, сделал паузу, посмотрел в глаза лейтенанту.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Наконец Крылов улыбнулся.
— Если вам понадобится, — ответил он
медленно, — то я распишу на листке все подробно. Но пока что могу сказать
с абсолютной уверенностью, что у каждого нашего сотрудника… имеется алиби. Тоже
абсолютное, которое могут подтвердить множество людей.
Лейтенант захлопнул блокнот. Крылов видел, как на лице этого
немолодого и разочарованного жизнью человека борются противоречивые чувства.
— Это хорошо, — сказал он. Крылов не понял, что же
именно хорошо: то ли жестокая расправа, то ли абсолютное алиби, лейтенант,
похоже, тоже сообразил расплывчатость своих слов, добавил: — Хорошо, что
алиби… Сами понимаете, родители у этого… люди с весом. На них сейчас лучшие
адвокаты Москвы работают.
— Да, — согласился Крылов, — закон, к
сожалению, чаще всего не на стороне справедливости.
Лейтенант козырнул, но у самой двери хмыкнул, повернулся. В
глазах было странное веселье.
— А знаете, — сказал он, — этот Вадик
оказался крепким скотом… Дожил до клиники! Уже на операционном столе помер.
Странно, а ведь мог бы даже выжить.
Крылов сказал невинно:
— Скифы, как вы понимаете, могут быть везде. Как среди
врачей… так и среди правоохранительных органов.
Лейтенант даже вздрогнул. Похоже, ему такая мысль не приходила
в голову. Встретился взглядом с Крыловым, несколько мгновений смотрели друг
другу в глаза. Затем козырнул, открыл дверь и вышел.
Выждав, Крылов подошел к окну. Лейтенант как раз подходил к
милицейскому «газику». Почудилось или в самом деле этот хмурый и разочарованный
человек перестал горбиться? И даже сведенные плечи вроде бы раздвинул…
Глава 18
Итак, милиция доказать ничего не смогла. Крылов помалкивал,
не говорил даже корчмо… тьфу, скифам, но у самого крепла уверенность, что
милиция не слишком-то и старалась.
Но сам случай получил огласку. И тем, что дерзко был
совершен в самом центре столицы, и что пострадали сынки высокопоставленных
чиновников, и что сама казнь была… такой экзотичной. Почти ритуальной.
Газетчики и телевидение сбивались с ног, расследование провели куда
профессиональнее и глубже, чем все правоохранительные органы, вместе взятые.
По Центральному телевидению прошла хорошо сделанная
программа, где изо всех сил раздували жалость к несчастному, давили на
гуманизм, на сострадание, на общечеловеческие ценности. Даже к чему-то приплели
Давосские соглашения, но народ то ли объелся «гуманизьмом», то ли в крови
начала просыпаться скифскость, но лишь возопил, что всем им, гадам, рвать и все
остальное надо! Как тем, кто насильничает, так и тем гадам, кто гадов защищает.
А возле Останкинской башни какой-то комитет женщин
организовал митинг в защиту прав убивать этих гадов. Конечно, митингом его
можно было назвать с большой натяжкой: два десятка горластых баб поорали,
одному милиционеру стукнули по башке транспарантом, на что тот даже поленился
тащить в ментовку, зато корреспонденты охотно засняли стычку со всех сторон,
после чего она попала даже в международные новости.
Честно, Крылов все не мог прийти в себя, что в сейфе,
вмонтированном в стену офиса, все еще почти пятьсот тысяч долларов. Каждый из
скифов, за редким исключением, получал не больше пяти тысяч в год, а здесь
такая сумма, что вообще в голове не укладывается.
Он помалкивал про истинные размеры суммы, но скифы, что-то
смекнув, начали предлагать самые разные варианты, как истратить деньги
неведомых благодетелей. Особенно старался Гаврилов, он предложил создать фонд
по поддержке многодетных матерей.
— Предупреждаю сразу, — возвысил он голос,
предвосхищая возражения, — речь идет пока только о русских. Это не
дискриминация остальных, а просто обычное житейское: где рвется, там и латают.
Здесь брешь, тут и будем заделывать. А рождаемость минусовая только у русских.
С чеченцами все нормально. Даже больше, чем нормально… Чересчур, я бы сказал,
нормально. Так что пособие будет выдаваться только русским женщинам.
Откин вставил ехидно:
— А если она замужем за чеченом?
Гаврилов подумал, рассердился:
— Еще раз под руку гавкнешь, прибью!.. Будем выдавать
тем, у кого оба родителя русские.
— А если мать-одиночка?
Гаврилов сказал с подозрением в голосе:
— Если мать… ты, мать твою, перестанешь?.. Если мать
русская и дети вроде бы русские, то будем. Если нет, пошли на фиг. Но это еще
не все! Обязательное условие: дети должны быть здоровыми, хорошо учиться,
нормально себя вести…
Откин скривился:
— Фу…
— Не фукай. Не фига подкармливать дебилов да уродов.
Только той матери, что родила и воспитывает не меньше троих здоровых
полноценных детей. Пусть она даже мать-одиночка. Это не помеха… Более того,
можно сделать еще круче! Женщины, которые рожают здоровых детей, будут
считаться невестами… нет, уже женами самого Табитса! Табитс у нас самец или
как? Что решили?
